Анна Богданова - Внебрачный контракт

...И за одного из этих маляров меня угораздило выйти замуж, потому что подруга Людка все уши мне прожужжала, что, мол, стыд и позор это – дожить до двадцати двух лет и ни разу (хотя бы ради приличия!) не побывать замужем. Однако Дубов оказался самым худшим в мире мужем, которого только можно себе вообразить!

И вот, когда я делала ремонт, когда я закончила его и наводила порядок, когда любовалась на свою работу и поразительную, необычную для глаза чистоту собственного дома, – думала я о том, что, в сущности, кроме ассирийского принца, в моей жизни не было ни одного нормального мужчины – все какие-то чокнутые попадались, будто сотканные из одних недостатков. Из лжи, зависти, трусости, слабости, эгоизма, злости, наушничества. А Дубова взять – так он вообще истерики мне, как хорошая баба, закатывал – бывало, на пол рухнет, на спину перевернется и давай ножками сучить по той только причине, что ему, видите ли, женских прокладок не купили! «Себе купила, а мне не купила!»

Ужас! Боже мой! С кем я жила! Какой только мерзости не встретилось на моем пути! Бедная я, бедная! И мне стало вдруг настолько жаль себя, что комок обиды застрял в горле, и ни туда, ни сюда – чуть я не задохнулась.

«У тебя, Дуня Перепелкина, есть только один выход!» – говорил мне голос свыше.

– Я, наверное, с ума схожу! – предположила я вслух.

«Наоборот, выздоравливаешь, в себя приходишь! Это ты раньше сумасшедшая была, раз с такими дураками жила!»

– А какой выход-то, какой? – Я уже и не замечала, что вслух разговариваю.

И тут меня осенило, что у меня действительно есть выход, и зовется он Варфоломеем. «Его надо срочно найти! Срочно! Во что бы то ни стало!» – три дня к ряду пульсировало в моей голове, больше никаких мыслей не было – одни положительные воспоминания, да еще – Варфика я должна найти, чего бы мне это ни стоило!

На четвертый день закралась все-таки одна поганая мыслишка! Подобно рыжему тощему таракану, который пробирался в мою чистенькую отремонтированную квартирку с помойки. Дополз и отжираться принялся – паразит! – так что уже к вечеру того же дня настолько распух и ожирел, что еле ножками передвигал, забился в щель – и сидит там, мерзавец! Так и засверлила меня мысль печальная, мысль тоскливая – нехорошая мысль: «А нужна ли я ему спустя четырнадцать лет? Что, если совсем не нужна? Конечно! Зачем я ему вдруг понадоблюсь, если столько лет он во мне не нуждался?!»

Пятый, шестой и седьмой день я, хотя точнее будет сказать, мой внутренний голос, нашептывал мне веские аргументы и доводы, доказывающие абсурдность и тщетность розыска Варфика.

– Сдалась ты ему сто лет! – возмущался голос. – Ты посмотри на себя! За восемь лет с Дубовым глаза твои потеряли былой блеск, вылиняли от слез! Цвет лица уже не тот, что был: свежий, персиковый, бархатный! И морщины! Ты взгляни, взгляни в зеркало – у тебя уже намечаются морщины! Черные круги вокруг глаз! И вообще – ты не та! Другой человек! И хоть ты не меняла своей фамилии при бракосочетании на «Дубову», ты и на ту Перепелкину не похожа, которая шестнадцать лет назад зашла в море прямо в сарафане, а потом швырнула его на берег, отдав во власть сильного северного ветра Апшеронского полуострова!

– Ну и что?! – давал отпор мой второй внутренний голос, который был добр ко мне и верил в мой единственный шанс, верил, что я найду своего ассирийского принца и у нас с ним все будет прекрасно. – И Варфику теперь не восемнадцать лет! И его жизнь потрепала! Еще как, наверное, поколошматила!

– Если и так, – шипел мерзкий голос – враг моего романтическо-утопического начинания, – ему сейчас тридцать два года. Даю голову на отсечение, что он женат и у него есть дети – полно детей!

– И на ком он женился, позволь узнать? На страшной девушке Хатшепсут?

– Ну, может, она стала красавицей – сейчас пластическая хирургия делает чудеса! И нечего разрушать счастье других, нечего вмешиваться в чужую семью!

– Но Варфик клялся мне в вечной любви! И перстень даже подарил! – Я достала перстень из шкатулки и надела его назло омерзительному внутреннему голосу-пессимисту.

– Глупости какие! Что-то он тебя не больно-то искал!

– Просто мы переехали на новую квартиру! Он не знал адреса! Его родители были против и перехватывали все мои письма, которые я отправляла Варфоломею домой! Я не знала, где он служил! Не знала! – И я заревела, уткнувшись в подушку.

На восьмой день я решила не слушать никаких внутренних голосов, как, впрочем, и внешних.

Я сделала свой выбор – я разыщу его! И никому ничего говорить не стану – ни Людке, потому что она сразу же скажет, что у меня не все дома, и станет отговаривать, ни маме – она тоже не поймет меня, наверняка в мой адрес «пройдется» – у меня, мол, нет никакой гордости, никакого чувства собственного достоинства, что я не в нее – она-то, дескать, никогда в жизни за мужиками не бегала, это они всю жизнь только и делали, что ничего не делали, а за ней сломя голову носились – да-да, я уверена, именно так она и отреагирует на мою идею. Скажу всем просто-напросто, что устала от семейной жизни с Дубовым, что на меня самым ужасным образом подействовал развод с ним (где-то я слышала, что развод занимает едва ли не первое место в стрессовой шкале) и мне, мол, отдохнуть надо. Так что я взяла путевку и уезжаю на море – на месяц, скажу, уезжаю.

Но сразу после того, как я пришла к окончательному решению, выморив все враждебно настроенные мысли – словно отожравшихся тараканов, как тут же, можно сказать, с быстротою молнии передо мной монолитной высоченной бетонной стеной встал вопрос – а на какие средства я отправлюсь на поиски своего ассирийского принца?

Все деньги, которые я получила, уволившись с работы, в качестве расчета, и ту совсем небольшую сумму, которую я умудрилась сколотить за последние полгода, я грохнула на новые обои для комнаты, на кафель, краску, кисти, валики и подобную дребедень, дабы навести порядок в своей разгромленной со времен Ивана Дрыкова квартире.

О том, где взять деньги, я думала еще один день. Мысли расплавились, сделались тягучими, липкими даже какими-то, они совсем на мысли-то похожими не были, а скорее на растопленный в горячих макаронах сыр стали похожи – вот на что (под макаронами, естественно, подразумеваются мозги).

– А если он в Москве? – Я пыталась заставить работать свои «макаронины». – Но чтобы узнать об этом, мне все равно придется отправиться на Апшеронский полуостров. Нужны деньги на билеты и гостиницу, на питание не обязательно – можно и поголодать.

– Надо же, какие жертвы! – откуда-то из глубин прорезался враждебный внутренний голос.

– Заткнись! – возмутилось все мое существо и, утомленное от ремонтных работ, от дум и неразрешимых вопросов, которые то и дело вырастали на пути, словно те самые мухоморы в лесу, которые баба Сара вываривала шесть часов, а потом с удовольствием с вареной картошкой уминала за обе щеки, отключилось в крепком, будто бы пьяном, мертвецком сне.