Франсуаза Бурден - Нежность Аксель

Он открыл глаза и поглядел на серое небо. Начинается дождь? Не нужно погружаться в прошлое, а то он совсем упадет духом. Думать о Бенедикте было больно, бесполезно. И уж совсем ни к чему вспоминать о том далеком дне, когда в Аскот проходили скачки и они познакомились с Грейс. «Наследница, которая стремится женить тебя на себе, старина!» Будучи на шесть лет старше брата, Бен всегда в шутку величал его «старина». И не питал никаких иллюзий относительно стремлений младшего брата.

Нет, решительно не стоит думать ни об ипподроме Аскот, ни о Грейс, ни обо всем, что за этим последовало. Джервис поднялся с шезлонга. На кого он похож, вот так развалившийся? Между тем вот-вот хлынет ливень. Он вошел в дом, поднявшись по пологому съезду, сооруженному специально для кресла Бенедикта. Работы проходили одновременно в лондонском доме и в поместье Саффолк, Грейс срочно занималась обеими стройками. Знать, что Бен остался калекой на всю жизнь, было настоящим горем, они плакали неделями. Джервис даже подумал, что покончено и с тренировками, и с конюшней в Мезон-Лаффите, и с наездниками Монтгомери на ипподромах. Он не подумал лишь о том, что Бенедикт был личностью выдающейся и он не позволит жизни сломать себя. Впрочем, без лошадей он бы умер от отчаяния. «Как ты можешь ничего не делать всю жизнь, Джервис?» — с искренним любопытством спрашивал Бен. Потом они вместе смеялись. Они были такими разными. И такими близкими…

Джервис прошел в гостиную, закрыл застекленную дверь. Его раздражал вид столика и стульев вокруг него. Увидев их, Кэтлин раскричится. Тем лучше, пусть сама поищет место для каждой вещи. Как и мать, Кэтлин обладала даром быть элегантной и утонченной. Но какую черту характера она унаследовала от Бенедикта?

— Папа? А, ты здесь! Боже мой, ты двигаешь мебель?

Кэтлин, восхитительная в бежевом тренчкоте[10] и черных сапогах, прошла через гостиную, чтобы поцеловать его.

— Ты тысячу раз прав, мы должны все переделать, поменять обивку, паласы… Я скажу об этом маме. Может быть, она немного отвлечется, приехав сюда на недельку. — Кэтлин посмотрела на него ласково и встревожено. — У тебя все в порядке, папа?

— Я скучаю по Бену, — неожиданно ответил он.

Она отвернулась и прошептала:

— Я тоже.

Грациозным движением она освободилась от плаща и бросила его в кресло.

— Не поговорить ли нам?

— О чем, дорогая?

Несколько мгновений она пристально смотрела на него, потом опустила глаза и, похоже, уже не собиралась ни о чем говорить. Молчание затягивалось, но Джервис не сделал ничего, чтобы прервать его.

— Ты не против поужинать в «Сент-Элбан»? — наконец предложила она.

— Слишком помпезно, очень много людей…

— Тогда в «Гордон Рамсэ». Скромно, приятно, по-французски. Три звездочки в «Мишлен»!

— Принято.

— Пойду переоденусь. Спущусь не позже чем через четверть часа.

Это означало, что она появится минимум через час.

— Почему бы нам в качестве аперитива не открыть бутылочку чего-нибудь? — предложила она.

Он смотрел, как она выходит из комнаты. Ее беспечность и забавляла его, и огорчала. Она была красивой, беспечной, пустой, бесполезной. И, сама того не зная, страдала от этого.

— Моя дочь, — громко сказал он. — Моя совсем взрослая дочь.

Восхищение и любовь Кэтлин к Бенедикту уже давно возбуждали любопытство Джервиса. Интуиция? Она ничего не знала, вместе с тем инстинкт говорил в ней, когда еще совсем девчонкой она бросалась на шею дяде Бену с выражением потерявшегося котенка на лице. Джервис смотрел, как она это делает, и не мог ревновать. Женившись на Грейс, он безоговорочно согласился на все: иметь женой очень красивую девушку, весьма солидное приданое и вдобавок — мнимое отцовство. Грейс недостаточно хорошо играла свою роль, чтобы он мог считать себя избранником, любимым. Но всех спасало молчание, все они вели себя корректно. Ради мира в семьях… К счастью, он заметил тот незабываемый взгляд Бенедикта в церкви в день венчания. Он, будучи свидетелем, в момент, когда молодожены подтверждают согласие стать супругами, протянул кольца Джервису и взглядом попросил прощения, давая торжественное обещание, отличное от тех, которые должны были вот-вот прозвучать.

Больше не стоит думать об этом, как он только что сказал себе в саду. Джервис спустился в кухню и заглянул в холодильник, надеясь найти там белое игристое вино из Сассекса, которое сошло бы за шампанское. Кэтлин всегда находила у Хэррода необычные местные вина. Он предпочел бы, чтобы она посвящала свое время чему- нибудь другому, любви например, но она все еще не свернула на эту дорогу. Еще один семейный дефект?

— Я готова!

Он протянул дочери стакан и чокнулся с ней.

— Как ты думаешь, Аксель будет приезжать к нам время от времени? — осторожно поинтересовалась она.

Желала ли она этого? Ее чувство к племяннице не было горячим. Ей нравилось брать ее под свое покровительство, давать уроки женственности или моды, но когда Бенедикт пел дифирамбы своей дорогой внучке, она частенько злилась.

— Думаю, у нее не будет на это времени. По крайней мере, сейчас. Но мы постараемся собираться на праздники, мать организует это. Не следует отказываться от традиций, к тому же нужно обязательно вернуть Дуга в семью. Нас не так много, чтобы оставить кого-то, будь то даже гадкий утенок, на произвол судьбы.

— Бен хотел бы этого. Ну что ж, так и сделаем! — подтвердила Кэтлин.

Они обменялись взглядами. Каждый знал, что другой кое о чем умалчивает, но и так было очень хорошо.

Гроза разразилась к полуночи, и в два часа Дуглас все-таки встал с кровати. Раскаты грома не удалялись, да и молния через равные промежутки времени освещала окна.

Разумеется, электричества не было. Дуглас оделся и вышел. В холле он нашел сапоги, непромокаемый плащ и фуражку, взял на комоде ключи от старенького «остена».

Конезавод был всего в двух километрах, но дорогу, похоже, залило. Даже при медленной езде машина поднимала настоящие волны, дворники не справлялись, и Дуглас, вцепившись в руль, изо всех сил вглядывался в ночь.

— Никогда не видел такого потопа… — ворчал он.

Лучше было бы остаться под крышей, в тепле. Вспышка молнии осветила ограду. Оказалось, что Дуглас ехал почти вплотную к ней, и он резко повернул руль.

— Спокойно, уже подъезжаем…

Через ветровое стекло, по которому стекала вода, он с трудом различил в свете фар здание конезавода и остановился как можно ближе к главной конюшне, где находились кобылы. Выскочив из «остена», он поспешил к высокой двери, отпер ее и откатил в сторону. В конюшне света тоже не было.