Лена Петсон - У Ромео нет сердца

Волнение приходит, когда уже иду к выходу по коридору. Вновь бесконечные проемы дверей – грозные, словно впалые глазницы Кощея. Мелькают так, что кружится голова. «Да, у меня бурное воображение», – думаю я и пытаюсь прогнать преследующий меня страх. Чего я боюсь? Чего-то. Думать о том, что я вновь облажалась, очень не хочется. «Давай так, – говорю себе. – Если Марк еще появится в твоей жизни, то и на пробы тебя еще пригласят, или наоборот». Улыбаюсь…

И не успеваю еще как следует договориться с собственным тщеславием, как меня догоняет вездесущий старик. Его шаги настолько бесшумны, что я вздрагиваю, когда вдруг слышу его неровное хриплое дыхание за спиной.

– Умница моя, подождите, пожалуйста.

Оборачиваюсь и чуть не произношу вслух то, что вертится на языке: «Ваше высокоблагородие, – или как там еще вычурнее сказать, – конечно-конечно, я всенепременно вас подожду. Не усердствуйте так, пожалуйста, в своем благородном стремлении меня догнать».

– К сожалению, вы сделали все не так, как мы просили, а с точностью до наоборот, – произносит он, выплыв передо мной из темноты коридора.

– Извините, – почему-то говорю я.

– Ну, что вы… Вы прекрасно попадаете в образ. Именно поэтому я собираюсь попросить режиссера, чтобы он сам вас посмотрел.

Старик смотрит на меня своими бесцветными глазами так, словно я волшебная повелительница и он ждет моего одобрения. Я не знаю, что сказать. Есть ли во всем этом какой-то тайный смысл – не понимаю. Что? Что все это значит? Почему я здесь? Почему он прицепился ко мне? Зачем меня, серую мышку, занесло в кино? Зачем? У меня слишком много вопросов.

– Ну, идите. Идите с богом, – наконец, говорит он, поворачивается и уходит.

Несколько минут я наблюдаю, как его тщедушная от старости фигура удаляется, словно паря над полом из-за беззвучности шагов.

В привычной для нее атмосфере полумрака, музыки и разноцветных огней Маринка чувствует себя роковой женщиной, чей образ как нельзя более подходит для того, чтобы очаровывать богатого, красивого, приторно-сладкого… В общем, самого модного мальчика. В ее понимании и на этот момент.

Васильковое шелковое платье, алые губы, белая кожа, каштановые волосы, высоко завязанные в конский хвост. Маринка сверкает улыбкой и иногда смотрит на меня, чтобы получить подтверждение собственной неотразимости. Кажется, в этот вечер она решила воплотить в себе все очарование молодости и женственности.

– Кирилл, ты должен научить меня танцевать, – как всегда в подобные моменты, она включает «дурочку» и тянет парня за собой куда-то вглубь зала.

Но сейчас мне почему-то кажется, что делает она это зря. Кирилл сам требует нежности и ласки: он явно из тех, кто всеми силами всегда старается добиться только одного – нравиться всем. И у него это получается. Маринка права, он очень привлекателен. Правда, породистый сын богатого папеньки рискует превратиться в пафосное подобие какого-нибудь Бибера. Все чересчур идеально: тату, серьги… чуть было не подумала: борода. Хотя… отрастит Бибер бороду, как у Санты, – появится она и у Кирилла.

Удивительно, но я не испытываю никаких неудобств, окунувшись в нарисованную Маринкой красивую жизнь, и даже как будто рада всему этому светскому представлению. По замыслу, я должна играть главную роль. Однако о том, что у меня якобы день рождения, никто пока не вспоминает. Я тихо сижу у стойки бара и ловлю кайф от собственной взрослости, представляя, будто я героиня старого американского фильма, и мой Брюс Уиллис выглянет сейчас из-за угла.

Но вдруг происходит кое-что поинтереснее.

– Юль! – окликает меня Маринка. – Ты не имеешь права тут грустить! Знакомься, это – ежик…

У меня глаза из орбит. Кто?! Передо мной действительно стоит ежик. Маленький, худенький, с острым носиком и всклокоченными короткими волосами. Красавчик…

– Кто-кто?

– Йосик, Иосиф то есть, – говорит оживший еж.

Маринка к этому времени уже испаряется. Что за! Зачем я сюда пришла? Наверное, чтобы увидеться с этим самым ежиком. Видимо, ради него и Маринкино изумрудное платье надела, и волосы два часа укладывала.

– И кто над тобой так поиздевался? – спрашиваю я.

– Ты про имя?

– Угу.

– Прадед был тем еще приколистом.

– А родители куда смотрели?

– Он убедил их, что это имя наделит меня силой, волей и умом.

– И как – сработало?

– А то! Вон какой вымахал, – говорит он. – И в профиль вон волевой, – поворачивается. – И в фас.

Ну, этот Йосик хоть с юмором…

По всем законам мелодрамы, когда героиня оказывается в неловком положении, появляется Он. Марк предстает передо мной в «лучший» момент: грохочущий бар, я с Ежиком и висящее между нами молчание. Только он входит – и я сразу жалею, что меня занесло сюда, да еще и в празднично-боевой экипировке. Я вообще-то не слишком люблю сентиментальные сцены, но если бы сейчас сидела в кино – расплакалась бы… от обиды за героиню. Попадать в дурацкие положения – еще одна моя слабость.

– Ты похожа на бездомного котенка, – Марк наклоняется к моему уху так стремительно, что я не успеваю опомниться, только смотрю на него и беззащитно моргаю. Все по прежней схеме: я напоминаю себе идиотку.

– Что? – Я все прекрасно слышу, просто не нахожу что ответить.

– Ты красивая…

– А? – Я вновь использую тот же прием.

Только сейчас замечаю в его руках корзину с яркими, алыми и беззастенчиво сексуальными розами. И, едва подумав об этом, краснею. Он протягивает мне цветы, и уже через секунду я чувствую его губы на своей щеке.

– Решил подружку мою соблазнить? – смеется Маринка.

У нее редкий дар – всегда оказываться в центре событий, поэтому ее неожиданное появление меня не удивляет.

– Ооо… и шампусик здесь! – Она заглядывает в корзину и проводит рукой по бутылке, покрытой бутонами роз. – Прямо классика жанра. Набор соблазнителя!

– Спасибо, – говорю я Марку, надеясь перебить нездоровую активность подруги.

Мне хочется прокричать, что этот подарок я буду помнить всегда – и не только потому, что это единственный подарок мне в этом году, или потому, что я очень люблю розы… просто это первый знак внимания, оказанный мне мужчиной. И этот мужчина – тот, о ком я думаю уже несколько лет.

Марк наклоняется и тихо произносит мне на ухо: «Надеюсь, что шампанское понравится нам обоим».

– Он делает так всегда! – подмигивает мне Маринка. – Так что не расслабляйся…

Звонкий смех заполняет все вокруг. Грохочущая музыка – лишь фон для Маринкиного веселья. Ярко-синие, оранжевые, ослепляющие огни. Извивающиеся полуобнаженные фигуры, разноцветные блики на лицах, и в центре этих пляшущих улыбок – белозубая ухмылка Марка, как укор сестре, словно та только что позволила себе сделать что-то неприличное.