Лариса Райт - Золотая струна для улитки

Я не оговорился. Речь идет не просто о религиозном воспитании, местожительстве или гражданстве. Я имею в виду ту природу вещей, те основы, которые каждый из нас впитывает с молоком матери. Я глубоко убежден, что в большинстве случаев в семье христиан вырастет добропорядочный христианин, мусульмане воспитают истинного мусульманина, иудеи заложат в своих отпрысков основы иудаизма, а атеисты постараются сделать все от них зависящее, чтобы их ребенок оказался свободным от религиозного плена. И каждый человек, за небольшим исключением, вырастает с ощущением, что его образ жизни, его мысли, его воспитание, его вера – самая правильная. И даже не надо углубляться в философию, достаточно просто оглянуться по сторонам и окунуться в повседневность: все, кто хоть чем-то отличается, кажутся нам чудаками. Мы – самые правильные, самые лучшие, самые настоящие. Как ни печально, но урбанист никогда не поймет дачника, «зеленые» не договорятся с охотниками, пацифисты будут устраивать акции против военных вторжений, технари – унижать гуманитариев неспособностью складывать цифры, а последние первых – неспособностью соединять слова. Это законы природы, это инстинкты: собака гонится за кошкой, не задумываясь. Остановится кошка – преследование закончится, и разочарованный пес удалится восвояси. Так и дети зачастую копируют поведение своих родителей, говорят их словами, выдают вложенные в головы идеи за свои, не задумываясь об их достоверности. Ты не замерзла? Закрыть окно?

– Нет, мне тепло. – Андреа на секунду высовывается из-под мышки, смотрит в грустные глаза Марата, ободряюще улыбается и просит: – Продолжай…

– К чему я все это говорил? Ах да… Я хотел сказать, что человек счастлив именно до тех пор, пока не сталкивается с проблемой выбора, пока ему не предлагают альтернативы. Если кормить ребенка несоленой пищей, он будет считать такую еду обычной, но попробуйте один раз подсолить – и ваше чадо навсегда откажется от прежних блюд.

До конца определившийся человек, как правило, счастлив. Он может кричать о своем выборе, доказывать свою правоту, призывать людей разделять свою позицию, копировать образ жизни, перенимать веру… А может тихо существовать в своей скорлупе, но убежденность его от этого не ослабеет. Сторонник теории Дарвина, невольно оказавшийся собеседником священника, может уважительно слушать или горячо спорить – это не имеет значения. К какому результату может привести такой разговор? Вот тут можно поспорить с утверждением, что в споре рождается истина, – в таком споре невозможно договориться, доводы противника будут вызывать только раздражение, а финалом поединка станет еще большая убежденность в собственной правоте.

Если ты знаешь, кто ты и почему ты здесь, если ты веришь в правильность данного тебе воспитания, ощущаешь попутный ветер и чувствуешь непоколебимость своих устоев, ничто не может помешать тебе быть счастливым.

Почему же тогда своенравные европейки скорбят об участи восточных женщин? Почему считают их несчастными, угнетенными, недовольными судьбой? Почему не представляют прекрасной жизнь с покрытыми волосами и свадьбу с незнакомым человеком?

– Какие-то несоразмерные вещи. Ходить в платке – это одно, а делить постель с чужим человеком – совсем другое.

– Это для тебя несоразмерные. К тому же незнакомец, оказавшийся мужем, становится самым близким и родным. Сложно представить? Но это именно так. Думаешь, невозможно так жить? Кажется, что женщины лишают себя любви? Вовсе нет, Андреа. Вовсе нет. Абсолютное большинство мусульманок живут с мужьями в любви и согласии долгие годы, считают свой образ жизни единственно правильным, почитают мужчин и считают развод самой ужасной трагедией. Они не чувствуют себя ни подавленными, ни забитыми, ни униженными, ни второсортными. Второсортные – кто придумал назвать этим невкусным словом восточных женщин? Религия? Мужчины? Или это жаждущий господства западный мир решил открыть мусульманкам глаза на их недостойное положение. Недостойное, заметь, лишь на взгляд поборников европейской светской культуры. Рядовая женщина, воспитанная в исламском обществе, считает, что она занимает именно то место, которое должна занимать, носит ту одежду, которую призвана носить, ведет тот образ жизни, который следует вести. Она не мечтает ни о чем другом, не ждет перемен и не хочет вмешательства других народов в свою судьбу. И даже не пытайся понять этого, все равно не сможешь. Ты все равно будешь испытывать жалость к женщине в чадре, считать древние обычаи мусульман варварством, верить, что ты живешь лучше, свободнее и правильней. Знаешь почему?

– Почему?

– Потому что ты не такая. Не лучше и не хуже мусульманки. Просто другая. И я другой. А Марийка другой так и не стала. Она пыталась устоять, удержаться на ей одной видимой ниточке между религиозным миром и светским. Она не сделала окончательный выбор – она металась между жаждой свободной жизни и необходимостью чтить традиции предков. И не потому, что кто-то заставлял ее так поступать, нет. Она искренне верила в то, что поступает правильно.

– Миллионы людей венчаются и крестят детей, отдавая дань моде, а не личным убеждениям. Я тебе руку не отлежала?

– Нет, что ты?! – Марат еще сильнее прижимает к себе Андреа. – Христиане отдают дань моде, а мусульмане – традициям. Марийка перешагнула через многие вековые обычаи. Она отдала себя сцене. И не просто сцене, а балету. Ты можешь сказать, сколько лет этому искусству?

Андреа вспоминаются марлезонские балеты французских королей.

– Полагаю, несколько веков.

– А киргизскому балету?

– Не знаю.

– Нет и ста. Разве можно было раньше представить себе мусульманку, прилюдно машущую ногами, обтянутыми трико? Противники ислама могут благодарить за это революционеров. Да, среди киргизских балерин есть даже народные артистки СССР, но, несмотря на это, далеко не все родители считают эту профессию достойной добропорядочной девушки.

Марийке в этом смысле повезло. Она родилась в нужное время и у нужных людей. Ее способности заметили и не мешали развиваться ее дару. Ей дали свободу выбора, свободу самоопределения. А она запуталась. Она хотела двигаться вперед, но постоянно оглядывалась назад. Марийка решила, что ее родители – советские люди, охотно соблюдающие мусульманские традиции, – будут ждать этого и от нее. Не требовать, а ждать. Она была примерной любящей дочерью и очень боялась их расстроить. Согласись, что практически каждый человек невольно начинает переносить на свою семью ту модель отношений, которую он видел у своих родителей. Наверняка так и случилось с Марийкой. Она неоднократно слышала от мамы и бабушки, воспитанной еще в дореволюционную эпоху, набор фраз, которые стали для нее своеобразными догмами, учебником моральных ценностей.