Ирина Степановская - На скамейке возле Нотр-Дам

– Бери невесту на руки и неси к машине! – скомандовал ему командир. Валерий легко подхватил Лену и понес по лестнице вниз. Гости захлопали и потянулись за ними. Когда процессия оказалась на улице, он осторожно поставил Лену на тротуар. А когда поднял от асфальта глаза, взглядом встретился с Машей – она ожидала их вместе с только что подъехавшей группой гостей. В руках у Маши были нежнейшие белые розы. Она улыбалась, но в глазах ее Валерий вдруг увидел отчаяние.

«Что же я делаю?!» – мелькнула у него мысль. Но в этот момент взявший на себя функцию распорядителя командир стал шумно рассаживать всех по машинам. Лену и Машу от Валерия оттеснили. Вот машины стали призывно сигналить перед тем, как тронуться, возвещая всех вокруг о свадьбе. Наконец, процессия медленно выехала со двора.

– Паспорт-то не забыли? – опомнилась Ленина мать, когда машины уже завернули за угол. Она, оставшаяся одна (так требовал обычай), вернулась в дом, проверила коробку, в которой хранились документы, и убедилась, что Лениного паспорта в ней нет (значит, взяли!). Потом походила немного без цели по вновь разгромленной квартире, присела на диван и заплакала.

К загсу постепенно подтянулись гости. С букетами, в нарядных одеждах, они приветствовали будущих молодоженов. Пестрая радостная толпа окружила Валерия и Лену. Все хотели поздравить их, обнять их, расцеловать, а то и просто прикоснуться к ним, такой они казались замечательной парой. Вот привезли на машине родителей Валерия и Димку. Валерий выглядел растерянным, смущенным. Лена стояла не шелохнувшись, тоненькая, как былинка. Валерина мать подошла и прикоснулась щекой к щеке будущей невестки. Отец Валерия был более сердечен, но и он не знал, как себя вести с этой, как ему казалось, затянутой в кружева фарфоровой куколкой. Возбужденный Димка вертелся у всех под ногами.

– Ты напрасно затянула корсет так туго! – шепнула Лене на ухо Наталья, жена командира. – Что-то ты бледная сегодня! Ты не беременна? Значит, от недостатка кислорода. Пойдем в туалет, я тебя расшнурую. Так и в обморок недолго упасть!

Лена взглянула на эту женщину с ненавистью, но ничего не сказала.

«Ненормальная какая-то! – подумала про Лену Наталья. – Надо будет мужу сказать, чтобы не вздумал брать Валерия обратно».

Все ближе и ближе подходил час регистрации. Вот распорядительница загса пригласила пройти всех в комнату ожидания. Она же взяла у Валерия паспорта и коробочку с кольцами.

– Как заиграют марш Мендельсона и двери откроются – входите! Жених с невестой первыми, свидетели за ними, потом гости! – Присутствующие стали тесниться назад, давая дорогу жениху и невесте.

– Где свидетели? Где родители? Вставайте сюда! – бегал и суетился вокруг гостей старающийся быть полезным командир. Он чувствовал себя немного не в своей тарелке. Главным образом оттого, что не только Валерий, но и Лена не стали пытаться каким-то образом обойти это новое назначение, заведомо ухудшающее их жизнь. Особенно командира смущала невеста. Лена стояла с высоко поднятой головой, она отвернулась от него к другим гостям как раз в тот момент, когда он попытался ее поздравить. Можно было бы сказать, что командир чувствовал вину. Но облеченный ответственностью и властью, он и в самом деле полагал, что на новом месте Валерий должен принести больше пользы.

«Заодно и получит урок, чтобы не высовывался! – думал командир. – А годочка через два можно будет вернуть его обратно».

Следом за свидетелями встали родители. Рядом с Валериной матерью оказалась Маша. По-видимому, она специально не стала себе придумывать какой-то особенный наряд. (Как я потом узнала, хлопоты по переезду съели почти все ее отложенные на отпуск деньги.)

Гости же ждали от «парижанки» чего-то необыкновенного. Чего-то такого, чему они и сами не могли придумать названия. И как раз в этом отношении Маша их разочаровала. Она показалась им слишком простой. Женщины, разряженные, как это принято у нас – где же, как не на свадьбе еще представляется возможность надеть что-нибудь особенное, – все сплошь в вечерних платьях длиною в пол, с пренебрежением оглядывали Машин костюмчик – довольно блеклого светло-сиреневого оттенка. И в этом своем неброском костюмчике она была такая простая, милая, домашняя, что Димка все время терся около нее, брал ее за руку, прижимался щекой к ее костюму. Естественно, Маша ласкала его. Димке нравился запах ее духов, запах, исходивший от ее сумочки – Маша по старой привычке, доставшейся ей от матери, душила носовые платки, которые клала в сумку. И даже имя этой доброй тети звучало для него необычно – все гости называли ее «Мари». Кончилось все тем, что когда командир-распорядитель захотел поставить Димку поближе к Валерию, со стороны его отца, как бы символизируя три поколения мужчин в одной семье, мальчик наотрез отказался отрываться от подола Мари и остался стоять между ней и бабушкой.

