Хуан Бонилья - Нубийский принц

Постепенно мы с Роберто сблизились и сделались почти приятелями. Аргентинец страдал от непомерного честолюбия. Он считал себя полным неудачником, поскольку работал на Клуб целых пять лет, но так и не стал руководителем отделения. Разумеется, у меня была целая куча вопросов, но Гальярдо не спешил пускать меня в собственное прошлое и тщательно дозировал информацию, сообщая лишь самые общие сведения, о которых я и сам догадывался: центральный офис Клуба располагался в Париже, а главное испанское представительство в — Барселоне, моделям приходилось ездить к богатым клиентам по всему свету, Клуб работал и как агентство, предоставляя своих сотрудников для съемок в порнофильмах и в качестве домашних любимцев для одиноких миллионеров; лучшими охотничьими угодьями, в которые мечтал попасть любой, были Таиланд и острова Карибского бассейна, однако молодые охотники с авантюрной жилкой предпочитали более сложные направления, вроде стран, в которых только что разразились гражданская война или финансовый кризис; обычно посланцы Клуба появлялись в местах бедствий сразу после репортеров. Гальярдо отказывался говорить, сколько жизней спас, случались ли у него романы с моделями и как он оказался в трущобах Ла-Паса — по собственной инициативе или по приказу начальства. Избегал аргентинец и разговоров о деньгах, он упомянул лишь, что зарабатывает вполне прилично. Клиентов Роберто тоже обходил молчанием, конечно, среди них попадались влиятельные люди, но их имен он не знал и знать не хотел, а если узнал бы случайно, то постарался бы поскорее забыть. Гальярдо любил повторять: если имеешь дело с клубом “Олимп”, главное поменьше говорить и ничего не слушать, а только искать, выслеживать, настигать и хватать. Своим главным успехом он считал не добычу, а охотника. Как-то раз Роберто повстречал удивительную женщину. Теперь она заведовала барселонской штаб-квартирой, и от нее зависело, примут ли меня на работу в Клуб.

Я собирался провести в Боливии полгода, но едва выдержал два месяца. Чаще всего в волонтеры идут, чтобы поездить по свету. Высокие помыслы о спасении мира и пользе для человечества тоже имеют место, но, если бы не возможность изучать географию на практике, большинство студентов сидело бы дома и никогда не оказалось в трущобах, где мальчишкам приходится отвоевывать у крыс свободное пространство, чтобы сыграть в футбол тряпичным мячом. Миссию нашей группы можно было назвать развлекательно-просветительской: мы не только показывали местным ребятишкам представления, но и пытались понемногу учить их грамоте. Мы таскали с собой здоровенные альбомы с репродукциями, совсем как учительские бригады в годы Республики, чтобы врачевать души своих подопечных при помощи Ван Гога и Босха. Мои товарищи, в отличие от меня, отказывались видеть, сколь смехотворны наши усилия. Они никак не желали прозревать. “Ты-то что здесь забыл?” — спрашивали меня. Я пожимал плечами, не желая тратить силы на бурные дискуссии. Через два месяца я решил, что с меня хватит, вернул одолженные у Вирхинии пятьдесят долларов и сел в самолет. Домой я вернулся похудевшим на несколько килограммов и с атрофировавшимся от долгого пребывания на свалке обонянием. Гальярдо уехал за неделю до меня. Он все же разыскал свою маленькую прелестницу. Перед отлетом мы ужинали втроем. Малышка была головокружительно хороша: черные глазищи, сочный рот, который так и звал поцеловать взасос, гибкое юное тело, обещавшее стать весьма аппетитным и женственным.

— Сегодня ты можешь снять ее за пару монет, приятель, но через неделю час с этой крошкой потянет на две штуки баксов. Вот что я называю спасением жизней.

