Следуя правилам (ЛП) - Болури Джоанна

— Но я ведь сто миллионов раз видела, как писаешь ты. И он закрывает дверь, только я все равно вхожу.

Это точно. С 2007 года у меня нет такой роскоши, как остаться наедине даже в туалете. Или в душе. Именно в эти моменты Грейс решает сообщить мне что-то архиважное, например, что не может найти игрушку или именно в этот момент ей необходимо показать мне движения из танца. Я в тайне радовалась, что и Питер тоже лишен одиночества в эти минуты. Пусть почувствует, что значит «ни минуты для себя».

— Хорошо, пока я одеваюсь, почему бы тебе не посмотреть мультфильмы, а потом мы пойдем на рынок. Грейс, что смешного?

— У тебя просто огромные титьки. У меня тоже такие будут, когда я вырасту?

— Ну, у тебя будут свои титьки и совсем необязательно такие же. Они не передаются по наследству. Теперь иди и поиграй десять минут.

К счастью, она не спросила, что такое наследство, и убежала в гостиную. Я услышала громкие звуки из «Школы Монстров Хай» и продолжила поиски второго носка в огромной куче неглаженного белья, которая потихоньку росла в углу моей комнаты, ругая себя за бесхозяйственность. Когда мне было двадцать, я свято верила, что к тридцати годам у меня обязательно будет зарплата, которая позволит мне нанять уборщицу. Сейчас же я ждала, когда еще немного Грейс подрастет, чтобы научить ее пылесосить.

Наконец, мы с Грейс вышли из дома и отправились на ярмарку, проходившую каждую последнюю субботу месяца, благодаря которому я воспылала любовью к дрожжевому хлебу. До рождения Грейс, в субботние утренние часы я отсыпалась после пятничных вечеринок. Теперь же по субботам я покупаю домашние джемы и овощи, в то время как мои бездетные подруги наслаждаются утренним сексом и похмельем. Могу поклясться, в эту минуту Керри даже не подозревает, который час.

Мы перешли улицу и направились вдоль парка, где уже вовсю играли в теннис, выгуливали собак и занимались бегом.

Это утро шло спокойнее, чем остальные, так что я не торопясь попробовала сыр и чатни у женщины в платке, пока Грейс прыгала с ноги на ногу, возбужденно решая, какое пирожное выбрать сегодня. Несмотря на то, что порой моя жизнь казалась слишком обыденной, мне достаточно было взглянуть на Грейс, чтобы понять — у меня есть все самое важное в этой жизни: мой удивительный ребенок и полка со свежеиспеченным хлебом.

— Эти фрукты выглядят очень аппетитно, правда, Грейс? Не хочешь попробовать эти груши? Ты же их любишь!

— Я их люблю, мама. Но ТОЛЬКО СУМАСШЕДШИЕ ПОКУПАЮТ ГРУШИ НА СВОИ КАРМАННЫЕ ДЕНЬГИ! Я хочу что-нибудь вкусненькое.

— Фрукты — это тоже вкусненькое, — ответила я, уже зная заранее, что этот бой проигран. Грейс с жалостью посмотрела на меня и продолжила прыгать. Она, конечно, права. Какой же придурок станет покупать фрукты на сбереженные деньги? Тем более в выходной… Когда это я успела превратиться в безрадостную зануду?

Наконец, она выбрала пирожки с джемом, чтобы взять их с собой к отцу, когда увидела свою подругу Кэрон на детской площадке и помчалась к качелям. Я быстро зашагала позади нее, одним глазом наблюдая за ней, а другим сканируя детскую площадку на предмет похитителей детей.

В парке гуляли уже довольно много людей, и я присела на скамейку, наблюдая за играющими Грейс и Кэрон. Она помахала мне с вершины горки, и я помахала ей в ответ, отчаянно борясь с желанием не превратиться в мать-наседку, квохчущую над собственным ребенком каждый раз, едва увидев, что ребенок забрался на что-то повыше, чем тротуар. Я осмотрелась по сторонам, чтобы отвлечься.

На площадке сегодня прогуливались трое папаш, и я их быстренько заценила по степени привлекательности. Парень, который пытался залезть на качели вместе со своей дочкой был сразу же исключен из списка из-за своих бирюзовых скинни джинс, которые были настолько тесны, что он едва мог поднять ногу, чтобы забраться на качели. У второго папы было самое привлекательное лицо из троих, но и он не оказался в числе моих фаворитов. Он был слишком опрятным и чистым, таким же был и его сынок. Очевидно, их двоих собирала на прогулку жена, которая, скорее всего, осталась дома делать генеральную уборку с хлоркой в руках и успокоительными во рту. Так что сегодня приз достается папаше под номером три — высокому мужчине с короткой щетиной в клетчатой рубашке, которая гораздо лучше смотрелась бы на мне. Хотя на ногах его маленькой дочки была странная обувь, наводившая на мысль, что он или слишком устал, или идиот.

