Плюс сайз. Охота на миллионера - Инга Максимовская

– Сейчас спою, – пообещала, со зверской улыбкой глянув на взбледнувшего Славика.

Караоке я люблю нежно, но безответно. Голоса мне господь отсыпал с лихвой. Красивое, почти оперное контральто мое может скопытить звуковой волной всех посетителей этого бара. Но вот слух… Складывается ощущение, что медведь мне не просто наступил на ухо, а оседлал и проскакал на мне километров двести, чтобы точно удостовериться, что я ни в одну ноту никогда в жизни не попаду.

– Юль, может, не надо? Сегодня пришлых полно, а они какие-то агрессивные, – попытался воззвать к голосу разума бармен.

Но я была неудержима. Пока взбиралась на небольшую импровизированную сцену в центре заведения, Славик, нервно озираясь, прятал стаканы и бутылки с дорогим алкоголем, понимая, что надвигается буря. Зато я находилась в блаженном предвкушении, потому что когда выпью, мне любое море по колено.

– Патамушта нельзяа-а-а, патамушта нельзяа-а-а, патамушта нельзя быть на свете красивой такой!.. – заголосила я, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Уберите эту толстуху со сцены! – заорал длинноволосый парень, которого я до этого ни разу в жизни не видела. – Я думал, это рок-бар, а не тошниловка районная.

– Слушай, мужик, пусть Юлька споет. Ну мы же не звери, отдыхать пришли. А девчонка нормальная, сейчас минут десять – и спать учапает, – попытался воззвать к голосу разума Червь, но был послан в пеший эротический тур, чего стерпеть не смог.

С громким ревом он выскочил из-за стола и бросился на обидчика, сметая все на своем пути. Но незнакомый парень оказался не так прост – одним ударом вырубив моего заступника, направился к сцене явно с недобрыми намерениями. Вот правильно мне мама говорила: «Не умеешь – не пей». Не знаю, какая вожжа попала мне под хвост, но просто так сдавать позиции я не собиралась. Песня же еще не закончилась, а я ждала оценки моего певческого таланта. Потому, когда чужие пальцы сомкнулись вокруг моей лодыжки, я сначала ошалела, а потом попыталась вырваться. Калоша осталась в руках длинноволосого, а мое тело, влекомое силой инерции, обрушилось на сцену, подол платья задрался, явив миру крупное филе двадцатипятилетней женщины, затянутое в трикотажные панталонки.

– А ну, убери от нее свои грабли! – услышала я знакомый голос, который сегодня слышать больше не надеялась.

Черт возьми этого несносного паршивца! Мог бы уже спать давно в своей миллионерской золотой постельке, вместо того чтобы лезть не в свое дело.

– Слышь, мужик, иди, откуда пришел. Тут не место мажорикам, – сплюнул под ноги агрессор. Мне стало страшно обидно. Надо же, какой-то хмырь моего начальника обзывает. И вообще не уважает. Не стоило, конечно, этому дурачку возвращаться, и тем более за меня заступаться. – Чего смотришь, дура? – спросил длинноволосый, почувствовав мой тяжелый взгляд.

Кстати, я, когда злюсь, становлюсь похожа на отца – главного бомбардира сборной по хоккею. Ну, повезло мне с родителями, чего греха таить. Именно с таким выражением лица мой папуля забивал и забивает голы, за что его прозвали Торпедой, и уважают безмерно: челюсть выпячена, в глазах злой огонь – я сама себя боюсь, когда вижу это зверское выражение в зеркале. Кстати, Завьялов, похоже, тоже струхнул. И Сева тут. Блин, ну все, начались в колхозе танцы…

– Знаете что, я домой хочу, – всхлипнула, наблюдая, как вокруг нас сжимается кольцо из приятелей длинноволосого, – вечер перестает быть томным. И вообще, какого фига вы не свалили?

– Потому что понял, что с вашим талантом влипать в неприятности вы просто не сможете вернуться домой целой и невредимой, – прошипел Завьялов, оттесняя меня себе за спину. – А мне пока еще дорога собственная шкура. Тетя Изольда меня освежует, если с вами случится беда.

– Вы слабак и каблук, – я презрительно фыркнула, старательно ворочая заплетающимся языком.

– А вы тупица, – прошипел Завьялов, отчаянно работая кулаками.

Надо же, а он умеет драться! И двигается так грациозно, словно танцует, не то что похожий на носорога Сева, раскидывающий повисших на нем дружков патлатого, словно щенков. Я мечтательно уставилась на побоище и тут же получила удар в лицо. Мир перевернулся, и на меня свалилась душная черная мгла.

Я открыла глаза и уставилась в совершенно шикарный, отсвечивающий лаком цвета шампанского потолок. События вчерашнего вечера почему-то никак не желали возвращаться в мой мозг. Зато «вертолеты» крутили незнакомое мне помещение так, что я обрушилась на пуховую подушку, едва приподняв чугунную голову.

– Надо заземлиться, – шепнула себе, опуская ногу на пол, застланный мягким ковром, в котором моя ступня утонула до самой щиколотки.

Карусель в глазах прекратилась, и на смену ей пришла лютая похмелужная жажда. Обшарив глазами огромную богато обставленную комнату, я обнаружила на прикроватной тумбочке тяжелый запотевший хрустальный графин. Вот, значит, как олигархи встречают утреннее похмелье. Хорошо устроились, буржуи. С трудом оторвав голову от подушки, схватила графин и, игнорируя стакан, выхлебала воду прямо через край, и только тогда заметила «Алказельцер», заботливо положенный на золотистое блюдечко.

– Интересно… – прохрипела я, рассматривая свою потрепанную персону в зеркало.

Ну и видок, в гроб краше кладут: лицо отекло и стало похожим на непропеченный блин, от брови к щеке тянется неглубокая, но уродливая ссадина. Глаз не открывается, налился прекрасной глубокой синевой.

– Ооо… – простонала, потому что сообразила, что платьишка на мне нет.

Вместо него телеса обтянула необъятная мужская пижама, украшенная медвежатами Тедди. И что-то мне подсказывает, что принадлежит она не Захару. Судя по подвернутым рукавам и штанам, рост хозяина одежки куда выше ста восьмидесяти сантиметров. Да и медвежата никак не вяжутся с моим брутальным боссом.

Боже, тот, кто меня переодевал, видел меня голой. От осознания этого я сначала онемела, а потом взвыла в голос.

С трудом приведя себя в порядок и справив все свои физиологические нужды, я нашла в прилегающей к комнате ванной новенькую, еще запечатанную зубную щетку. Своим выхлопом, я могла бы скопытить вполне себе боеспособную вражескую армию. Расчесалась пальцами, взбив свалявшиеся за ночь колтуны в высокую прическу, и вышла из спальни в надежде найти свою одежду и по-тихому отчалить домой. Встречаться с Завьяловым в мои планы не входило. Раз я здесь, значит, вчера произошло нечто из ряда вон выходящее. А точнее, судя по подбитому глазу, это был позор, ужас и катастрофа. А раз на мне чужая пижама, то можно себе представить, в каком виде меня доставили в этот дворец. Представив, как я валяюсь в какой-нибудь луже, похожая в розовом