Анна Дэвис - Званый ужин

— Ты хоть понимаешь, что сказал? Большего оскорбления я от тебя не слышала.

— Да, — скучно согласился Алекс.

— И ты даже не извинишься? Не скажешь, что ляпнул, не подумав? Что во всем виноват этот ужасный вечер, случившееся… Не скажешь, что любишь меня, только не можешь сейчас показать свою любовь из-за… из-за импотенции? Не скажешь?

«Еще чуть-чуть — и примется на коленях умолять… Только этого не хватало», — подумал Алекс.

— Я не стану извиняться. Не скажу, что мне жаль, потому что это не так. Не скажу ничего из того, что тебе хочется услышать, потому что все это неправда. А лгать у меня нет сил.

Рот Тильды превратился в злобную щель, глаза высохли.

— Ах, вот как? Кое-что из моих слов все же правда, не так ли?

Он вздохнул:

— Ты об импотенции?

Тильда стиснула кулаки, не зная, похоже, что с ними делать.

— Алекс. Если ты не хочешь взглянуть в глаза своей проблеме, это не значит, что проблемы не существует.

— Проблемы нет. Я не импотент. Я только с тобой не могу.

Тильда не уловила и намека на злорадство в его голосе, но лучше ей от этого не стало. Скорее, наоборот. К тому же ей очень не нравилось нарастающее в душе чувство, что оба они — и Алекс, и она — теряют над собой контроль. Неужели он действительно произнес то, что произнес? Неужели она по собственной воле затеяла этот разговор?

— Со мной не можешь, — медленно повторила Тильда. — Выходит, я виновата? Я что-то не так сделала?

— Нет, — после паузы ответил Алекс. — Виноват я.

Тильда никогда не испытывала такой беспомощности. Догадка мелькнула внезапно — и догадка эта оказалась не из приятных.

— Ты не можешь со мной. Я не виновата. Виноват ты… У тебя кто-то есть!

Он не ответил. Зачем?

А не догадывалась ли она, не знала ли об измене? Сейчас Тильда поняла, что знала. Не позволяла себе знать — но знала. Догадка хранилась где-то в глубине, как рождественский подарок, ждущий своего дня. И вот он наступил, этот день, и она держит пакет в руках и собирается развернуть, не сомневаясь, что обнаружит внутри — уж очень узнаваемы очертания под оберткой.

— Кто она? — Миллионы раз миллионы обманутых жен с тем же отчаянием произносили эти слова. Тильде казалось, будто она слышит отзвуки их голосов.

— Какая разница.

— Разница есть. Для меня.

— Ты ее не знаешь.

Миллионы раз миллионы мужей-обманщиков точно так же лгали своим женам. Тильде казалось, будто она слышит отзвуки их голосов.

— Давно?

Алекс дернулся на кровати.

— Какая разница. Все кончено. Она замужем, и все кончено. Ты ее не знаешь.

— Я… — Тильда запнулась, прислушиваясь к своим ощущениям. — Я раздавлена.

— Я этого не хотел.

— Но сделал! — Боже, до чего он далек от нее. Тильде хотелось ударить его побольнее, чтобы страдал так, как заставил страдать ее. Если бы только это было в ее власти. — Я тоже тебе изменила.

Детские игры, поняла она, едва произнеся эти слова. Око за око. Зуб за зуб.

— Понравилось? — Глаза Алекса были закрыты, лицо бесстрастно.

Тильда молчала. И это все? Выходит, ему плевать? Они ведь не парочка школьниц, обменивающихся пикантными подробностями первых сексуальных опытов. Они супруги! Муж и жена.

— Я просто… — начала Тильда, облизнув пересохшие губы сухим языком, — хотела убежать от жизни. Я сделала это из-за… пустоты вокруг. Я хотела любить мужа, и чтобы он любил меня. Хотела ребенка, чтобы заботиться о нем и баловать. Я просто… хотела. И сейчас хочу… даже сейчас. А тот… случай? Я придумала себе мечту, как утешение, — и попыталась воплотить ее в жизнь. Да, сначала понравилось. Но потом стало еще хуже.

— Жаль.

Что-то изменилось в голосе мужа. Открыв глаза, Алекс смотрел на жену с… пониманием? Или с жалостью?

— У тебя было так же?

— Нет. Я любил ее. Любил и люблю. Но я ей не нужен.

— Сукин сын!

Тильда заметалась по комнате большой навозной мухой. Раскроить бы ему голову по примеру обезумевших от ярости жен в мелодрамах — сковородкой, кастрюлей, тарелкой — все равно чем, лишь бы с треском, кровью и болью. Именно так положено вести себя в подобные моменты, верно? Но она не станет ничего швырять. Она не из тех, кто портит вещи. Разве что… Она сунула руку в чемодан и вяло запустила трусами в лицо Алекса. До чего нелепый жест… Она застыла, бессильно уронив руки.

Алекс смахнул трусы с лица и встал с кровати.

— Ты куда? — выдохнула Тильда, когда он достал из шкафа пару кроссовок.

— В Ньюкасл. — Алекс нагнулся, чтобы завязать шнурки. Кроссовки выглядели дико в сочетании с вечерним костюмом и галстуком.

— Прямо сейчас?

— Да.

— Но ты не можешь… — Тильда привычно схватилась за горло.

— Извини. — Алекс шагнул из спальни, даже не оглянувшись на жену.

Она сбежала вслед за ним на второй этаж. Она цеплялась за его руку, но он лишь отмахивался, как от комара. Внезапно навалилась слабость, и Тильда, почти упав на перила, в бессилии следила, как он спускается по оставшемуся пролету.

Клэрри сидела на самой нижней ступеньке — банный халат исчез, она уже была в джинсах и свитере. Оглянувшись, криво улыбнулась Алексу разбитыми губами. (Какие у нее распухшие губы, жуть берет.) Поднялась, пропуская Алекса, и двинулась следом к входной двери.

— Ты не можешь вести машину — ты весь вечер пил! — хрипло и тонко прокричала сверху Тильда.

Алекс открыл дверь.

— Вы разобьетесь! — Тильда вонзила ногти в перила. — Или собьете кого-нибудь…

— Ничего, доедем. — Алекс придержал дверь для Клэрри.

— Когда ты вернешься?

Алекс не ответил. Он уже был на крыльце. В проеме двери Тильда увидела небо — розовое от занимающегося восхода.

— Позвонишь, когда доберетесь? Пожалуйста, Алекс!

Он все же оглянулся, пусть и на мгновение. Тильда не смогла прочесть, что написано у него на лице. Хотя, если подумать, она никогда не умела читать по его лицу.

Алекс молча кивнул и закрыл дверь.

Какой большой дом. Никогда прежде Тильда не замечала, до чего он большой, пропуская мимо ушей восторги гостей — «огромный», «громадный», — впервые увидевших ее жилье. Тильда опустилась на ступеньку и прислушалась. Тишина. Абсолютная. Словно не было никакого званого ужина, а маленькой Тильде, которой давно положено спать в своей постели, просто стало страшно одной в комнате, и она выскользнула на лестницу, чтобы поймать голоса родителей из гостиной. Минуты текли, и тишина постепенно наполнялась звуками: тикали часы на лестничной площадке, позвякивали подвески люстры, шумел бойлер, нагревая к утру воду, булькали батареи. Вот птица чирикнула, мотор на улице чихнул. Где-то скрипнула половица. Но громче всего — ее собственное дыхание. Такие обыденные, такие нормальные звуки. Как они смеют — после всего, что случилось?