Грейс Металиус - Пейтон-Плейс

В девять часов вечера Эллисон надела пижаму и положила свои книжки на камин в гостиной. Она посмотрела на фотографию отца и на минуту замерла, изучая улыбающееся ей лицо. Волосы у него надо лбом росли, что называется, мысиком, и это придавало ему несколько дьявольский вид. Глаза у Эллисона Маккензи были большие, темные и глубокие.

— Он был красив, правда? — тихо спросила Эллисон.

— Кто, дорогая? — отозвалась Констанс, оторвавшись от своей бухгалтерской книги.

— Мой папа, — сказала Эллисон.

— О, — сказала Констанс, — конечно, дорогая, конечно.

Эллисон продолжала рассматривать фото.

— Он похож на принца.

— Что ты говоришь?

— Ничего, мама. Спокойной ночи.

Лежа на широкой кровати, Эллисон смотрела в потолок, где тени и отсветы уличных огней составляли странные узоры.

Как принц, подумала она и неожиданно почувствовала, как сжалось горло.

На секунду она попыталась представить, какой бы была ее жизнь, если бы умерла мама, а папа был бы жив, но в следующее мгновение она изо всех сил сжала в зубах край подушки, чувствуя жуткий стыд за свои мысли.

— Папа, папа, — повторяла Эллисон, но звук этого странного слова ничего для нее не значил.

Она подумала о фотографии на камине внизу в гостиной.

Мой принц, сказала она себе, и тут же его образ ожил в ее воображении. Он посмотрен на нее и улыбнулся. Эллисон уснула.

Каштановая улица шла параллельно улице Вязов; квартал, расположенный к югу от главной улицы, считался «лучшим» в Пейтон-Плейс, — здесь жила городская элита.

В самом конце Каштановой улицы стоял внушительный дом из красного кирпича, он принадлежал Лесли Харрингтону. Харрингтон был очень богатым человеком и, кроме того, являлся членом правления городского банка и председателем школьного комитета Пейтон-Плейс. Его дом, отгороженный от улицы высокими деревьями и широкими газонами, был самым большим домом в городе.

На противоположной стороне улицы стоял дом доктора Мэтью Свейна. Это был белый дом с колоннадой, и большинство горожан считало, что он выглядит как «дом южанина». Жена Свейна умерла много лет назад, и весь город недоумевал, почему Док, а именно так называли все доктора Свейна, продолжает жить в таком большом доме.

— Он слишком большой для одинокого мужчины; — говорили в Пейтон-Плейс. — Держу пари, Док болтается там как муха в консервной банке.

— Ну, дом Дока поменьше, чем у Харрингтона.

— Да, но Харрингтон — совсем другое дело. У него растет парень, и когда-нибудь он обязательно женится, поэтому-то Харрингтон и держит такую громадину после смерти жены. Это для сына.

— Да, это точно. Жаль, у Дока никогда не было детей. Тяжело, когда твоя жена умерла, остаться одному, без детей.

Ниже доктора Свейна, на той же стороне улицы, жил Чарльз Пертридж, ведущий адвокат города. Дом, где жил старый Чарли, как звали его в городе, с женой, был построен в викторианском стиле, выкрашен в темно-красный цвет и отделан белым. Детей у Пертриджей не было.

— Смешно, да? — говорили горожане, многие из которых жили в тесных квартирах со множеством детей. — Самые большие дома на Каштановой улице — самые пустые в городе.

— Ну, знаешь, как говорится — у богатых появляется больше денег, а у бедных — больше детей.

— Сто против одного — это точно.

Также на Каштановой улице проживали: Декстер Хамфри — президент городского банка; Лейтон Филбрук, владеющий лесопилкой и обширным лиственным лесом; Джаред Кларк — владелец сети продовольственных магазинов в северной части штата, являющийся также председателем городского управления; и Сет Басвелл — владелец «Пейтон-Плейс Таймс».

— Сет — единственный человек с Каштановой улицы, которому не обязательно работать в этой жизни, — говорили в городе. — Он может спокойно сидеть, выводить свои каракули и не заботиться о счетах.

И это была правда. Сет Басвелл был единственным сыном покойного Джорджа Басвелла удачливого в делах землевладельца, в один прекрасный день ставшего губернатором штата. После смерти Джордж Басвелл обеспечил своему сыну безбедное будущее.

— Джордж Басвелл был крепким, как гвоздь, — говорили горожане, знавшие его при жизни.

— Да, крепким, как гвоздь, и изогнутым, как штопор.

Обитатели Каштановой улицы величали себя не иначе как «спинной хребет Пейтон-Плейс» Это были старые фамилии, люди, чьи предки помнили времена, когда территория города была просто дикой местностью и на мили вокруг не было ни одного дома, кроме замка Сэмюэля Пейтона. Люди с Каштановой улицы обеспечивали город работой. Их заботили его боли и тревоги, они улаживали его дела с законом, формировали мышление и тратили его деньги. Эти люди знали о городе и его жителях больше, чем кто-либо другой.

— В Каштановой улице больше силы, чем в большой реке Коннектикут, — говорил Питер Дрейк, юрист, практикующий на невыгодных условиях, — он был молод и родился не в Пейтон-Плейс.

Вечерами по пятницам мужчины Каштановой улицы собирались в доме Сета Басвелла и играли в покер. Обычно приходили все мужчины, но конкретно в эту пятницу за столом на кухне Сета сидели только четверо из них: Чарльз Пертридж, Мэтью Свейн, Лесли Харрингтон и хозяин дома.

— Не большая компания сегодня, — сказал Харрингтон, думая о том, что это препятствует большим ставкам.

— Да, — сказал Сет. — У Декстера сегодня родственники, Джареду понадобилось поехать в Уайт-Ривер, а Лейтон позвонил и сказал, что у него дела в Манчестере.

— Бьюсь об заклад — дела по кошачьим связям, — сказал д-р Свейн. — И как только старина Филбрук столько лет умудряется не подхватить триппер! Честное слово, я не представляю, как ему это удается.

Пертридж расхохотался:

— Наверное, следует твоим указаниям, Док.

— Ну, начнем игру, — нетерпеливо сказал Лесли, открывая белыми руками новую колоду карт.

— Не терпится прибрать к рукам наши деньги, а, Лесли? — спросил Сет, который с трудом выносил Харрингтона.

— Точно, — согласился Лесли, прекрасно знающий о чувствах Сета, и улыбнулся в лицо своему врагу.

Харрингтона всегда возбуждало то, что люди, которые его ненавидят, вынуждены мириться с ним. Он считал это доказательством своего успеха, и каждый раз при подобных обстоятельствах как бы заново ощущал ту силу, которая была сосредоточена у него в руках. В Пейтон-Плейс не было секретом, что ни одно начинание или проект не пройдет в городском управлении, пока Харрингтон не отдаст за него свой голос. Лесли всегда мог собрать своих фабричных работяг и, ничуть не стыдясь, заявить: