Татьяна Алюшина - Красота по-русски

– Знаете что, Елена Алексеевна, а получили бы вы справку-освидетельствование у нарколога, что мамаша Васина в последней стадии алкоголизма и претендовать на восстановление родительских прав не может.

– Да зачем? У нас есть отказ его бабушки с дедушкой, из Волгограда пришел отказ от тетки, мать под следствием находилась и давно родительских прав лишена, что еще надо?

– Да черт его знает! Лишний документ не помешает. А судья может затребовать такое освидетельствование. Если через суд, то формулировка может оказаться расплывчатой, а нам надо железно: больна без возможности исцелиться!

И Лена пошла разыскивать Верку. Нашла, а то!

Дверь нараспашку, на сломанной кровати, на голом подранном грязнущем матраце спала в пьяном беспамятстве мать Васьки. И из глаза у нее текла слеза.

Квартира – филиал городской свалки, совмещенный со стеклопунктом. Взрывом житейского отстоя выбиты почти все стекла, вонь соответствующая. Какое-то быдло проспиртованное сунулся было к Ленке, но она его влет успокоила, вложив всю злость накопившуюся в удар.

Стояла, смотрела на эту бабу, и так ей вдруг ее жалко стало!

Вызвала от соседей скорую наркологическую помощь, пообещав заплатить, и эвакуировала так и не проснувшуюся Верку в наркодиспансер.

– Что надо сделать, чтобы она полностью протрезвела? – спросила у врача.

– Смотря что вы имеете в виду под «полностью», – уточнил он.

– Совсем протрезвела, и как можно скорей, и чтобы вылечить.

– Полная интенсивная детоксикация, – пояснял доктор, – проще говоря, очищение. А насчет того, чтобы вылечить, – сомневаюсь.

– Надо попробовать! – настаивала Лена.

– Ну давайте попробуем. Приходите дня через три.

– Нет, я с ней останусь.

– Очень вам не советую, – скривился врач, – вы хоть отдаленно представляете, что это такое?

– Нет, – призналась Лена.

– Ее сейчас привяжут к кровати, поставят капельницы в обе руки и будут насильственно, через рот, вливать очищающий раствор. У организма начнется сброс, то есть самопроизвольное испражнение, возможно, рвота, и так довольно продолжительное время. Вы хотите это видеть?

– Видеть не хочу, но, возможно, придется, – решительно заявила Лена. И поинтересовалась: – Ее будут мыть?

– Ее помоют сейчас, обработают от паразитов, завтра тоже помоют.

– Когда она сможет нормально соображать?

– Думаю, нормально – никогда, – пожал плечами доктор.

– Это риторика, а я спрашиваю о другом, когда с ней можно поговорить?

– Завтра она в сознании будет, но тоже не советую.

– Значит, завтра! – утвердила Лена.

Перед приходом благотворительницы Невельской Верку помыли, что хоть немного спасло Лену от потрясения, близкого к шоку, которое она испытала, когда увидела реалии наркологических будней.

Верка, голая, привязанная широкими ремнями к кровати, лежала на матраце, прикрытом сверху больничной клеенкой, капельницы в обеих руках, орала дурным голосом, вырывалась, материлась.

Она была страшная! Ужасно страшная! Отекшее серое лицо с фингалом под глазом, покрасневшие белки глаз, на верхней челюсти не хватает двух передних зубов, со всклокоченными, спутанными тусклым клубком волосами, кожа синюшно-фиолетовая и в синяках разной степени интенсивности.

Лена смотрела, понимая, что никакого разговора с Верой быть не может, и думала, что сюда следует водить на экскурсии тех, кто только начинает пить, но уже втягивается, чтобы увидели ту реальность страшную, которая их ждет, – ужас, боль, вонь и полная отверженность!

– Это алкогольные ломки, как у наркоманов, – пояснил тихо подошедший сзади врач, – я предупреждал.

– Она успокоится?

– Думаю, завтра к вечеру.

Лена пришла на следующий день. Верка не буйствовала, спокойно лежала, уже одетая в больничную сорочку, прикрытая одеялом, еще привязанная, но теперь только за руки и ноги с одной капельницей на правой руке.

