Татьяна Николина - Бабочки в моем животе, или История моей девственности

– Конечно, так, Мариша, – не стала возражать я, искренне желая, чтобы эти ее мечты, хоть и наивные, слегка смешные и вовсе не реальные, все-таки обязательно исполнились.

Разве поверила бы тогда эта парящая по кухне богиня, что очень скоро она по уши влюбится в жалкого, безденежного эгоиста, и притом женатого? Что будет безропотно его содержать, опекать и обслуживать? А потом он уйдет от нее обратно домой, к своей зачуханной жене с умственными способностями ниже среднего.

Но сейчас, сияя на собственной кухне блестящими манерами, остроумием и воображаемыми нарядами, эта королева представляла себя в «бентли» и не догадывалась о том, как сложится ее судьба.

Также и я тогда не подозревала, что скоро Мариша станет для меня чужим человеком. Мы потеряем друг друга незаметно, без причины, просто разойдясь по разным сторонам жизни, каждая сама по себе, слишком занятые своими проблемами, своей любовью, своим счастьем и несчастьем. И я всю жизнь буду жалеть об этом, и винить себя, и искать мою Маришу. Буду набирать ее старый домашний номер и отчаянно вслушиваться в гудки. И писать эту книгу для нее, о ней, в ее честь, чтобы однажды, возможно, где-то на другом конце света, сидя в собственном «бентли» или на лавочке в парке со своим малышом, она раскрыла эти страницы, прочла: «Моей любимой подруге…» – и, набрав почти забытый номер с тремя пятерками, как раньше, закричала мне в трубку:

– Привет, Куся!

В ночь перед отлетом мне так и не удалось поспать. Миллионы мыслей, никчемных, бредовых, путались в голове. Я считала баранов, мерила шагами комнату и бесчисленное множество раз курила. Усевшись на подоконник, я смотрела в ночь. Первый снег, сошедший с неба этой ночью, превращался в отчаянную метель. Я упивалась мощью этой стихии, ее неизбежностью, отчаянием. Я знала, в Париже не будет таких метелей. Там вообще все будет по-другому. Но мне казалось, что сейчас именно эта отчаянная русская метель нужна была моей душе, она отражала ее, понимала, как никто другой, пела с ней в унисон. Я размышляла над тем, как много событий произошло в моей жизни всего за несколько месяцев, как изменила ее эта грустная осень, как покалечила эта холодная зима. Я была веселой летней бабочкой, не знавшей печали, не страдавшей от любви. Я пела, веселилась, кружила хороводы, водила за нос мужчин, дразнила женщин и мечтала о любви. Всего несколько месяцев понадобилось, чтобы превратить меня в отражение печали, разрушить меня изнутри, вынуть и оставить погибать на морозе мое пылающее сердце. И это все любовь? Та самая чудодейственная сила, которая дарит человеку крылья и делает счастливым? Как глупо! Наверное, люди, придумавшие такую сказку, никогда не любили.

Моя любовь не дарила счастья, она была страшной разрушающей силой, сметающей все на своем пути, не оставляющей ни единого шанса к спасению. Или это просто мне досталась любовь такая ненормальная? Что ж, видимо, каждый получает именно ту любовь, которую заслужил. Значит, я не заслужила ничего лучшего. Но разве это справедливо? Разве человек не получает любовь для счастья? Разве не для того мир разделен на женские и мужские половинки, чтобы, встретившись, они составляли единое целое и никогда не расставались? Мне же попалась любовь бракованная, дефективная, неполноценная. Она не соединяла две половинки, она их отталкивала друг от друга, словно одинаковые магниты. Неужели мне никогда не справиться с этой щемящей грустью, не прогнать эту любовь, не вычеркнуть из памяти облик человека, причинившего мне такую боль и подарившего недолгое счастье? Ведь любовь умирает. Я знаю это. Так говорят. Если бы мне сказали, что нужно сделать, чтобы убить ее, я бы непременно это совершила. Стала бы хладнокровной и преднамеренной убийцей своей любви.

Я сильнее закуталась в плед и закрыла глаза. Мне было так холодно, что сразу же вспомнились обещанные Люком пески Средиземноморья. Я пыталась представить себя там, загорелую, беззаботню, легкую, как раньше. Но у меня не получалось. Неужели Люк сможет вылечить мое больное сердце? Поможет ли он забыть эту любовь как страшный сон? Подарит ли новую, более счастливую? Все это казалось таким нереальным. Сейчас, на этом холодном окне, мне казалось, что в моей жизни никогда не будет Парижа, теплых песков и новых радостных чувств. Только эта метель, этот холод, эта вечная ночь, которая никогда не закончится, эта боль, с которой мне суждено идти по жизни. И этот мужчина, преследующий меня, дразнящий, ненавидящий. Будто кем-то свыше предопределено, что он будет следовать за мной по жизни только для того, чтобы разрушать ее, причинять все большие страдания, не давать мне возможности забыть, что я люблю.

Первый снег? Говорят, когда видишь его, нужно загадывать желания. Но какие у меня могут быть желания? Любить? Забыть? Уехать? И, подумав, я вспомнила про океан и бабочек. В эту холодную снежную ночь это была самая нереальная мечта.

И оттого самая желанная. И я изо всех сил пожелала себе увидеть океан и бабочек.

Но утро все же наступило. На улице стало светло. Первый снег, который я встретила одна, растаял, превратишись в хлюпающую грязную слякоть. Я медленно сползла с окна и пошла собирать вещи.

Я ехала в такси. До аэропорта было совсем не далеко. Город в этот день был совершенно непривлекательным и недружелюбным. В эту холодную пору он всегда самый некрасивый – мрачный, сырой. Ни лето, ни зима, ни холод, ни тепло. Но сегодня я любила и его лужи, и промозглую сырость, и недовольных пешеходов с промокшими ногами. Просто я видела их в последний раз. Я прощалась с моим городом.

– Все в порядке? – спросил таксист, заметивший мои слезы.

– Конечно, – поспешила ответить я, размазывая их по лицу.

– Все грустят, когда уезжают из родного города, – философски подметил он, – какие бы горести ни оставляли в нем.

– Да, вы правы, – согласилась я.

– Город – это ведь ваша душа. Какой бы ни была она, а все равно – ваша.

– Да уж, – только и нашлась я что сказать.

– Обязательно возвращайтесь сюда еще. Хотя бы в гости, – сказал он мне на прощание.

– Конечно.

Я схватила чемоданы и проводила взглядом уезжающее такси. Выходит, даже водители могут легко читать мою душу. Я на минутку остановилась, чтобы, прежде чем войти в здание аэропорта, еще раз посмотреть на мой город, вдохнуть его горлом и запомнить навсегда. Я дыщала его холодным родным воздухом и отчетливо осознавала, что обязательно к нему вернусь.

До отлета несколько часов. Я сдала багаж и отправилась бродить по аэропорту. После того как мои чемоданы уехали по скользящей дорожке в багажное отделение, мне показалось, что тяжелый груз свалился с моего сердца. По крайней мере, их дорога в Париж уже началась и ничто не может ее отменить.