Ирина Степановская - Под крылом доктора Фрейда

Сейчас, бреясь по утрам, он с ужасом видел в зеркале, как глубже западают в глазницы глаза, как на подбородке появляются серебристые волоски. Последние месяцы ему казалось: он ощущает, как медленно вытекает из него жизнь. Мысль о неуклонной старости из разряда фантастической (этого со мной не может случиться никогда) перешла в реальность и стала приносить чуть ли не физическую боль. Конечно, он знал три проверенных средства, как отвлечься от этих мыслей, не замечать критического возраста и наслаждаться радостью бытия. Впрочем, это были вечные средства — любовь, работа и деньги. Но о любви он сейчас не думал, а денег ему требовалось много, чтобы завершить их с Таней исследования. Ведь только блестящий результат мог послужить оправданием их с Таней долгой одинокой жизни. Жизни почти без друзей, потому что с друзьями скучно — ведь не могли же они при них все время говорить о работе, о том единственном, что их интересовало и сближало, — и без детей, которых они решили не иметь опять-таки из-за работы.

Кстати, игра сознания, когда в молодости кажется, что никогда не постареешь, а в старости думаешь, что ты еще молод, Давыдова тоже очень занимала. Почему некоторые люди смиряются с возрастом, а другие нет? Они-то с Таней подозревали, что дело заключается в молекуле серы, которая по-разному может встраиваться в структуру белка, но это еще предстояло проверить.

Однако самое их «великое» открытие состояло не в этом. Биохимия чувств — вот что они изучали в течение двадцати лет. Исследовали вещества, которые вызывают гнев, радость, страх и, главное, любовь. Они вводили эти вещества животным — подопытные мышки то бросались друг на друга в ярости, то лизались в припадках нежности. И вот теперь они с Таней стояли буквально на пороге создания вещества, позволяющего вызвать любовь у человека. Таня считала, что это будет мощнейший лекарственный препарат — любовь вызывает огромный всплеск всех энергетических ресурсов, и его может хватить не только на подъем эмоционального фона, но и на борьбу с болезнью.

Он разделял Танино мнение. Но сколько им еще предстояло сделать, даже если само вещество уже было получено! Нужна была массовая проверка. И не только на мышах, требовались добровольцы. А для этого необходимо рассекретить результаты исследования, выбить разрешение на производство такого эксперимента, выбить деньги — да сколько сложностей еще предстояло! Поэтому предложение поехать в Осколково, как он считал, попало точно в цель. Только Давыдов не знал, сейчас ли рассказать министру об их исследованиях и сразу просить денег на продолжение работ или подождать, пока обстановка прояснится. Здесь советом должна была помочь Таня.

Да, он был безмерно рад их открытию. Оно, без сомнения, стоило их научного затворничества, которое они сами предпочли взамен банальной жизни других людей. Был, правда, еще один неясный момент — психологическая составляющая их работы. Ведь они изучали не что-нибудь маловажное, не какую-нибудь там дополнительную лапку у какого-нибудь вида членистоногих. Объектом их экспериментов была Любовь! Любовь дается от Бога — об этом поют в песнях, пишут в книгах, говорят с экранов… Любовь — проявление божественного — об этом кричат все церкви мира. Что же, выходит, они с Таней — прообразы божества? Давыдов усмехнулся. Но кто же в теократическом государстве даст денег под такую скользкую тему?

Он знал, что в последние несколько месяцев в Великобритании вышло несколько книг, в которых научно доказывалось, что бога нет. Известный биолог Докинс писал, что убежден, что религиозное чувство, которое испытывают верующие, является продуктом какого-то еще неизвестного науке вида деятельности мозга. Они с Таней тоже имели что сказать по этому поводу, но Докинс все-таки был подданным ее величества, а с нашей церковью Виталию связываться не хотелось. Как, впрочем, и с секретными службами, которые в любом другом государстве непременно поставили бы их опыты под контроль. Но, к счастью, думал Виталий, у наших органов теперь много других дел. По крайней мере, пока их с Таней не беспокоили.

«Ну, и слава богу, что мы предоставлены сами себе», — подумал Давыдов и вошел в коридор третьей лаборатории.

В коридоре не было ни души. Давыдов прошел дальше. В большой комнате, важно именовавшейся «исследовательской», за высокими лабораторными столами восседали две немолодые девицы и закусывали бутербродами. Завидев директора, они чуть-чуть отодвинули тарелку.

— Где Татьяна Петровна? — спросил Давыдов.

— В кабинете.

Кабинет жены был смежным, однако дверь в него хитро пряталась за большой колонной вытяжного шкафа и с первого взгляда была незаметна. Виталий уверенно свернул за колонну. Дверь была плотно закрыта. Давыдов постучал и, чуть помедлив, нажал. Старые створки не открывались. Из-за двери отчетливо слышались голоса. Давыдов постучал еще раз, сильнее. На голову ему просыпалась штукатурная пыль, но результат был тот же. Он стал стучать еще, все настойчивее, и с каждым новым стуком по потолку над дверями расползалась трещина. Лаборантки с любопытством вытянули шеи, но приблизиться не осмелились. Положение казалось глупым.

— Татьяна Петровна! — с раздражением крикнул Давыдов.

Его голос, по-видимому, узнали, и створки дверей слегка поддались, но полностью не раскрылись. Он навалился плечом и в образовавшуюся щель увидел лицо Никифорова. Странное выражение было на этом лице, вспоминал потом Виталий, — то ли скрытое торжество, то ли тайное сожаление… Увидев Давыдова, Никифоров кивнул и впустил его.

Таня сидела за рабочим столом. Какая-то незнакомая дама, толстушка лет сорока в открытом платье и пляжной соломенной шляпе, не спуская с Тани глаз, быстро записывала что-то в блокнот. Что-то в состоянии обеих женщин Виталию очень не понравилось. Он присмотрелся — обе были чрезвычайно напряжены. Таня что-то быстро говорила, возбужденно блестя глазами. Дама, вся красная, будто из бани, сидела напротив, и в ее взгляде пламенел азарт охотника, подстрелившего крупную добычу. Таня мельком взглянула в сторону мужа, но Виталию показалось, что она его не узнала.

— Я вам звоню, звоню… А вы все не откликаетесь! — он решил пошутить. — Что здесь у вас? Заседание Нобелевского комитета?

Таня, наконец, перевела на него широко раскрытые глаза и сказала, привставая навстречу:

— Виталий, ты не можешь себе представить! Я сейчас, полчаса назад, вот здесь, с этого самого места, разговаривала с Богом!

В лаборатории установилось молчание. Никифоров саркастически улыбнулся. Дама перестала писать и вопросительно посмотрела на Давыдова. Таня, садясь на место, внесла поправку: