Александра Флид - Прошито насквозь. Прага и Будапешт. 1970

Простая еда казалась замечательной, слабые нотки легкого парфюма будили эмоции и фантазии, а кусочек туалетного мыла заполнял воображение образами и идеями. Запах нагретого масла, соприкоснувшегося с луком и жидким тестом, оказался очень приятным. Полнота сменила пустоту, и Адам понимал, что не хочет терять это чувство.

Они сидели на балконе, держали тарелки в руках, – стола здесь не было – а чашки с чаем покоились на том же узком подоконнике. Внизу оживал город, робкие сигналы автомобилей временами нарушали тишину. В доме напротив в редких окнах зашевелились занавески. Пижамные штаны болтались над щиколотками, а рукава рубашки пришлось закатать, чтобы они не казались отчаянно короткими. Они пользовались одной салфеткой на двоих – она лежала между их чашками.

Синеватый номер – расплывшиеся цифры – замер на его предплечье. Ева будто его и не замечала. Обычно ему приходилось прятать эту позорную татуировку под одеждой, и он поддерживал связь только с ограниченным кругом женщин только потому, что не хотел каждый раз объяснять и выслушивать одни и те же слова сочувствия. Временами он забывал о номере, да и не все окружающие, как оказалось, знали происхождение этих цифр. Но бывали дни, когда в транспорте или в магазине он натыкался на застывший взгляд – на его пути встречались достаточно просвещенные люди, которые помнили и знали больше, чем хотелось бы.

С Евой он не ощущал стыда – она сама рассказала ему о том, что с ней случилось, а номер открывал возможность ответить тем же, не растрачивая время на слова.

– Я приду к тебе вечером, – опустив тарелку прямо на пол возле ножек своего стула, сказала она. – Зайду в двенадцать часов. В это время город еще не спит, можно пройтись по улицам, если ты захочешь. Что сидеть на одном месте? Если ты будешь со мной, то мы уж точно не заблудимся. Я ведь не покидала Жижков с тех пор как приехала сюда и нашла квартиру. А говорят, что в Праге есть много мест, на которые стоит взглянуть.

– Не знаю, я их не видел.

– А сколько лет ты здесь живешь?

Он улыбнулся и опустил голову.

– Двадцать. И почти все это время работаю поваром.

– В этом ресторане?

– Этому ресторану всего пятнадцать лет.

– Вот как? А где еще ты работал?

Адам поднялся и отодвинул стул к стене.

– Скажу тебе, когда придешь ко мне. Буду очень ждать.

Она пришла, как и обещала – к двенадцати. Без страха миновала двери, прошла через зал и поздоровалась с проходившим мимо официантом, катившим впереди тележку с пустыми тарелками. С ним же она прошла до кухни и остановилась у порога, не зная, где ей лучше всего встать, чтобы не мешать.

К этому времени новые заказы уже почти не поступали – все стали собираться, снимать фартуки, договариваться об обратном пути. Многие ездили по двое или трое – делили сумму оплаты за такси и экономили лишние гроши. Никто не удивился ее появлению, хотя она явно выделялась здесь своей одеждой – серый плащ и выглядывавший подол бордового платья контрастировали с их по-медицински белыми халатами и привлекали внимание. Один из поваров – тот, что отвечал за тесто для кнедликов – предложил ей табурет и безопасное место вдали от разделочных столов и плит. Она поблагодарила его и стала ждать, закинув ногу на ногу и словно провоцируя Адама видом своих ног в черных лодочках и прозрачных колготках.

Адам остался и проводил уборщика. Все это время он наблюдал за ней, стараясь понять, как она чувствует себя в окружении незнакомых людей, каждый из которых явно страдал от любопытства.

Когда дверь за последним человеком закрылась, и они остались одни, она поднялась со стула и подошла к нему. Расстояние между ними сократилось до одной пяди, и аромат вчерашних духов пересилил все запахи, все еще наполнявшие кухню до самого потолка.

– Покажешь мне кухню? Где ты готовишь, что вообще делаешь – мне все интересно. Где проводишь больше всего времени?

Ее бесстрашие и непредсказуемость могли бы напугать его, если бы он чего-нибудь от нее ожидал. Но Адам относился к ней иначе, чем к другим – он не пытался просчитать ее поступки или понять мотивы. Он просто принимал ее и старался почувствовать все, что она открывала ему.

– Ты в красивом платье, которое я еще ни разу не видел.

Она потуже стянула узел пояса и усмехнулась:

– Успеешь еще. Я наряжалась для зеркала, так что задачи этого платья уже выполнены.

Невинная ложь сообщила ему то, что она хотела скрыть. Для себя она наряжалась в серые или незаметные платья. Сегодня она выбрала наряд для него, зная заранее, что он все заметит и оценит. И туфли – те самые, что привлекли его внимание в первый раз. И те духи, что волновали его прошлым вечером. Это было слишком очевидно, чтобы не заметить.

Может быть, она просто позволила ему осознать эту ложь, чтобы донести какую-то мысль?

Он отвел ее к маленькой плите, стоявшей в самом углу – над ней уже не было вытяжки, поскольку ею почти не пользовались.

– Это мое первое рабочее место на этой кухне. Я начал работать здесь, когда у зала был другой владелец – тогда ресторана еще не существовало. Мне доверяли фритюрницу и прочие несложные дела – только нужно было оставаться внимательным.

– Было тяжело? Весь день на ногах – даже не присесть.

– Больше всего изводил постоянный жар и запах масла, который пропитывал одежду насквозь. Я привык и к худшему, но решил не падать до прежнего уровня, а потому каждую ночь выстирывал форму – у меня не было смены. Сам тоже отмывался грубой мочалкой.

– Ненавидел все жареное?

– В первые месяцы да. Потом привык и перестал многое замечать. Мне было достаточно того, что здесь хорошо платили и не обижали.

– А что потом?

– Потом перешел в другой конец кухни – к тем столам. – Он взял ее за запястье и подвел к нужному месту. – Столы здесь были меньше, но выше. И как мы на них работали? До сих пор ума не приложу. Но я не жаловался – был рад получить повышение.

Рассказывая ей о своих путешествиях в пределах одной кухни, Адам вдруг понял, как много всего изменилось за это время. Менялось оборудование, менялись предметы мебели, инструменты. Уходили старые мастера, научившие его многому и относившиеся к нему как к младшему. На их место приходили новые – те, для кого он был едва ли не наставником. Ева все внимательно слушала и по временам улыбалась, когда находила в его рассказе что-то милое или забавное. Заодно он рассказывал ей какие-то детали своей биографии – мелочи, о которых давно следовало забыть. Они казались настолько незначительными и глупыми, что порой самому становилось неудобно, но Ева говорила, что именно они и способны о многом поведать. О том, о чем не говорят с малознакомыми людьми. Настоящую правду.