– Вера, – позвала Лена.

– Это ты меня сюда упекла? – разлепив глаза, спросила Верка. – Сука!

На большее сил у нее не нашлось.

– Понятно, – вздохнула Лена, – я приду завтра.

Лена стала приходить регулярно, в каждый свой приезд в Казань. Через неделю Верка орать и ругаться перестала, через десять дней, когда ее перевели в общую палату, уже начала с Леной разговаривать, а через двадцать дней, проведенных ею в больнице, Лена вдруг обратила внимание, что она симпатичная женщина.

– Вер, ты ведь молодая, симпатичная, тебе надо перестать пить, совсем. И жизнь твоя наладится обязательно.

– Да, – соглашалась Верка, – работать пойду, может, и замуж выйду. А ты чего ко мне ходишь? Зачем меня сюда определила?

– Помочь хочу.

– И зачем я тебе сдалась?

– Жалко стало. Подумала: молодая девушка, надо помочь.

Про Ваську Лена не говорила, она и сама не знала, чего конкретно хочет, взявшись лечить Верку. Помочь? И что дальше? Не знала она, что дальше, но и бросить просто так эту бабу беспутную теперь уж не могла.

– Так дала бы денег, вот и помощь, – двинула вариант простейшей помощи Верка, – что мне здесь лежать, я уж выздоровела.

– Врач говорит, еще надо полечиться. Ты, Вер, лечись и подумай, сможешь ли новую жизнь начать.

Врач говорил совсем другое Лене у себя в кабинете, начав приблизительно с того же вопроса, что и пациентка:

– Елена Алексеевна, голубушка, скажите мне правду, почему вы принимаете такое участие в жизни Веры?

– Ее родственники попросили помочь. Я сейчас часто в Казань по делам приезжаю, вот они и попросили сделать для нее, что смогу, – уклонилась от правды Лена. – Скажите, ее можно полностью вылечить, так, чтобы она навсегда бросила пить?

– Нет, – категорично уверил врач, – эта не излечится. Вы, голубушка, конечно, деньги платите, и мне, по идее, надо бы убеждать вас в обратном, чтобы денежек на вас побольше заработать. Но я, хоть и последний циник, но не до такой уж степени. И разъясню вам ситуацию. Я двадцать пять лет работаю наркологом и, поверьте мне, знаю, что говорю: алкоголизм не лечится вообще, даже если человек полностью перестает пить! Исключительно сила воли личности и ни грамма спиртного на всю оставшуюся жизнь! Так вот, таких единицы. Лечатся у нас или еще где, кодирования всякие, и бросают пить на какое-то время десятки из тысяч и тысяч, бросают на всю оставшуюся жизнь – единицы! И при одном единственно возможном условии – собственном сильном желании. Только если человек сам захотел бросить! И для такого поступка нужна очень сильная мотивация: испуг за свою жизнь, или боязнь остаться одному, быть отвергнутым всеми, или боязнь за жизнь родственников, ребенка, разные побудительные причины. Но непременно должна появиться некая цель, к которой возникает необходимость стремиться, и наличие силы воли. И еще открою вам один профессиональный секрет, Елена Алексеевна: пить гораздо легче, чем не пить. Когда у человека есть одна-единственная проблема, где достать алкоголь и срочно выпить, это все-таки одна проблема, а не ворох житейских каждодневных необходимостей. И потом они точно знают, что, как только решат свою проблему любыми способами, им сразу станет хорошо и радостно. А мы с вами похвастаться этим не можем – решение наших бесконечных проблем радости нам, как правило, не приносит. Ваша Вера совершенно бесхарактерная, у нее нет никаких интересов в жизни, привязанностей, ей незачем и неинтересно не пить. Она пьет уже восьмой год, и, как видно из истории болезни, не запоями, как обычно начинается эта болезнь, а сразу непрерывно. У нее тяжелая стадия алкоголизма, в мозгу и печени необратимые процессы. Я могу продержать Веру здесь хоть полгода, но она выйдет, первым делом выпьет, и все начнется по новой. Ее уже нельзя закодировать, поздно, она просто умрет, если это сделать. Она будет пить, поверьте мне.