Наталья Лукьянова - Негаданное счастье

Виктория Михайловна вышла из воды, Балканский подал ей полотенце. Но не улыбался, как обычно, старательно отводил глаза в сторону.

– Ты обиделся, родной? Я тебе сейчас все объясню.

– Ничего не надо объяснять. Мы оба взрослые люди, и у каждого из нас до встречи была своя жизнь.

– Да не было у меня никакой своей жизни до тебя, неужели ты этого не чувствуешь? – взмолилась Вика.

– Я все понимаю, милая, мне странно, что ты так сильно нервничаешь. Давай не будем отравлять последние дни друг другу и выяснять отношения.

– Почему последние? – У Виктории Михайловны екнуло сердце.

– Я не хотел тебя огорчать раньше времени. Мне надо возвращаться домой.

– Когда?

– Послезавтра.

Виктория Михайловна понимала умом, что рано или поздно должно было случиться именно это, но одно дело понимать, а другое знать определенно, что счастье закончится через несколько суток. Балканский улетит домой, а она останется в чужой стране, пока не решатся проблемы с паспортом. А тут еще Александр Григорьевич очень своевременно внес свою лепту. Как она ни старалась, слезы все равно оказались тут как тут.

– Да ты что, с ума сошла? Придумала. Кто позволил сырость разводить на пустом месте? – притворно грозно спросил Балканский и нежно обнял Викторию Михайловну. – Я же не на войну ухожу, чудо мое. Ты скоро вернешься в Москву, а я обязательно, даже если у меня в этот день будет сто тысяч форс-мажоров, встречу тебя в аэропорту вот с такущим букетом. – Он показал величину под названием «такущий». На мгновение отпустил женщину и раскинул руки в обе стороны.

– Зачем мне столько? Они потом начнут умирать, а мне будет больно, – всхлипнула она.

– Н-у-у-у, совсем рассиропилась моя девчонка. Ты собираешься оставшееся время плакать и страдать? Глупости это. Будем наслаждаться жизнью и прожигать ее, договорились?

В ответ Виктория Михайловна кивнула.

Казалось, ничего не изменилось в их отношениях. По-прежнему они не могли надышаться друг другом и не расставались ни на минуту. Но Виктория Михайловна чувствовала совсем маленькую червоточинку, которая мешала обоим. Балканский часто уходил в себя, становился задумчивым и отстраненным. В такие моменты лицо его было чужим, и очень трудно оказывалось понять, о чем он думает. Она считала, что перепады в его настроении связаны с предстоящим расставанием. Ведь ей тоже становилось невыносимо больно от одной мысли, что скоро она останется без него.

А потом Геннадий Николаевич улетел. Он попросил Викторию Михайловну не ездить в аэропорт. Простились они дома. Восемь дней и ночей без него превратились в муку. Алекс, как мог, пытался вытащить ее из скорлупки. Балканский звонил по нескольку раз в день, и это стало главным, для чего имело смысл жить.

Первой реакцией Балканского, когда он прочел телефонное сообщение, было достать неизвестного воздыхателя хоть из-под земли и набить ему морду, грубо, жестко, чтоб было неповадно отравлять жизнь нормальным людям. Потом ярость улеглась, и пришло время сомнений. Мозги начали работать по заданной программе. Он и не подозревал, насколько ревнив. Еще меньше он знал о том, с какой силой терзает это разрушающее, черное чувство душу. Мозги отключались, в них не осталось места для других ощущений и мыслей. Ревность сначала подкралась, потом накатила с такой силой, что начало болеть и стонать все тело. Она не отпускала ни на секунду. Общался ли он с людьми, решал ли рабочие вопросы, шел, ел, спал, она всегда была с ним. Нет, она не с ним, в нем. Как безжалостный палач, ревность выкручивала, уничтожала, услужливо подсовывала воспоминания, рвущие на части жертву, разрушала и превращала в сумасшедшего. Эта гадина жила чужими страданиями, они для нее были благодатной почвой и подпиткой. Она разрасталась, она была везде, не только в нем, но и в воздухе, которым он уже дышал с трудом. Процесс изматывающий и бесконечный, от этого нет лекарства.

Геннадий Николаевич начал анализировать историю знакомства и развития взаимоотношений с Викой. Его временами охватывал нешуточный стыд. Как он мог поддаться на провокацию чистой воды! Но память услужливо подсовывала воспоминания. И он с горечью начинал понимать, что Вика не святая. И у нее имелось несколько скелетов в шкафу. Кое в чем этот «лыцарь» в белом халате преуспел, но шиш ему с маслом. Он не слепой, таких чистых и порядочных людей, как его Вика, не так уж и много. И тут же он начинал мучиться от страшных и нелепых подозрений. Когда они встретились в кондитерской, Виктория пролила кофе и устроила маленький переполох. Случайность, конечно. А если нет? Вдруг она сделала это специально, чтобы привлечь к себе его внимание? И чем больше Балканский думал, тем больше вспоминал мелочи, которым раньше не придавал значения.

Он никогда не думал о себе как о мешке с денежными знаками. Но это не значило, что окружающие думали как он. По сути, так оно и было. Завидный жених по нынешним временам, отличная партия. Ему частенько на этот факт намекали многие. Но в глазах и поступках Виктории было все, кроме меркантильности и холодного расчета. Он хорошо разбирался в людях. Но тут в игру вступало одно маленькое но. Он был влюблен и воспринимал любимую через призму своих чувств. А эти лучики преломлялись не по физическим законам. Они многим жизнь подпортили основательно.

В результате Геннадий Николаевич, петляя от любви к недоверию, терзаясь от ревности, потерял голову и начал совершать ошибку за ошибкой. Он не поехал встречать Викторию. Не нашел в себе сил. С одной стороны, он не смог бы ей врать, что подозревает ее во всех смертных грехах, она бы поняла сразу, что что-то произошло. Ему было стыдно за свои мысли. Он придумывал гадости, тут же корил себя и мысленно просил прощения у Вики. С другой стороны, он был влюблен и не способен трезво оценить ситуацию. Вместо того чтобы мчаться в аэропорт, он пошел в бар. Заказал спиртное и стал, как последний трус, накачивать себя алкоголем. Легче не стало, наоборот, демоны всех мастей устроили настоящую вакханалию. В результате он решил поделиться своими сомнениями с молодым барменом, который терпеливо выслушал его невнятные страдания и сочувственно посоветовал бросить эту стерву к чертовой матери. Советы постороннего легли на благодатную почву, и Геннадий Николаевич решил, что именно так поступить будет правильнее всего. Ночью его мучили кошмары, а утром он понял одну простую штуку. Он слишком торопится. Нельзя принимать скоропалительные решения. Необходимо все обдумать и кое в чем разобраться. Для того чтобы сохранить ясность ума, ему не стоит встречаться с Викторией какое-то время. Он потом ей все объяснит и попросит прощения за все. Да, он понимает, что это жестоко. Но нельзя по-другому. Он не имеет права на ошибку.