Татьяна Корсакова - Старинный орнамент везения

Липа была в кабинете и, сидя на диване, смотрела перед собой пустыми глазами. Тим хотел было сесть рядом, но передумал, отошел к столу.

– Липа, нам нужно поговорить.

– Да. – Голос безжизненный, взгляд по-прежнему пустой.

Так даже лучше, что она на него не смотрит. Так проще.

– Я должен уехать.

– Да.

– Один.

– Я понимаю.

– Но я стану тебе помогать.

– Не надо.

– Буду! Днем я переоформлю квартиру на твое имя.

Она ничего не ответила, похоже, ей было все равно.

– Ты должна знать еще кое-что. У моего… – он запнулся, – у нашего отца была коллекция старинных монет. Очень ценная коллекция.

– Это из-за нее все началось? – Липа по-прежнему не смотрела в его сторону.

– Да. Коллекция не фигурирова в завещании. Все решили, что она спрятана в квартире. Я нашел ее.

– Вчера?

– Да. Мы ее поделим. Или, если захочешь, продадим и поделим деньги.

– Мне ничего не нужно.

– Липа, речь идет о миллионах.

– Мне все равно. – Наконец-то она на него посмотрела. Теперь в ее взгляде не было пустоты – только боль и обреченность, отражение его собственных чувств. – Ты знал про меня?

– Что?! Ты с ума сошла! Ты думаешь, я бы…

– Прости.

– И ты меня прости. – Если бы она не была его сестрой, он бы обнял ее за плечи, погладил бы по волосам… Но она его сестра, и им остались только слова.

– Ты не виноват. Мы не виноваты. Правда? – В ее голосе мелькнула тень надежды.

– Никто не виноват. Нужно просто постараться забыть.

– Я не смогу.

Он тоже не сможет смириться с мыслью, что в его солнечном доме не найдется места ни этой женщине, ни ее кошке. А ему самому больше нет места в ее сердце. Кровное родство, будь оно неладно…

– А это правда был ты?

Он понял, о чем она: о тумане и пленке. Да, это он. На тот момент идея казалась простой и логичной. Девочка стояла на грани, ее нужно было только чуть-чуть подтолкнуть. Не к краю крыши, господи, конечно, нет! У него даже мысли не возникло, что все может так обернуться, что его маленькая импровизация наслоится на действие наркотиков и Липа сорвется с катушек. Просто немного бутафорского тумана, едва различимый шепот…

А она оказалась на крыше, и, опоздай он хоть на пару секунд, она бы погибла.

– Да, это я. Прости.

– Это жестоко.

– Я знаю. – Глупо оправдываться и говорить, что он не хотел. Теперь это уже неважно. После того, что они узнали, все остальное блекнет и теряет смысл.

Ночь прошла без сна. Тим лежал на диване, смотрел в потолок и думал, что Липа наверняка тоже не спит.

Утром явилась Инга. Липа сказала ей что-то, и она ушла, лишь на прощание бросила на Тима вопросительный взгляд.

Два последующих дня они почти не виделись. У Липы была ее работа, у Тима дела. В прокуратуре его встретили как родного и записи обрадовались несказанно. Еще бы не обрадовались: благодаря его предусмотрительности одним «висяком» стало меньше.

Когда Тим принимал это решение, им двигала не ненависть и даже не чувство мести. Он просто боялся, что, оставь он все как есть, Марина может вернуться. Только теперь уже не с банкой крови, а с ножом или пистолетом, чтобы убрать одного из свидетелей – Липу. Тим не мог этого допустить. Теперь он в ответе за свою… в общем, теперь ему есть кого защищать.

Потом переоформляли квартиру. Если нотариус и удивился, то виду не подал, сделал все в лучшем виде. Приятно иметь дело с профессионалом.

Их прощание оказалось коротким. Торопливое «пока», взгляды украдкой. Единственное, на что Тим отважился, – это пожать ей руку, самые кончики холодных как лед пальцев, вложить в узкую ладошку свой амулет. Не нужна ему больше удача, ему больше ничего не нужно. Он сам за себя постоит, как-нибудь разберется со смертью, своей давней подружкой. А Липа – она другая, ей требуется защита. Может, с амулетом ей не будет так… так больно.

Она не хотела принимать подарок, но он силой сжал ее руку в кулачок. Все, у амулета теперь новая хозяйка…

В самолте Тим напился. Хорошо, что в Париже его встречали Коляныч и Ассан…

Жизнь продолжается. Жизнь продолжается, несмотря ни на что. Липа повторяла это как мантру, с которой она просыпалась и ложилась в постель, за которую цеплялась, как утопающий цепляется за соломинку.

У нее все хорошо. У нее есть работа, верная подружка Инга, кошка, квартира, теперь уже безо всяких призраков и ужасов, у нее есть… брат. Единственное, чего у нее нет, – это душевного покоя. Такая мелочь, сущий пустяк. Надо чуть-чуть потерпеть, и все образуется, станет на свои места.

Но ничего не образовывалось. Жизнь продолжалась, а боль не проходила. И даже амулет, прощальный подарок Тима, не помогал. Амулет тосковал по прежнему хозяину, а она все никак не решалась его снять. Наверное, потому, что с амулетом каждую ночь ей снился Тим. И в снах этих он не был ее братом…

Она никому не рассказывала про них с Тимом, даже Инге. О таком нельзя говорить вслух. Такое дается как испытание или наказание.

Нужно только потерпеть…

Это случилось в субботу, в стылый ноябрьский день. За окном шел дождь пополам со снегом. Мозаичная плитка на крыше покрылась тонкой корочкой льда. Цветы и пальмы Липа внесла внутрь еще в сентябре, а за ними кресла и столик. Теперь детская была похожа на зимний сад. Теперь Липа любила пить кофе именно здесь. Чашка кофе, плитка черного шоколада, кошка Машка на коленях – почти идиллия. За окном глубокая осень, а у нее дома маленький кусочек лета.

В дверь позвонили. Машка лениво повела ухом, посмотрела на Липу. «Не открывай, нам и так хорошо», – читалось в ее желтых глазах. Да, им хорошо, а гость пусть уходит, кто бы он ни был.

Звонок стал настойчивее. Липа вздохнула, встала, переложила кошку в кресло, сказала:

– Я только узнаю, что им нужно, и вернусь.

Она открыла дверь, не заглядывая в глазок. А зачем? С ней же теперь Тимов медальон – спираль удачи…

На лестничной площадке стояли двое. Невысокий толстяк в пуховике и лохматой лисьей шапке и рослый чернокожий мужчина в элегантном пальто и с непокрытой головой.

– Олимпиада Витальевна? – Толстяк широко улыбнулся, зачем-то ткнул в бок чернокожего.

– Да. – Липа почти не удивилась, за последние месяцы она разучилась не только бояться, но и удивляться.

– Вы позволите нам войти? – чернокожий говорил по-русски с сильным акцентом.

– Прошу, – она пошире распахнула дверь.

Гости шагнули в квартиру. Толстяк огляделся, одобрительно поцокал языком и с удивительным проворством выскользнул из пуховика. Его приятель улыбнулся Липе и сказал смущенно:

– Меня зовут Ассан. А его, – он бросил неодобрительный взгляд на толстяка, – Коляныч. Мы друзья Счастливчика, то есть Тима.