Лейни Рич - Лучше не бывает

– Отличная идея.

Прошлепав на кухню, я сунула нос в холодильник и обнаружила здоровенную упаковку «Баскии Роббинс».

– Ты тоже очень хороший человек, мамуля, – с чувством прошептала я, взяла коробку и две ложки побольше и направилась в гостиную…

И остолбенела на пороге.

Музыка! Та, что месяцами изводила меня своими звуками. Моя несуществующая музыка!

Основная музыкальная тема из «Филадельфии».

– Боже правый!

– В чем дело? – с тревогой осведомился отец, взглянув на меня. – Что-то не так?

– Все очень даже так, – заверила я его в безмерном облегчении и плюхнулась на диван рядом с ним. – Все прекрасно, папа.

И я зачерпнула полную ложку мороженого, решив ни в чем себе не отказывать.

– Ты не помнишь, когда у нас появилась эта традиция? Я имею в виду, смотреть на Рождество «Филадельфию»?

– Точно не скажу. – Отец задумчиво облизал сладкую ложку. – По-моему, ты была тогда еще ребенком.

– Вот как?

Краем глаза я видела, что он за мной наблюдает, однако некоторое время прошло в молчании.

– У тебя действительно все в порядке? – наконец не выдержал он.

Я только улыбнулась, придвинувшись поближе к отцу, как делала в детстве в поисках уюта. Он обнял меня за плечо, тоже как тогда, и я полностью и окончательно ощутила себя дома.

Дома и под родительским крылом.

Самое интересное, что именно в этот миг мне впервые стало ясно, чего я хочу от жизни и кто мне для этого нужен.

– Музыка к этому фильму… ты не находишь ее странной, папа? Я хочу сказать, что это ведь не классический стиль.

– И близко не стоял к классике, – со смехом признал он.

Мороженое было упоительное. Я понимала, что мне уже достаточно, но остановиться не могла.

– Хорошо, что ты приехала, Ванда. Нам тебя очень недоставало все эти годы. Может, останешься на все праздники?

– Рада бы, но не могу. У меня большие планы на завтрашний день. Но… знаешь что? – Я выпрямилась, осененная идеей. – В феврале у мамы день рождения. Может, пора и вам нанести мне визит? Нет, правда, приезжайте! Я вас познакомлю с друзьями.

– И со своим адвокатом, – подмигнул отец.

– Само собой.

Вопрос был решен. Мы снова устроились поуютнее и последующие два часа в удовлетворенном молчании смотрели любимый фильм.

– Мэри Энн все время забывает то, что должна сказать перед приземлением космического корабля, – пожаловался Алекс, не в силах скрыть волнение.

В самый канун Рождества магазин был набит до отказа. Сказать, что и мы в своем уголке не скучали, – значит, не сказать ничего. Работы было втрое больше прежнего, и крохотный зрительный зал, устроенный перед театром марионеток, быстро заполнялся. Уже за тридцать минут до начала автор не находил себе места.

– Не суетись так, – посоветовала я. – Увидишь, все пройдет как нельзя лучше. Я дала Мэри Энн книжку упражнений по укреплению памяти.

Сидевший на коленях у Бонса мальчик в это время признавался в любви к передаче «Формула-1», и я начала разыскивать соответствующий бордюр для фото.

– Тебе не кажется, что я немного перегнул палку, когда изобразил Сайта-Клауса пришельцем из космоса?

– Совсем наоборот, в этом-то и весь смак, – совершенно искренне заверила я. – И вообще, пьеса потрясающая, а ты – писатель от Бога. Так что расслабься и не гневи его.

Принтер заработал как раз тогда, когда Мэри Энн подошла от паровозика с очередным претендентом па высокое внимание Санта-Бонса.

– А вдруг это будет смешно? – Алекс схватился за голову. – А вдруг это не будет смешно?!

– Ох, Боже ты мой! – Я ткнула его кулаком в плечо. – Будь тебе двадцать один, я пригласила бы тебя на выпивку, но раз уж ты пока несовершеннолетний, пойди-ка поработай.

Снимок уже обзавелся рамочкой. Я держала его, готовясь передать отцу или матери фаната «Формулы-1», а пока любовалась оформлением. Подняв наконец взгляд, вопреки своим ожиданиям уставилась в противную физиономию Задохлика.

– Ой, мама! – невольно вырвалось у меня, хорошо хоть едва слышно.

Задохлик сжимал руку своего отпрыска так, словно собирался ее расплющить. Даже невооруженным взглядом было видно, что он бурлит от возмущения. Сынок его был, как ни странно, довольно пухлым и розовощеким мальчишкой лет девяти-десяти, в модном костюмчике и ботинках с блеском. Мне показалось, что на лице у него написан глубоко въевшийся страх перед всеми малолетними хулиганами округи.

– Как все это понимать?! – прошипел Задохлик.

– Как рождественское развлечение.

Я передала мальчику снимок, подмигнув, на что он улыбнулся – слегка, да и то одними губами. Теперь следовало ожидать, что Задохлик меня узнает и устроит сцену. Готовясь к этому, я скрестила руки на груди, но ничего не произошло. На данный момент я была для него просто очередным пятном от расплющенного жука или мотылька на ветровом стекле – вытер и забыл.

– Ухты, «Формула-1»! – воскликнул приятно удивленный мальчик, разглядывая бордюр. – Пап, посмотри, «Формула»…

Папаша ограничился резким рывком за руку.

– У вас что, проблемы с психической уравновешенностью? – съязвила я, забывая об осторожности перед лицом столь вопиющего поведения.

– Это у вас проблемы с отношением к святым и вечным вещам! – взорвался Задохлик. – Черный Санта-Клаус! Неслыханно!

– Это что, шутка?

– Как я, по-вашему, объясню это ребенку? Что Санта-Клаус живет не на Северном полюсе, а на экваторе? На экваторе, мать его!

– Советую последить за своей речью! – вскричала я, тоже распаляясь. – Это детский уголок!

– Я требую деньги назад! – рявкнул Задохлик, сузив глаза в две неописуемо мерзкие щелки. – Не хватало мне только платить восемь баксов за то, чтобы мой сын посидел на коленях у паршивого черного Санты!

Не утруждаясь дальнейшими спорами, я достала из кассы восемь долларов и сунула Задохлику, больше всего на свете сожалея, что в тот день в суде не выбила ему все зубы. Мальчик протянул мне снимок со вздохом, но без особого удивления. Я мягко отстранила его руку.

– Это подарок. Счастливого Рождества!

С улыбкой, на этот раз вполне полноценной, мальчишка прижал снимок к груди и поднял робкий вопрошающий взгляд на папашу.

– Ладно уж, возьми!

Задохлик прямо-таки выплюнул эти слова и поволок сына прочь. Я смотрела, как они исчезают за поворотом, и жалела, что не могу похитить несчастного ребенка, чтобы дать ему шанс хоть денек пожить по-человечески, не в желчной тени своего папаши. Увы, нам не всегда дано исправить ситуацию, даже если мы очень этого хотим.

– Пора! Время! – раздалось сзади, и меня потянули за рукав.

Обернувшись, я увидела лицо начинающего автора, где испуг смешался с предвкушением и надеждой, и ободряюще подмигнула.