Татьяна Алюшина - Я подарю тебе любовь

С врачом побеседовала еще раз, но вела совсем другие разговоры на этот раз:

— Вы делаете ей то, о чем мы говорили? Новые лекарства, методики?

— Нет, голубушка, пока не делаем.

— И не надо. Не делайте. Когда ее можно выписывать?

— Да хоть сегодня. Елена Алексеевна, я повторюсь: Вера пить не бросит, но и не отказываюсь, лечить мы ее продолжим.

— Лечите, — твердо сказала Ленка.

На следующий день, когда с помощью вмешательства Забарина она получила документы и стала официальным опекуном Васьки, Лена забрала Верку из диспансера, где та пролежала сорок пять дней.

Привезла в чистую отремонтированную квартиру, показала, где что лежит и находится. Верка все ходила, завороженно оглядывая свои хоромы, ахала.

— Да я теперь невеста при квартире, и какой! Ой, спасибо тебе!

Лена ее за руку отвела в училище, представила директору — с завтрашнего дня у Верки начиналась трудовая деятельность. Лена одна, без Верки, сходила в магазин, купила продуктов из расчета на две недели до первого аванса, загрузила холодильник.

— Ну что, Вера, начинается твоя новая жизнь, — строго сказала Лена.

— Да, хорошая будет жизнь! — улыбалась Верка.

— Хорошая, — тем же строгим тоном. — Ты ложись сейчас спать, я тебе будильник маленький купила, поставила на нужное время, тебе завтра на работу. А мне пора уезжать.

— Насовсем? — как Васька тогда спросила его мать.

— Насовсем, — твердо ответила Лена.

— А сегодня мне позвонили и сказали, что она умерла, — сказала Лена тем же пугающим монотонным, хриплым, чужим голосом, глядя на Дениса, — выпила паленой водки, смогла только дверь входную открыть и из квартиры выползти, и умерла.

И тут Ленку прорвало!

Она не плакала, громко, обвиняюще признавалась, постукивая себя ребром ладони в грудь, утверждая и усиливая этим жестом свою вину:

— Я тоже виновата в ее смерти! Я тогда испугалась! Испугалась, что она может вылечиться, перестанет пить и начнет делить со мной Ваську! Или совсем отберет его у меня! Когда мне врач говорил, что она никогда не бросит пить, я облегчение испытала! Я бросила ее там! Подобрала, как щенка больного, подлечила и выбросила! Себе совесть очищала, ремонт сделала, работу нашла, чтобы перед собой стыдно не было! Я ее там бросила и ни разу не поинтересовалась, как она живет после этого! Она же, как Васька, никому не нужна была! Вообще! Она ж молодая девка, ей же всего двадцать девять лет! Я могла бы забрать ее в Москву, присматривала бы за ней и не дала бы пить! Она бы с Васькой рядом была, он же ее сын и любит ее, наверное! Я виновата в ее смерти! Понимаешь?

Денис в один стремительный рывок оказался рядом, обнял, сильно прижал ее голову к плечу и гладил, гладил.

— Тс, тс! Тихо, тихо! — уговаривал он, поглаживая и поглаживая Лену по голове, поцеловал в пробор в волосах, успокаивая, и снова поглаживал. — Ты ничего не могла бы сделать!

— Могла! — глухо в его плечо возразила она, дернулась высвободиться, что-то доказывать, обличать себя.

— Тихо, тихо! — не пустил ее Денис. — Нет, Леночка, не могла. Испоганила бы свою и Васькину жизнь, забрав ее в Москву.

— Я бы не дала ей пить!

— Ты бы не смогла, никто бы не смог, а она не хотела. Она бы пила и шантажировала тебя сыном, и втянула бы вас в свою грязь. Ты дала ей шанс, дальше был ее выбор. Нет никакой твоей вины, ни в чем!

— Откуда ты знаешь? — чуть тише спросила Лена.

— Знаю! — твердо, убежденно ответил Денис.

Ленка откинула голову от его плеча, посмотрела внимательно и поверила этой его твердой убежденности.

— А говоришь, что словами не умеешь. — Она попыталась улыбнуться.

У нее не получилось улыбаться, закружилась голова, ноги ослабли.

— Что-то мне нехорошо…

Денис быстренько усадил Ленку на стул, тревожно всматриваясь в выражение ее лица.

— Это ничего, — успокаивал он. — Ты перенервничала да еще покурила. Горячий сладкий чай поможет.

— Давай, — согласилась она, но рук его не отпускала, держалась, как за спасение.

— Я быстро, Леночка, — осторожно высвобождая руки, пообещал Денис.

— Да. — Она отпустила его.

Облокотилась о столешницу, положив голову на ладонь.

Она была пустая внутри, как высохший орех-обманщик, — скорлупа твердая, а внутри почерневшее высохшее ядро, и никаких сил у нее не было — усохли, как то ядро. А надо уезжать, попрощаться и уезжать.

Все.

Денис подтянул второй стул, сел совсем близко, не обнял, положил руку на спинку ее стула, протянул чашку с чаем:

— Попей, тебе легче станет.

Лена взяла чашку двумя руками и, стараясь не смотреть на Дениса, начала пить маленькими глоточками. Долго пила. В обоюдном молчании, почти все выпила, зажав чашку между ладонями, смотрела в нее.

— Я должна была рассказать тебе раньше. Сразу, как почувствовала, что увлекаюсь тобой. Ну во-о-от, рассказала, — поставила чашку на стол и решительно посмотрела Арбенину в глаза. — Нам трудно будет теперь работать, но уж, раз взялись, надо доделать. Ограничимся деловыми встречами, и я постараюсь закончить все, как можно быстрей.

— Почему? — спросил Арбенин своим коронным непонятным тоном.

— Потому что серьезные отношения со мной, как ты теперь знаешь, невозможны.

— Почему? — повторил он вопрос.

— Потому что у меня сын бывший беспризорник, а я расчетливая стерва, которая знала прекрасно, что оставляет его мать спиваться и подыхать! — Повысила голос от необходимости еще что-то объяснять, к чему он ее понуждал: — Все, Денис, хватит с меня на сегодня душевной хирургии! Не надо заставлять меня объяснять очевидное! Все! Мне надо ехать!

— Нет! — сказал он, как приказ отдал. — Поедем завтра утром!

— Денис! — потребовала прекращения всего Ленка.

С нее вообще-то хватит! На самом деле — хватит! Она не способна вынести еще ковыряния, разбирания! Она рассказала правду, объяснила реальность! Что еще?

— Лен, — спокойно пояснил он, — у тебя замечательный мальчишка, большая умница и человек, а ты прекрасная женщина и мать. Оставь Веркину жизнь Вере, она имела право сама выбирать себе жизнь и смерть. От тебя тут ничего не зависело. И еще, я не отпущу тебя от себя, чтобы ты ни навыдумывала!

Ленка смотрела на Дениса расширенными от потрясения глазами, не понимая, что здесь происходит и что он ей сейчас говорит.

— Есть хочешь? — буднично спросил Арбенин, окончательно сбивая Лену со всех толков и резонов.

— Ты что, не понял, что я говорила? — возмутилась вопросом она.

— Я понял, — невозмутимо ответил он. — Глупости ты говорила: ты плохая, алкоголичку не вылечила, а сын у тебя из «бывших». Так есть хочешь?