Илона Хитарова - Семейные тайны

Он взял со стола какую-то папку и неожиданно гибко и подвижно вынырнул из-за массивного стола… Как будто что-то вспомнив, повернулся ко мне:

— Ты на день рождения-то ко мне придешь? Или передумал?

— Конечно, приду, — поспешил ответить я, хотя в разговоре с любым другим человеком не преминул бы съязвить. Каков вопрос, таков и ответ. Если тебя спрашивают, не передумал ли ты, язык так и чешется сказать: «Конечно, передумал!» Но я знал, Александр Николаевич подобный юмор не понимает. Ему искренне хочется знать, не считает ли его ученик Максим Куликов, что на свете есть занятия более важные, чем визит в гости к академику Иванову…

Я так не считал, и мои слова (к бодрому тону не хватало только добавить поднятую в салюте руку) его вполне удовлетворили.

— Вот и славно… — произнес, как промурлыкал, академик. — Гошка-то с невесткой наконец обещал познакомить… А то уже сколько времени жену прячет, самодур несчастный… — беззлобно проворчал Александр Николаевич, а я мысленно усмехнулся: самодурство сына было копией поведения отца…

Таинственные птицы снова машут своими темно-малиновыми крыльями. Вечером зал ресторана почти такой же, как днем. Тот же скрадывающий лица полумрак, тот же тихий гул голосов, скрывающий в своей густоте отдельные слова. Каждый занят своим делом, никто никем не интересуется. Сюда не приходят провести приятный вечер с девушкой или отпраздновать день рождения. Здесь пьют пиво и говорят о делах.

Есть что-то мрачное, дьявольское в висящем в воздухе густом дыме, запахе давно не стиранных скатертей и ароматах острой жареной еды. Красная лампа над буфетной стойкой неприятно преображает обычные человеческие лица, но мужчинам, сидящим за столом, это безразлично. Они сами готовы сейчас продать душу ради исполнения своего самого заветного желания.

— Он нас обманул. Сергей Герасимович не имеет к «Олимпии» никакого отношения, — немолодой мужчина в сером костюме откидывается на спинку стула и пускает в воздух струю густого табачного дыма. У него серое от усталости лицо и синяки под глазами. Он расстроен. Сколько времени упущено, сколько потрачено сил, чтобы докопаться до истины. И вот теперь выясняется, что все это было зря. Человек, на обработку которого они потратили столько сил, оказался совершенно ни при чем.

— Иванов — хитрая лиса… — задумчиво произносит первый из них. Его можно было бы даже назвать красивым, если бы не светло-голубые, выцветшие глаза. В его словах, адресованных в адрес академика, нет ни уважения к врагу, ни ненависти. Он логичен и холоден. Отмечает факт и не дает ему никакой оценки. Переживать и беспокоиться — это задача его приятеля.

Другой, черноволосый великан с пухлыми губами, в самом деле нервничает. Он без конца что-то бурчит про себя, тушит папиросу мимо пепельницы и без конца потирает подбородок:

— Боже мой! У нас совсем не осталось времени. Надо же что-нибудь придумать!

Белесый молчит. Кажется, у него уже есть план, но он не спешит говорить о нем, давая возможность собеседнику допереживать до конца. Он любит свои мысли и свои гипотезы и никогда не делится ими просто так. Пусть друг понервничает, тогда потом он сможет оценить его остроумную идею в полной мере…

Но темпераментный брюнет уже созрел — смотрит на приятеля молящими глазами, готовый отблагодарить его за самую безумную мысль. У него самого уже нет сил что-то придумывать и изобретать, но ему нужна хотя бы небольшая надежда. Он хочет верить, что для них еще не все потеряно…

Наслаждаясь вниманием собеседника, светлоглазый флегматик наконец вступает в разговор:

— У нас остался один шанс… — говорит он специально медленно, придавая своим словам дополнительный вес.

Вопрошающие карие глаза горят перед ним как адские светильники… Не выдерживая их испытующего взгляда, он продолжает:

— И этот шанс — сам Иванов. Он слишком много значит для своих сотрудников, без него все полетит к черту…

Водянистые глаза впиваются в брюнета, как бы проверяя, ясен ли ему смысл сказанного. Карие с красными отблесками глаза гаснут. Собеседник испуган:

— Не хочешь же ты сказать…

— Не хочу! — обрезает его на ходу второй. — Если с такой персоной, как Иванов, что-то случится накануне испытаний «Олимпии» и мы будем иметь к этому хотя бы ничтожное отношение, можем сразу покончить жизнь самоубийством. Так спокойнее…

— Но как же его нейтрализовать? — Испуг собеседника переходит в удивление. — Что могло бы отвлечь его от работы над проектом?

Мужчина с бесцветными глазами смотрит на приятеля с улыбкой превосходства. Ему приятно, что он знает ответ на этот вопрос:

— У всех людей одна и та же ахиллесова пята — их семьи…

— Но они…

— Находятся под таким же вниманием, что и он сам.

Брюнет смотрит на друга с недоумением. Он понимает, что тот специально тянет волынку, не объясняя своего плана, но задавать вопросов уже не хочется. Он и так приложил немало усилий, чтобы разговорить своего сотрапезника… Теперь он просто смотрит на него, зная, как трудно выдержать этот взгляд. В обычном свете его темно-карие глаза кажутся состоящими из одних зрачков, а в дымно-алом освещении кабачка они и вовсе напоминают неудачную цветную фотографию — темно-красные, блестящие… Его взгляд совсем не похож на обычный человеческий. Он скорее напоминает взгляд притаившегося в ночи хищного зверя. Видя обаятельную улыбку, блондин часто расслабляется и начинает манипулировать им, как будто перед ним сидит один из подчиненных. Эти пронзительные глаза ставят его на место, напоминая, кто же перед ним на самом деле.

Над столом проносятся новые облака дыма, придающие возникшей тишине какой-то особый смысл. Курение становится вдруг важным и осмысленным занятием, прикрывающим ту борьбу, которая сейчас идет между ними. Что восторжествует раньше — любопытство первого или гордыня второго? Но теперь не выдерживает светловолосый флегматик. Он хочет досказать свою мысль до конца:

— Я уже два месяца собирал информацию о семье Иванова. Там много интересного. Молодая жена, в прошлом нищая лимитчица, бесталанный и трусоватый старший сын. Впрочем, вполне преданный своему отцу. Младший сын. С ним у Иванова очень непростые отношения…

— Ты думаешь, можно как-то повлиять на них? — Черноволосый опускает глаза, вперив теперь свой взор в кончик раскаленной сигареты.

Блондин немного теряется и начинает торопливо объяснять: