Туфельки для мамы чемпиона (СИ) - Аникина Анна

"Этот парень родился с крыльями", — говорили про Тухольского полетные инструкторы.

Полёт заменил Роберту всё. Вместил радость, любовь, восторг, страх, гордость и даже тоску. Перебирая уже ночью в памяти свои эмоции и чувства, Роберт почему-то представил их в виде статуй, как на Золотых воротах родного города. Там, кажется, были Согласие, Справедливость, Благочестие и Осторожность, а с другой стороны Мир, Свобода, Счастье и Слава.

Учебные недели понеслись с бешеной скоростью. Месяц за месяцем с перерывом на каникулы. Тогда он обязательно ездил в Гданьск на пару дней. Жену с собой не брал. В теткиной квартире совершенно не было условий для приёма гостей.

Марина была хороша собой. Она, кажется, любила Роберта, или придумала себе любовь к нему. Танцевальный партнёром он был идеальным. С отличным чувством ритма, пластичным и эмоциональным. А вот мужем оказался не таким, как ей мечталось.

Всё чаще из-за ранних полётов он ночевал в Академии. Иногда не появлялся дома неделями. Марина его восторгов от неба не разделяла. Летать она боялась. Предпочетала автомобиль. То, что муж не может ей обеспечить привычный уровень жизни и комфорта, выводило пани Тухольскую их себя.

Когда по окончании академии Роберта распределили в Щецин, на границу с Германией. Марина с мужем не поехала. Вот ещё не хватало жить в офицерском общежитии, где одна кухня на десять комнат и мыть по очереди с остальными жёнами молодых офицеров полы в общем коридоре. Авиация традиционно была обеспечена лучше остальных. Но всё равно это армия. И жизни семей военных подчинены прежде всего службе мужчин. Пани Тухольскую такой расклад не устраивал.

Роберт прослужил два месяца, когда Марина таки явилась к нему в Щецен с новостями. — Роб, нам надо поговорить, — присела она на край казённой кровати. Роберт было подумал, что Марина приехала сказать, что беременна. Он тут же прокрутил эту мысль в голове. И она ему понравилась. — Роб, родители эмигрируют. Я еду с ними. Сначала в Израиль. Потом в Америку. Здесь всё катится к чертям. Я не хочу в этом участвовать. — Что ты хочешь услышать от меня? — Ты поедешь со мной? — Нет.

На однозначный ответ Роберту даже не понадобилось время на раздумья. Пусть родители его жены, которые сначала скрывали еврейское происхождение, а теперь вот нашли какие-то еврейские корни и даже документы, это подтверждающие, едут куда хотят. И Марина тоже. — Если тебе нужно, чтобы я подписал какие-то документы, я подпишу. Не волнуйся.

Марина достала из сумочки папку с документами. Роберт подписал их, не читая. Потом выяснилось, что Марина предоставила в качестве материальных гарантий относительно большое жалование своего официального мужа.

Через месяц семья Новак вместе с Мариной улетела в Тель Авив.

Ещё через месяц Роберта уволили из армии. Из хорошего отношения к одному из лучших молодых пилотов командир полка провел это как "сокращение штатных единиц в соответствии с планом реорганизации". И написал отличные рекомендации для начальства в гражданской авиации. Роберту даже выплатили огромные отступные. Нигде в его деле не было ни слова про брак с гражданской государства Израиль.

На курсы переподготовки его взяли без вступительных испытаний, только глянув на диплом с отличием и характеристику.

12.

Рождения сына Зимовские ждали с середины января. Но ребенок всё решил по-своему. И родился только в начале февраля. Беата промучилась в родах почти сутки. Збигнев метался раненым зверем под окнами софийского роддома. Иногда ему казалось, что он слышит, как кричит его жена.

Через какое-то время к нему вышла сердобольная нянечка и кое-как объяснила, что ему надо поехать домой. И именно туда ему обязательно позвонят. Домой Збигнев добрался быстро. София по сравнению с Варшавой совсем маленькая. Дома было невыносимо. Каждая вещь напоминала о Беате. А его жене сейчас было очень лихо.

Беата почти ничего не знала о родах. Врачей у них в роду не было. Мама рассказывала только, что промучилась с её рождением почти неделю. Начала тридцатого апреля, а закончила только пятого мая. Схватки начались, а потом затихли на несколько дней.

