Светлана Алюшина - Счастье среднего возраста

Другой — да, но не царица Александра!

Не дернулась даже!

— Обнаружил изменения в облике? — Все так же холодно.

— Компанию можно составить?

— Легко! — немного подумав, согласилась она.

— Иду.

Он промаялся неделю!

Измучился и, как ему казалось, нашел приемлемый вариант. Часа в четыре ночи нашел, а к восьми убедил себя в его идеальной и единственно приемлемой правильности.

И полдня дозревал.

А потом нашел Сашку, выяснив у новой секретарши, где она. Подъехал, сразу увидел сидящую у окна, погруженную в изучение документов, и смотрел, и не решался выйти из машины, и такое чувствовал…

— Привет!

Он наклонился, поцеловал в щечку и сунул маленький букетик цветов ей в руку.

— Симпатично, — оценила Санька.

Иван заказал кофе подоспевшему официанту и устроился напротив нее за столом.

— Как рука?

— Ты уже спрашивал. Нормально, почти зажила, болит, если долго за рулем сижу.

— Как твоя работа? — спросил он, чуть отклонившись, давая официанту, принесшему кофе, простор для маневра с чашкой.

— А как твоя? — светским тоном поинтересовалась Сашка. — И кстати, погода отличная, синоптики дождей не обещали.

Он засмеялся — отвык! Забыл, как она его осаживала, вычисляя все его заходцы.

— Да уж, Романова, с тобой как на фронте — только зазевался — и бац!

— Да брось ты, Ванечка, я с тобой не воюю. Я мирная, спокойная и законопослушная гражданка.

— Ты уже об этом как-то говорила.

— Ванечка, ты просто так, мимо ехал или цель какую имеешь?

М-м-да! Как на минном поле — никакой расслабухи!

— Имею, — признался Иван.

— Открыта для переговоров!

«Ну стервочка-то, а! Кажется, я уже умилялся данным ее качеством не раз!»

— Я скучаю по тебе, Сашка! Мне было с тобой очень здорово, во всем! В бегах, в шутках-прибаутках, в пикировках наших, разговорах и очень хорошо в постели.

— Да? — холодно уточнила и возразила: — То, что было у нас в постели, Иван, очень далеко отстоит от милого определения «хорошо».

— Да, далеко отстоит и называется по-другому! — согласился он, по-тихому начиная злиться. — Я об этом и говорю! Александра, давай, пусть у нас будет роман!

— Это в том смысле, что будем встречаться? — переспросила она тем же холодным тоном.

Как это у нее получается — заводить его влет, с полуоборота?! Он всегда умел сдерживать эмоции, чтобы его завести, надо было о-очень постараться! А ей стоит бровку приподнять, хладнокровно так что-то сказать — и он как порох!

— Да! — с небольшим нажимом пояснил он свою мысль. — Встречаться, проводить вместе свободное время, заниматься любовью, кино, театры, можем в отпуск вместе съездить!

— Типа любовники? — не унималась Сашка.

Что-то в ее тоне ему не понравилось!

А что, собственно, такого?

— Не типа, а любовники!

— А-а! — кивнула она. — Это те, которые встречаются для теплого траха раза три в неделю, то у нее дома, то у него, в свободное от работы и иных занятий время. Обставляя все предварительным антуражем — ужин в ресторане или дома при свечах, опять же совместные походы в театры, выезды на природу и в отпуск.

И так она все перевернула, что он почувствовал себя скотиной — мужской эгоистичной скотиной!

— Саш, а что тебе не нравится? Люди именно так узнают друг друга, встречаются, притираются!

— Видишь ли, Гуров, то, что ты предлагаешь, называется «находиться на безопасном расстоянии». Ты заранее выстроил для себя дорогу, проспект для отступления, если — не дай бог! — почувствуешь, что затягивает! С данными предложениями формы общения это не ко мне, это к барышням своим, они счастливы будут. Мне тебя узнавать не надо и притираться, присматриваться тоже — я прошла все эти этапы в ускоренном экстремальном режиме. Все просто — я тебя люблю, и никакие тридцать, пятьдесят, даже семьдесят пять процентов твоей жизни меня не устроят! Я это уже проходила в детстве — отстраненность, держание меня на расстоянии, снисходительность. Если ты боишься жить на полную катушку — радоваться, смеяться, ругаться, мириться, заниматься любовью вместе, делить и поражения и победы, да все на свете, вместе, — это, Ванечка, твоя жизнь и твой выбор. Меня эти теплые сопли любовного романчика в полутонах не устраивают!

— Это ты к чему пламенную речь толкнула, Романова? К тому, что нам надо пожениться?

Разозлился он страшно — что за дела?! — выступила тут и отказала!

— Знаешь что, Гуров, — устало вздохнула Санька, как вздыхают, когда тщательно пытаются объяснить что-то непроходимому тупице, — со всем вот этим и со своими комплексами, страхами, ночными кошмарами о потере независимости и радости свободного полета ты разбирайся сам. А мне на работу пора.

И она ушла.

Не попрощалась — встала и ушла!

Он закурил, хотя в этом заведении курить было запрещено, но он так посмотрел на подлетевшего было напомнить о данном запрете официанта, что тот отпрыгнул, сбив стул у соседнего столика.

Черт! Черт! Черт!

Она сказала… да много чего она сказала! И все в десятку, будто гвозди в него заколачивала! Да все было ясно и понятно с самого начала — не та это девочка — не та! Никакой романчик с ней не проканает. Да знал он! Но попробовать же надо было! Просто так взять и отпустить Сашку от себя в ее свободную жизнь он не мог.

Ну вот, попробовал! Помогло?

Даже курить из-за нее снова начал!

Она сказала: «Я тебя люблю», легко так сказала, как само собой разумеющееся.

Он улыбнулся, но, когда вспомнил, что еще она тут ему наворотила, улыбка сползла с его лица, а сердце, вместо прокравшегося было тепла, почувствовало холод.

Ну что ж, Александра Владимировна, как ты правильно заметила, это мой выбор!

А это твой!

Она сказала, что любит, и букет забрала с собой.

Уходя! Но…

— «Чем чахнуть от любви унылой, что здоровей может быть, чем подписать отставку милой или отставку получить!» — процитировал он почему-то шепотом знатока этих дел Дениса Давыдова.

«Нет, Романова, так, как ты хочешь, у нас не получится, и по-другому тоже не получится, в этом ты права. Значит, никак не получится. Никогда!»

Решил. Постановил. Дал себе зарок.

И с силой затушил дотлевшую до фильтра сигарету в кофейном блюдце.

Никогда!

Никогда наступило через три недели.

Точнее, через двадцать дней. Ровно столько понадобилось Ивану Федоровичу Гурову, чтобы довести всех своих подчиненных до стойкого предобморочного состояния мрачной требовательностью, суровыми приказами, нагрубить начальству и получить втыкон по полной программе. Сбегая от себя и своих мыслей, он рванул к Николаю, мечтая успокоиться, отдохнуть и перестать уже думать о Сашке.