И солнце взойдет. Она - Варвара Оськина

– Нет.

– Опять врёшь!

– Хорошо, – не выдержал Энтони. – Да, ты стала напоминанием! Только не обиды, а факта, что Хэмилтон трусливое дерьмо. Ведь гораздо проще вычеркнуть из жизни одну сломанную игрушку и заменить её новой, чем постоянно смотреть на результат своих ошибок! Не спорю, я виноват, что срывался на тебе. Но твоё слепое обожание этого человека бесит. Ты возносишь его так высоко, хотя даже не знаешь, что произошло!

Он замолчал, в бешенстве пнув торчавший из-под очередной ёлки муляж подарка, а Рене отступила и покачала головой. Боже! Это так смешно и одновременно жестоко по отношению к ним обоим, но Энтони не понимал, насколько ошибался. Да и с чего бы? Кажется, он настолько захлебнулся собственной желчью, что уже не откачать. Рене медленно выдохнула и обняла себя за плечи. Её снова била зябкая дрожь.

– Я знаю, – сказала она, и Энтони порывисто оглянулся. Он настороженно посмотрел ей в глаза, а потом попробовал подойти, но Рене немедленно отступила. – Я знаю, что произошло, и мне жаль. Наверное, это забавно, быть может, каплю наивно, но я так много всего хотела рассказать Колину Энгтану, стольким с ним поделиться. Мечтала найти его, объяснить и попытаться понять самой. Только вот я с ним, увы, незнакома.

– Рене…

Она отрицательно покачала головой на промелькнувшую в голосе Энтони осторожную просьбу. Хватит.

– Прости, но с Энтони Лангом мне говорить не о чем.

Рене потёрла лицо и резко застегнула куртку, прищемив кожу на подбородке. Чёрт. Этот год заканчивался удивительно плохо, и даже со своим всегда неизменным оптимизмом, она не находила ни одной причины для радости. Была только усталость, чей яд расползался по телу и раковой клеткой пожирал организм изнутри. Вместо Рене в любимый Квебек возвращалась пустая, вялая оболочка.

Наконец, за тёмным запотевшим окном замелькали знакомые яркие домики, полоски гирлянд и лента фонарей автострады, что вновь шла вдоль путей. Где-то там, наверное, сейчас ехал Энтони. А может, он уже давно расположился в гостинице, если сумел найти таковую в самом рождественском месте Канады. Рене понятия не имела. Да, в общем, и не хотела знать. Сбежав после совершенно постыдного разговора, она до самого отъезда пряталась в отделении Роузи. Там не было болтливых пациентов, любопытных взглядов или раздражающих шепотков за спиной, только тишина и уютное сопение.

Поезд тряхнуло в последний раз, и он наконец-то замер. На улице давно стемнело, а потому, когда Рене выбралась из вагона, то невольно зажмурилась от ярких огней украшенной к празднику платформы. Отовсюду слышались радостные голоса, кто-то смеялся, а в спину уже толкали новые пассажиры, которые стремились поскорее оказаться на свежем воздухе. Рене потуже замотала на шее колючий шарф, сунула руки в карманы и уверенно зашагала в сторону кирпичного здания вокзала. Она как раз разглядывала шпили его полукруглых башенок, когда кто-то схватил её под локоть и уверенно засеменил рядом.

– Поговаривают, в этом году наш рождественский рынок на площади особенно хорош. – Нос Энн был очаровательного розового цвета. – Ледяные скульптуры с подсветкой, горячий глинтвейн. Страждущих посмотреть на настоящее Рождество, конечно, приехало слишком много, но нам будет, чем заняться даже в толкучке. Уверена, Монреаль и вполовину не так хорош. Видела тут по новостям вашу главную ёлку – космический ужас!

– Привет. – Рене улыбнулась подруге. – Я думала, ты на работе.

Энн знакомо фыркнула и бросила укоризненный взгляд на попытавшегося влезть в разговор слегка пьяного юношу. Тот состроил обиженную гримасу, но спорить с лучшей операционной сестрой рисковали немногие.

– Поменялась сменами ради тебя. Так что сегодня гуляем! – Энн наконец повернулась и тут же резко остановилась. Невольный вздох вырвался облачком лёгкого пара, а Рене отвела взгляд. – Святой Иоанн… Дьявол! Во имя доктора Стрэнджа! Что они с тобой сделали?

Подруга подняла руку, чтобы коснуться шрама, но тактично одёрнула себя и покачала головой. Значит, всё и правда дерьмово. Рене стиснула зубы и передёрнула плечами. Хорошо ещё, губы успели зажить, а то своим жутким видом распугала бы всех туристов на Пти-Шамплейн.

– Рене, у тебя всё в порядке? – Энн осторожно переплела их пальцы и несильно сжала, но потом вдруг оглянулась. – А… Где твои вещи?

– Прости, я в этот раз без подарков. – Улыбка наверняка вышла не самой счастливой, но на большее после бессонных ночей и перевернувших всю жизнь разговоров она была уже неспособна. – И давай, наверное, без прогулок. Кажется, я заболела.

– Разумеется, Вишенка, – немного встревоженно пробормотала Энн, и они молча направились к автобусной остановке.

Рене честно старалась хотя бы на время выкинуть из головы личные неурядицы и весь вечер отчаянно искала тему для разговоров с подругой. Они болтали о чём-то совершенно пространном, вроде теории разведения оленей для Санты или уместности клюквы на крыше имбирного домика. Но лёжа ночью в кровати, Рене прислушивалась к доносившимся с улицы крикам развесёлой толпы и бесконечно прокручивала в голове фразу Фюрста. Он сказал её с грустным смешком, когда заглянул в отделение к неонатологам и бросил на двух подруг быстрый взгляд. Алан, конечно, был уже в курсе всего маскарада.

– Ты придаёшь этому слишком большое значение, – негромко произнёс он, пока наливал чашку несладкого чая. – Не спорю, ты чувствуешь себя обманутой, преданной. Но о некоторых вещах не отчитываются даже пред исповедником. Согласись, три месяца – малый срок для такого доверия.

– А вы ведь тоже знали, кто он такой, – вдруг усмехнулась Рене. – Даже чуть не проболтались однажды.

– Знал, – не стал отпираться доктор Фюрст.

– Так вот, я бы тоже хотела знать, что за цветок мне достался, прежде чем исколоть шипами все руки, – немного жёстче, чем следовало, сказала Рене, а потом услышала вздох.

– А смысл? Что значит имя, Рене? Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет.

В тишине спальни она опять хмыкнула. Роза… Скорее уж кактус. Из тех сортов, что вырастают выше домов и чьи колючки похожи на ветви. Рене перевернулась набок и закрыла глаза. Спать хотелось неимоверно, но сон не шёл. А ближе к полуночи у неё поднялась температура.

Сборы на слушания по делу Рэмтони Трембле вышли тревожными и молчаливыми. То количество жаропонижающего, которое Энн умудрилась тайком расфасовать по карманам витавшей в грозовых облаках подруги,