Димку совсем не пугала эта церемония. Тетя Лена была ему уже хорошо знакома, правда, он не понимал, зачем она вырядилась в такое странное, с его точки зрения, платье – в нем даже медленно переставлять ноги и то было неудобно… Однако странным образом его все-таки притягивала Маша. Димка уже забыл свою мать. Понятие матери в его сознании уже ассоциировалось с бабушкой. Но молодая женщина со светлыми волосами, в мягком платье (а не таком «стоячем», как у тети Лены), да еще с таким приятным запахом, исходящим из сумки, казалась ему гораздо лучше подходившей для того, чтоб называть его мамой. С ней опять же приятней и в школу будет ходить… Короче говоря, семилетний Димка, уже имевший первый опыт влюбленности в детском саду в девочку Настю, по которой он страдал все лето, будучи с нее разлученным, с первого взгляда влюбился в Машу, и теперь, движимый древнейшим инстинктом, изо всех сил крутился возле нее, не зная, как себя проявить, чтобы Маша обратила на него внимание.

Процессия выстроилась перед дверями. В голове у Лены было пусто, ясно и холодно. Валерий, наоборот, все время шутил. Перед ними сочетались браком еще три пары. Сейчас последняя из этих пар проходила положенную церемонию за массивными дверями. Из-за них доносилось монотонное гудение низкого женского голоса и отдельные смешки и хлопанье гостей. Наконец за дверью шум начал стихать. Предшествующая процессия покидала зал через другие двери. Наш командир-распорядитель в последний раз окинул «своих» начальственным оком. Гости стояли торжественные и притихшие, в ожидании главного момента. Но распорядителю вдруг показалось, что не хватает какого-то последнего, окончательного штриха и что для пущей торжественности момента нужно добавить что-то еще. И неожиданно для всех, просто на всякий случай, он наклонился к Димке и потрепал его по макушке.

– А ты, малец, – сказал он очень важно и громко, – если вдруг тебя спросят там, в том зале, хочешь ли ты, чтобы твоей мамой была тетя Лена, – командир вдруг подумал, что это он говорит зря, но отступать уже было некуда, – ты, Димочка, спокойно отвечай, что да, ты этого очень хочешь, и что ты знаешь, что тетя Лена очень хорошая!

Димкина бабушка хотела было заметить, что никто ребенка ни о чем спрашивать не должен, но в этот момент двери стали торжественно отворяться. Димка понял, что настал его звездный час. Он сделал шаг вперед, как будто отвечал хорошо выученный урок перед всем классом, и в наступившей полной тишине громко и четко заявил:

– Если меня спросят, кого я хочу сделать моей мамой, то я лучше скажу, чтобы моей мамой была тетя Мари!

Сразу же, будто в ответ на его слова, откуда-то с потолка на присутствующих обрушился свадебный марш. Жениху и невесте был дан знак входить. Димка получил от бабушки подзатыльник и залился слезами. Валерий взял Лену за руку и сделал шаг вперед. Те гости, которые стояли за ним, также приготовились идти. Но Лена вдруг отняла свою руку и остановилась. Я, которая заранее отошла в сторонку, чтобы не толпиться в числе гостей, видела все до мельчайших подробностей. Лена стояла и, казалось, соображала, как ей следует поступить. Марш закончился так же внезапно, как и начался.

– Ну, проходите же! – теряя терпение, строго сказала дежурная у дверей. Лена с Валерием в этот день были последней парой, и ей не терпелось снять свой костюм и уйти домой. И та дама, которая, собственно, и совершала весь обряд, тоже не выдержала заминки и сделала два шага вперед от своего покрытого красным сукном стола, чтобы лучше видеть. В рядах гостей послышался шепот:

– Леночке плохо!

– Лен, ты чего?! – ужасаясь догадки, спросил Валерий. Лена вдруг быстро подняла вверх обе руки и, путаясь в фате, быстро отцепила от волос свою очаровательную шляпку. И вместе с сумочкой сунула все это свадебное хозяйство оторопевшей Мари.

– Простите! – сказала она и пошла к двери, стараясь держаться прямо в своем невозможно узком в коленях платье. Все застыли, а Маша, смутившись, передала сумочку и шляпку Валериной матери. Дедушка гладил Димку по голове. Валерий стоял, закусив губу, и смотрел Лене вслед. Я боком, боком вышла из зала и побежала за Ленкой. Куда бы она пошла одна в своем платье? Я выхватила из ее рук номерок, чтобы она еще не оставила здесь свой норковый жакет, и попросила охранника найти машину, что, в общем-то, не представляло сложности, так как множество такси дежурило около загса. Следом за мной к выходу тихонько потянулись отдельные сконфуженные гости. Служащая загса тихонько вынесла невостребованные паспорта и отдала командиру-распорядителю коробочки с кольцами. Мы с Ленкой уже ехали в машине к ней домой, причем она за всю дорогу не проронила ни слова. Куда в этот вечер девались Валерий, его командир с женой и Мари, мне до сих пор неизвестно. Димку же бабушка с дедушкой в этот же вечер увезли домой. Ленкина мама, увидев дочь и меня вдвоем, без сопровождения, все поняла. Мы с ней раздели Ленку, напоили успокаивающим лекарством и уложили в кровать, где она проспала беспробудным сном почти двое суток, после чего, ни слова не говоря, поднялась и наступившим утром отправилась на работу. Узкое кружевное платье ее мама спрятала, а потом, уже на следующий год, сожгла у приятельницы на даче.