Двадцать минут спустя розовощекая Грейс плюхнулась рядом со мной на скамейку и вытерла нос рукавом.

— Ну что, пойдем? — шмыгнула она носом.

— Тебе нужна салфетка? — спросила я, шаря в поисках салфеток в сумке.

— Нет, мне и так нормально. — Сопля на ее рукаве заставила меня подавить тошноту.

— В следующий раз бери салфетки, пожалуйста, — сказала я, собирая наши пакеты. — Так поступать некультурно.

Она усмехнулась.

— Это была чрезвычайная ситуация. Сопля текла по лицу. Лиам Керк из школы все время в соплях, и это противно. Еще он назвал нашу учительницу словом на букву Б.

— Какая прелесть! Держись от него подальше!

— Я не играю с ним. Он дружит с Джозефом МакКензи. Тот самый Джозеф, который принес в кармане в школу мертвую пчелу.

Мы направились обратно домой, и Грейс взяла меня за руку, когда мы переходили дорогу. Помимо наших обнимашек, я обожаю держать ее за руку. Пока ее рука находится в моей, я уверена, что с ней ничего не случится. И мне грустно, ведь когда-нибудь придет тот день, когда ей больше не захочется держать меня за руку прилюдно. Иногда мне хочется, чтобы она подольше оставалась маленькой.

В два часа мы подъехали к дому Питера, вернее к нашему старому дому, в котором Питер теперь живет с Эммой, ее огромной коллекцией черной подводки для глаз и сапогами для байкеров. Их глаза-пуговки встретились на вокзале «Эдинбург Вейверли» в Глазго на семичасовом поезде, и вот, три месяца спустя, она переехала к нему. До сих пор меня шокирует, что она — его тип. Хотя может быть, она и раньше была его типом, а не я. Позвонив в дверь, я поцеловала Грейс на прощанье и хотела сразу же ускользнуть, но тут дверь открылась.

— До завтра, дорогая. Хорошего дня!

— Пока, мама. Привет, папа. А у меня есть пирожки! — защебетала она и побежала по коридору, который был перекрашен в коричневый оттенок, вместо прекрасного цвета слоновой кости, каким был прежде. Но поскольку я здесь больше не жила, они могли делать все, что им вздумается, хоть весь дом перекрасить в цвет собачьих какашек.

Я быстро взглянула на Питера и притворилась, что не заметила новый цвет коридора и его козлиную бородку. Действительно, сейчас он стал походить на козла с жиденькой бороденкой, совсем как персонаж из фильма «Лев, колдунья и платяной шкаф». Как там его имя?

— Не позволяй Грейс съесть все пирожки разом! — Я засмеялась, еще раз взглянув на его жиденькую бороденку. Ой, ну как же зовут героя из того фильма?..

— Хорошо, — ответил он, — но не могу обещать этого про себя. Как дела?

У меня моментально возникает куча подозрений, если Питер начинает наш разговор не со слов, что они обеспокоены…

— Все в порядке. Ну, пока. Хорошего вечера!

Вспомнила! Тумнус! Мистер Тумнус!

— Мы с Грейс позже собираемся в кино.

— Отлично, — произнес мой рот, ну а мозг в это время прокричал: «УБИРАЙСЯ ВОН В СВОЙ ПЛАТЯНОЙ ШКАФ, ЧЕРТОВ ТУМНУС!»

Похоже, я слишком далеко забралась в своих мыслях о Нарнии и прочем, поэтому я попрощалась и заторопилась к машине. Интересно, сбреет ли он свою бороденку к свадьбе? И вообще, когда он мне все-таки расскажет о свадьбе?

Я вернулась домой и без сил рухнула на диван. По выходным я обычно пытаюсь разобраться с домашними делами. Будучи дома, Грейс способна уничтожить порядок быстрее, чем я его успеваю навести.

Наконец, я подняла свою задницу с дивана, покормила Хайзенберга, открыла окно в комнате Грейс, чтобы он мог выйти на улицу, и приготовилась к уборке. По крайней мере, хотя бы это поможет мне отвлечься и позабыть вчерашнее отвратительное свидание.