Юлия Климова - Мадемуазель Судьба

– А Николай?

– Он умер. Приехал ко мне в гостиницу за день до смерти, привез любимую картину… Я попросила, давно ее не видела. На мне черная одежда – это траур, и вряд ли он когда-нибудь закончится. Валентина теперь одна, о ней некому позаботиться. Я готова броситься к ее ногам и молить о прощении, – голос стал тихим, надрывным. Поляков не сомневался, что по щекам Ольги текут слезы. – Но если Валентина оттолкнет меня и откажется принимать помощь, то я ничего не сумею для нее сделать. Я долго искала человека, которому смогу довериться…

– И выбрали меня.

– Да. Помогите, прошу вас.

– Я сделаю все, что скажете, – горячо ответил Дмитрий Григорьевич.

– Спасибо, – благодарно произнесла Ольга. – Если бы дочь простила меня однажды…

Федор слушал Полякова не перебивая. С теплом и нежностью тот отзывался о Валентине, точно вынужденная забота давно переросла в нечто большее. Чувствовалась в его голосе искренняя ответственность за девчушку, и это почему-то было приятно.

– Представляете, как мы расстроились, когда она исчезла, – сказал Дмитрий Григорьевич, садясь за стол. – Странно, нелепо, необъяснимо. У меня слишком большая практика, чтобы я спокойно относился к подобным случаям. Чутье подсказывало: что-то не срастается, не клеится, идет вкривь и вкось… Валентина точно в порядке?

– Да, – ответил Федор.

– А откуда она узнала про Шарлотту Беар?

– На эту тему мне мало известно. Валя ищет женщину в черном. Это как-то связано с картиной, которая, как вы сказали, находится у Ольги?

– Да.

– Пожалуй, позже я помучаю вас вопросами, – усмехнулся Федор.

Поляков понимающе кивнул и продолжил:

– Признаюсь, мой человек иногда следил за Валентиной, но редко. Кстати, он ее и упустил из виду.

– Плохо работает ваш человек, – сказал Федор, вспоминая историю с Мотькой Кашиным.

– Согласен. Я, кстати, тоже приглядывал за Валей: сразу навел мосты с ее начальством, многое разузнал о жизни девушки, все голову ломал, как помочь. Непростая ситуация… А потом – она исчезла! Ольга чуть с ума не сошла, не могла ни есть, ни спать. Ее вообще часто мучает бессонница. – Поляков расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и твердо произнес: – Знайте, я ни в чем ее не виню. – И добавил мягче, с долей смущения: – Я совсем недавно узнал, кто Ольга на самом деле. Шарлотта Беар. Необыкновенная певица, которой рукоплещут миллионы. – Вспоминая концерт в Доме музыки, Дмитрий Григорьевич счастливо улыбнулся. – Ольга хотела, очень хотела открыться дочери, но немного позже…

– Сейчас Валентина находится в моей квартире, во всяком случае, я на это надеюсь, – сказал Федор. Мысленно приплюсовав к влюбленному профессору влюбленного адвоката, он опять набрал свой домашний номер.

Всего три гудка, и истеричный голос Оксаны:

– Федор! Федор! Я специально не брала трубку, надеялась, что ты приедешь. Зачем тебе эта сопливка, слышишь меня, Федор? Она сказала, что ждет от тебя ребенка, и вы скоро поженитесь! Я не желаю верить в подобный кошмар!

Федор с удовольствием бы посмеялся над шалостью Вальки, но сейчас было вовсе не до этого. «Где она, где она…» – выстукивало сердце, тянуло и звало.

– Где она?

– Ушла, – радостно сообщила Оксана. – И больше не придет!

– Когда?

– Давно. Скажи честно, твоя подружка наврала мне или нет?

– Не наврала! – рявкнул Федор, прервал разговор и, встретив встревоженный взгляд Полякова, сказал: – Сбежала. Звоните Ольге, надо ее предупредить. Спросите, знает ли она Казакова Юрия Яковлевича, этот человек прятал Валентину. Нет, лучше дайте номер, я сам с ней поговорю.

Он испытывал к ней то болезненное, воспаленное, обжигающее чувство, которое уродует душу, сжигая ее до почерневших, потрескавшихся углей. Его кидало из стороны в сторону: то он представлял Ольгу дерзкой и властной, то покоренной, стоящей перед ним с опущенной головой. Оттачивал слова и фразы, собирался их бросить ей в лицо, слушал, скрипя зубами ее волшебный голос, придумывал «случайные встречи», репетировал равнодушие, рвал фотографии и распечатывал новые. Он испытывал к ней то болезненное, воспаленное, обжигающее чувство, которое называл любовью. Но любовь ли это была?..

Юрий Яковлевич познакомился с Ольгой на собственном дне рождения. Друг Николай пришел с юной, хрупкой девушкой и весь вечер держал ее за руку. Казалось, больше никто не может так звонко смеяться, так широко распахивать глаза, наивно и искренне глядя на мир. Больше ни одна женщина не может быть столь притягательной и недоступной одновременно. Голова Юрия Яковлевича закружилась, желание обладать Ольгой крепко засело в сознании. Она должна принадлежать ему, только ему!

Слушая вдохновенные рассказы Николая о любимой девушке, Казаков постоянно думал: «Почему не я рядом с ней, почему?» В сердце начинала плескаться ревность, перерастающая в тихую, однотонную ненависть, раздражающую, точно бесконечный телефонный гудок.

Юрий Яковлевич встретился с Ольгой и предпринял несколько попыток к сближению. Она удивилась, пожала плечами и сделала вид, что не догадывается, о чем идет речь. Предложила дружбу и тут же, позабыв обо всем на свете, отправилась на свидание с Николаем.

Дни складывались в месяцы, все усилия разбивались о стену чужой любви. Казаков впал в депрессию и на некоторое время устранился. Когда Ольга уехала, он вздохнул с облегчением: с глаз долой – из сердца вон. Но все оказалось не так просто. Крохотная Валентина стала постоянным напоминанием о ней. Николай доверил другу тайну и часто рассказывал забавные истории о дочери с бесконечным обожанием в голосе. Юрий Яковлевич понял – Ольга будет приезжать, будет навещать дочь и, конечно же, Николая. Чувства заскакали по кругу – страсть, ненависть, страсть, ненависть, страсть, ненависть. И опять пульсирующая мысль: «Она должна быть моей, должна!»

Успехи Ольги доводили Казакова до бешенства. Все чаще он чувствовал себя ничтожным и слабым, все чаще зло щурился, мечтая о хрупкой черноволосой красавице, не принимающей его всерьез. Стоило Ольге прилететь в Москву, как Казаков бросал все дела и под любым предлогом старался оказаться рядом. Николай, упоенный счастьем, ничего не замечал, считая такое внимание со стороны друга обычной вежливостью. Одна из этих встреч запомнилась Юрию Яковлевичу надолго. Ресторан, вино, они втроем. Николай вышел. Ольга скучала, посматривая время от времени на дверь, – даже минутное расставание казалось ей невыносимо долгим. Шарлотта Беар. Там, в Париже, она носила такое имя. Казаков схватил Ольгу за руку, сильно сжал пальцы и обрушил на нее колючий поток своих чувств – клялся в любви, обещал осыпать бриллиантами и умолял о встрече наедине. Она лишь бросила: «Я сделаю вид, что ничего не слышала» – и отвернулась к окну.