У самой Беаты они и не думали затихать. Боль приходила всё чаще. Сил становилось всё меньше. Когда ей сказали, что прямо сейчас она будет рожать, Беата уже с трудом соображала. И хотя к ней было повышенное внимание врачей, шутка ли, роженицу привёз на личной машине сам польский посол, Беата чувствовала себя потерянной и одинокой. И только знание русского языка ею самой и всеми врачами спасло положение.

Узнав, что роженица говорит по-русски, врач тут же перешёл на великий и могучий. Не особо стесняясь в выражениях. — Давай, девочка, вниз силу всю! Богатыря сейчас родим! Вдох! Вдох, матерь твою! Выдох и вниз! Беата пыталась отключиться. Её увесисто похлопали по щекам. — Давай, надо постараться! Без труда и рыбка не ловится! У Беаты не было сил поправлять доктора. Она сделала ещё одно усилие. И отключилась.

Её снова хлопали по щекам. На этот раз нежнее. — Мамочка, смотри, кого родила, — голос доктора звучал мягче, почти ласково, — На кого похож? Говори вслух! — Мальчик. На мужа похож. Ребёнка подхватили, унесли мыть и взвешивать. Над самой Беатой ещё колдовал врач. — Сейчас так заштопаю, что муж любоваться будет.

Беате только хватило сил слабо улыбнуться и посмотреть в окно. Яркое февральское солнце закатывалось за горы. Сын родился. Так похожий на Збышека.

Збигнев уже достал бутылку коньяка. Решил, что трезвым он это не выдержит. Но резкий звук телефонного звонка прервал мысли.

На том конце провода быстро заговорили по-болгарски. Похоже на польский. Но Зимовский пока по-болгарски не говорил. Сообразил, что в школах Болгарии учат русский в обязательном порядке. — Повторите по-русски, пожалуйста. — Ваша жена родила. Мальчик. Четыре килограмма, пятьдесят три сантиметра, — медсестра мгновенно перешла на русский, тщательно выговаривая числительные, — Мама и ребёнок чувствуют себя хорошо. — Спасибо. Спасибо Вам. Скажите жене, что я их люблю. — Я скажу. Не волнуйтесь. Поздравляю Вас! Первый? — Да. Спасибо ещё раз.

Потом он набирал международную. Через коммутатор посольства. Так было положено. Первым позвонил Беатиным родителям в Гданьск. Пани Юлия заплакала. Было слышно, как всхлипнул пан Михал. Тёща тут же засобиралась на помощь к дочери. Збигнев сказал, что всё организует.

Потом пришла очередь отца. — Папа, добрый вечер! — У нас ещё день, сынок. Какие новости? — отозвался пан Анджей. — Ты стал дедом! У меня сын родился! — Збигнев понял, что плачет. — Оооо, вот это счастье! Збышек, сынок, ты плачь! Счастливые слезы — это можно! Я тоже плакал, когда ты родился. Думал, что с Алексом уже не буду, но где там! Рыдал. Теперь мне не страшно ничего. Внук! Ты, пожалуйста, поцелуй от меня Беату. И мы пришлём подарки. — Ничего не надо, пап. Я всё купил. — Ты не понимаешь, Збыш, внук потом скажет: "Это мне дед подарил." — Приезжайте сами, когда сможете. Ты маме сам скажи тогда. Ладно? — Постараемся. Не волнуйся, скажу.

Уже на следующий день дипломатической почтой пришла посылка из Мадрида. Коробочка известного ювелирного бренда. Внутри цепочка с кулоном в виде ангела. Необыкновенная детская музыкальная каруселька. И набор оловянных солдатиков. Прямо на деревянной коробке было написано: "Мой дорогой мальчик, это тебе от деда".

13.

Леслав Зимовский был трудным ребёнком. На Беату информация о том, что с её ребёнком "не так" сыпалась как горох. У мальчика были неврологические проблемы. Тонус мышц. В роддоме они оба исхитрилась подхватить стафилококковую инфекцию. И если бы не врач-педиатр из советского посольства, с которой Беата познакомилась случайно в магазине, она сбилась бы с ног.

Ей почти двадцать. А у неё уже на руках малыш. Мужа дома часто нет. Первый секретарь — должность разъездная. Мама смогла приехать только на первые две недели.