Алла Полянская - Найти свой остров

Ника поднялась и пошла в ванную. Скоро приедет Алексей Петрович, нужно в порядок себя привести. В машине всегда есть сумка с разными вещами – как раз на случай такой вот незапланированной ночевки вне дома. Время от времени Ника что-то оттуда вынимает, что-то добавляет, но основные обитатели сумки всегда неизменны: зубная паста, щетка, мыло, крем для лица, флакончик духов, полотенца, белье, комплект одежды, тапки и халат. Ника вздохнула: халаты – еще один камень преткновения с родителями и Женькой: никаких халатов, что за расхлябанность, тебе сорок лет, это возраст элегантности, сколько можно жить как маргиналка, бигуди еще накрути!

Но Нике нравилось прийти домой, раздеться и надеть теплый уютный халат, и никакого белья, ничего – только халат и она сама.

Снег за окном валил не переставая, и Ника с тоской думала о том, что если завтра не расчистят дорогу, выехать она не сможет.

В дверь постучали.

– Это горничная. Принесла вам полотенца.

Ника открыла дверь, впустив девушку со стопкой полотенец. По коридору шел высокий мужчина с черной спортивной сумкой в руке. Его глаза равнодушно скользнули по Нике, а она отчего-то поспешила взять полотенца и запереться в номере. Ей не понравился этот человек с первого взгляда, инстинктивно она вдруг ощутила опасность, исходящую от него. А она привыкла доверять своей интуиции, так было всегда – она чутьем определяла, хорош или плох человек, в считаные секунды отделяя зерна от плевел, и всегда радовалась, что ей в жизни больше все-таки попадается людей хороших, а значит, их больше на свете.

Когда-то Матвеев любил командировки. С того еще времени, когда окончил институт и поступил на работу в умирающее архитектурное управление, и его, не успевшего обзавестись семьей, посылали во все командировки подряд. Он любил поезда – его совершенно не угнетала верхняя полка, накрахмаленное до фанерного состояния белье, храпящие соседи – он любил открывать для себя новые места, колесить по стране, смотреть в окно вагона и видеть поля, леса, города, деревни, поселки и станции. Он жадно вглядывался в мелькающую за окном бесконечную ленту, думая о том, что там тоже живут люди – растят детей, думают о каких-то своих делах, ходят друг к другу в гости, и он никогда не узнает их, а они не узнают его. Но крохотная часть их жизни пролетает мимо него в окне вагона и остается с ним навсегда.

Матвеев вообще интересовался людьми. И дома, которые он проектировал, всегда имели свое лицо – потому что он проектировал их для разных жильцов. Как не бывает одинаковых людей, так и одинаковых домов тоже не бывает. И типовая застройка вызывала у Матвеева странное чувство: с одной стороны, он радовался за тех, кто въезжал в новые квартиры, с другой – ужасался безликости проектов. Ему хотелось строить что-то другое.

Времена постоянных командировок ушли безвозвратно, и в двадцать четыре года Максим оказался предоставлен сам себе – в эпоху дикого капитализма его диплом архитектурного института так бы и канул в Лету, если бы не особенное везение, которым наградили его боги при рождении. Матвеев был везучий сукин сын: он переступал яму, в которую обязательно падали остальные, он всегда успевал вскочить в уходящий автобус, в очереди ему всегда доставался товар, даже если после него он и заканчивался. Матвеев знал о своем необычайном фарте, хотя никогда не надеялся только на него – его дела всегда шли неплохо. Он быстро сходился с людьми, обрастал приятелями, в самом неожиданном месте у него мог оказаться шапочный знакомый, с которым он сердечно рад был повидаться. Он помнил все имена и лица, горести друзей расстраивали его, а удачи – радовали, и его все любили за эту легкость, светлую какую-то открытость. И он интересовался людьми, умел слушать их, сопереживать и помогать, и оттого шагалось ему по жизни весело и шумно. Он решительно не понимал, как можно бояться жизни, с веселым прищуром глядел на то, что его окружает. Словно жил на верхней полке вагона: поезд едет, а он смотрит в окно, попутчики что-то бубнят, и можно поспать, или поговорить за жизнь, или спросить у проводницы чаю с лимоном и порционно упакованным рафинадом… Матвеев был убежден, что механизм его жизни работает в основном правильно.

Правда, теперь он на поездах не катается – обзавелся машиной, водителем, охраной, и это не то чтоб тяготило его, он понимал необходимость подобных мер, но при этом чувствовал себя так, словно поезд идет без остановок, а в купе он теперь отчего-то один. Впрочем, времени думать об этом практически не оставалось, и только когда нужно было ехать куда-то по делам, он всякий раз вспоминал тот год, когда работал в архитектурном управлении, встречался с будущей женой, ездил по стройкам и новые лица радовали и удивляли его.

– Что там такое, Петя?

Машина замерла в хвосте огромной пробки. Матвеев досадливо поморщился – он не любил бессмысленное ожидание. Собственно, из-за этого он сам не садился за руль.

– Сейчас узнаю, Максим Николаевич.

Охранник вышел из машины и потопал по снегу вдоль стоящих машин. Так, это надолго.

– Витя, выйди, покури.

Водитель, с благодарностью взглянув на шефа, выскочил из машины, на ходу доставая сигареты и зажигалку – курить ему хотелось отчаянно. Матвеев умел прощать людям их маленькие слабости, не требуя ни от кого невозможного. Это было одно из его правил – не требовать от человека того, чего он не может тебе дать в силу своего характера, склада личности или привычек. И, конечно, Матвеев знал, что заядлый курильщик Витя Бобров никогда не позволяет себе курить в машине, даже если едет один.

Охранник вернулся, кивнув водителю, жадно затягивающемуся дымом.

– Авария там, Максим Николаевич. – Петя сел в машину, принеся с собой запах табачного дыма и мороза. – Узкое место, фуры не разъехались, одна перевернулась, ее разгружают сейчас, потом их растащат. Часа на два-три застряли.

– Тогда надо выбираться, здесь недалеко городок имеется, переждем там.

– Наше счастье, что встречка свободна.

– Ну, значит, так тому и быть, сейчас Виктор докурит, и поедем.

Матвеев не любил ломать людям кайф – пусть водитель докурит свою сигарету, подышит воздухом, разомнется – торопиться некуда, все равно их ждут только завтра. Матвеев старался не составлять себе расписание со временем впритык, он вел свои дела не спеша, не отказывая себе в удовольствии насладиться дорогой, не погоняя при этом в хвост и в гриву подчиненных.

– Куда теперь, Максим Николаевич? – Витя устроился на водительском сиденье и посмотрел на шефа в зеркало заднего вида. – Стоять-то, пожалуй что, и холодно.

– Выруливай на встречку, возвращаемся назад. В двадцати километрах отсюда есть поворот, там городок. Пообедаем, отдохнем маленько.