Теперь вы понимаете, отчего я называю охотников спасателями. На этот раз мне предстоит позаботиться о Надим, которая приплыла в Тарифу из Мавритании и теперь не знает, что делать дальше, можно ли мне доверять и правильно ли она поступила, бросив родных, попавших в лапы к жандармам. Чтобы хоть немного согреться, она обхватила пальцами теплые бока кофейной кружки. Надим понимает по-английски, так что на этот раз мы обойдемся без переводчика. Я улыбаюсь, но девушка глядит на меня с недоверием. Я расспрашиваю Надим о планах на будущее, о том, есть ли у нее родственники в Испании, и о прочей ерунде, лишь бы хоть немного ее разговорить. Этот аспект моей работы нравится мне меньше всего. Выслеживать добычу весело, кровь бурлит, сердце бьется в радостном предвкушении. Но, достигнув своей цели, я начинаю терять интерес к охоте, жалеть, что нельзя оставить трофей себе, или переживать, что мы не сумеем найти общий язык. Иногда добычу приходится завлекать обманом. Напуганной молодой румынке, матери прелестного худенького мальчугана, я внушил, что ее сын будет играть в юношеской футбольной команде Барселоны. Решающую роль, как всегда, сыграла пачка евро, но на прощание женщина сказала: “Что ж, даже если с футболом не получится, он всегда сможет устроиться где-нибудь швейцаром”. Ей пришлось дополнить мою ложь собственными фантазиями, чтобы хоть отчасти оправдать свой поступок.

Я осторожно взял Надим за руку. Она не сопротивлялась. Глядя ей прямо в глаза, я произнес: “Я хочу тебе помочь. Принимать помощь или нет, решай сама. Если согласишься, я заберу тебя отсюда и раздобуду документы, чтобы тебя не выслали; если нет, я верну тебя жандармам, и тебе придется все начинать заново”.

Мою речь бесцеремонно прервал звонок мобильного. На экранчике появилась надпись “она”. Это была моя начальница Кармен Тевенет, она же Докторша, она же Большой Босс, она же Женщина, Которая Никогда Не Спит.

— Жду тебя в девять в Мадриде, в отеле “Рейна Мерседес”, — отчеканила Кармен.

— Добрый вечер, — ответил я.

— Давай бросай все, чем ты там занимаешься, ноги в руки — и ко мне. Красный уровень тревоги, особо ответственное задание.

— Но я как раз обнаружил трофей.

— Забудь. Очередная утопленница, надо полагать? Ты начинаешь меня утомлять. Слишком много споришь. Мне некогда с тобой возиться. Надеюсь, твой трофей тянет на девять баллов. Все, что ниже девятки, нам не годится.

Я бросил взгляд на девушку. Надим внимательно рассматривала содержимое своей чашки. Строго говоря, это была не десятка и даже не девятка. Надим выделялась красотой среди своих товарищей по несчастью, но премии за такой трофей ждать не приходилось. В какой-то момент мне даже показалось, что она лучший из обнаруженных мной экземпляров. Теперь наваждение рассеялось. Я попытался представить Надим в роли новой звезды Клуба, но она куда больше напоминала одну из шлюх, утюживших севильскую Аламеда-де-лос-Эркулес или мадридскую Кастельяну. Если я приволоку к Докторше такое сокровище, она наверняка устроит мне взбучку, объявит, что я потерял нюх, и в довершение всего выдаст один из своих фирменных афоризмов, например: “Лучший охотник не тот, кто приносит много добычи, а тот, кто способен разглядеть в грязи алмаз” или: “Я предпочитаю один бриллиант чистой воды тысяче золотых крупинок”. Впрочем, наши специалисты умели превращать вульгарные булыжники в неплохие искусственные бриллианты, а Надим вовсе не была вульгарной: высокая, с капельку угловатым лицом, большими глазами и глубоким, нежным взглядом. Слишком нежным для модели клуба “Олимп”. На мой вкус, девчонка была слишком худой, а ее грудь нуждалась в небольшой пластике, но это дело наживное. Я решил рискнуть: