Виктория Клейтон - Танец для двоих

— Ты дрянная девчонка! — орала она, схватив меня за плечо. — Что скажет твоя тетя?

Я всхлипывала и чувствовала себя совершенно несчастной. Прозвенел звонок. Я выскочила из класса и побежала через двор. Берт поймал меня. Мне казалось, что я выгляжу смешно с волосами, коротко подстриженными с одной стороны и заплетенными в косичку с другой. Но Берт не смеялся. «Я должен буду поговорить с мадам», — сказал он. Он разрешил мне сесть на переднее сиденье в машине, рядом с собой. Остановившись у ближайшего магазина, он купил плитку шоколада, которая волшебным образом высушила мои слезы.

Берту не пришлось говорить с тетей. Он положил отрезанную косичку в корзинку для сандвичей. Беттина нашла ее и подняла переполох. Она испугалась, что меня похитили, а косичка — предупреждение от похитителей.

Я рассказала тете, что произошло. Она прижала меня к себе и заплакала. На этом эксперимент с моим выходом в народ закончился. Начиная со следующей недели я ходила в небольшую школу в Кенсингтоне. Девочки были одеты в красивые салатные платья и носили аккуратные банты. Все дружно завидовали моим коротким волосам, а на переменках мы обсуждали способы убедить родителей разрешить нам красить ногти и проколоть уши.

После смерти Р. Д. тетя сказала, что устала от вечеринок и званых обедов. Она хотела только лежать в кровати и читать. Тетя пообещала, что никогда больше не будет завивать волосы. К счастью, она не выполнила этой угрозы. Из дому она выбиралась крайне редко, поэтому проще было вызвать такси. Берту исполнилось семьдесят. Он достаточно одряхлел и в конце концов покинул нас. Купив небольшой уютный дом в Барнсе, Берт посвятил себя выращиванию георгинов. Я всегда помнила, как он поддержал меня в трудную минуту. Оглядываясь назад, я поняла, что первый опыт в школе научил меня очень многому. Я увидела, каково быть гонимым. Сочувствие к слабым стало важной частью моего характера.

С тех пор как я покинула дом, даже такси стало для меня дорогим удовольствием. Я пыталась прожить исключительно на деньги, которые сама зарабатывала. Тетушка ежемесячно пополняла мой счет в банке, но я из принципа не притрагивалась к этим деньгам. Когда у меня было время, я ходила пешком. Когда я торопилась, приходилось подстраиваться под причуды общественного транспорта.

Прошлой осенью, кажется в октябре, я ехала в автобусе на встречу с кузиной Мирандой в «Ритце». Я читала «Ярмарку тщеславия» и была так увлечена похождениями Беки Шарп, что пропустила свою остановку. Я вышла из автобуса в абсолютно незнакомой мне части Лондона. Место называлось Толгейт-сквер. Окрестности казались серыми и безрадостными. Я шла вдоль улицы в надежде встретить кого-нибудь, кто сможет указать дорогу на Пикадилли. Дома по сторонам преобразились. Они уже не выглядели так уныло. Под слоем пыли мне удалось разглядеть их первозданную красоту, не испорченную викторианскими наслоениями. Я остановилась напротив дома с удивительно красивой дверной решеткой. Тонкие прутья сплетались в причудливый узор. Я любовалась строгостью линий. Неожиданно дверь приоткрылась. Из дома вышел человек. Он выглядел несколько странно. В тусклом свете его голова казалась огромной, но, приглядевшись, я увидела: у него на плече сидит обезьянка. Одной лапой она поглаживала щеку хозяина, другую держала во рту и сосала пальцы. Лицо мужчины было хмурым, глаза смотрели враждебно. Но я не испугалась. Меня успокаивала та преданность хозяину, которую демонстрировала обезьянка. Пирс, вероятно, высмеял бы меня за излишнюю сентиментальность, но обезьянка выглядела такой мудрой, что я не могла ей не поверить. Мужчина был одет в темный старомодный костюм с большими лацканами и длинными полами. Он был высокого роста и немного сутулился. На плечах у него была шерстяная шаль. Он смотрел на меня в упор. Я уже собиралась идти, когда он спросил:

— Вы ищете жилье?

— Да, — неожиданно ответила я.

После того как я покинула тетю, я снимала квартиру со Стеллой Партингтон в Кенсингтоне. Мы были ровесницы, но Стелла казалась на много лет меня старше. Она хорошо знала мужчин и была очень практичной. Несмотря на то, что мы были знакомы с детства, нам не о чем было говорить. К счастью, она часто пропадала по вечерам, оставляя меня одну.

В этот вечер, стоя в сумерках напротив хмурого незнакомца, я поняла, что должна что-то сделать, как-то изменить свою жизнь.

— В этом доме есть правила. Они должны выполняться. — Голос моего будущего домовладельца звучал сурово. Он говорил на хорошем английском языке с легким акцентом. Без сомнения, он был иностранец. — Никаких собак! Нельзя включать радио! В доме нет электричества, поэтому нельзя слушать музыку, включать фен и смотреть телевизор. Нет центрального отопления, а в ванной нет горячей воды. Нельзя приводить в дом мужчин!

— Отлично! У меня нет ни собаки, ни мужчины. Я спокойно обойдусь без телевизора.

Тогда у меня еще не было отношений с Пирсом. Через три месяца мы стали любовниками, но он так ни разу и не побывал здесь. Нам было удобней заниматься любовью в его квартире на Рутланд-Гейт.

— Очень хорошо. — Хозяин дома смягчился. — Заходите!

Он распахнул входную дверь. Я очутилась в густом сумраке прихожей, пахнувшем чем-то вкусным. Запахи бекона, чеснока и свежего кофе смешались с запахом воска и лаванды. Затем я уловила запах горящих свечей и аромат лимона. Мужчина взял зажженный подсвечник и поднял его высоко над головой, чтобы я могла осмотреться. Мои глаза немного привыкли к полумраку. В доме было на удивление тихо, лишь тиканье часов в углу нарушало тишину.

Все проблемы, мучавшие меня в течение дня, — шум транспорта; чертовы бумаги в галерее, в которых я никак не могла разобраться; визгливый смех Стеллы — отступили и казались такими ничтожными. Пирс сказал бы, что дом — это только стены и крыша. Но я знала, что это не так. Вы ощутите характер дома сразу, как только войдете внутрь. Конечно, то, что вы почувствуете, будет зависеть от цвета, размера, мебели. Но должно существовать что-то еще. В этом величественном доме чувствовалось тепло.

Хозяин дома осветил дорогу, один пролет вверх, по не покрытой ковром лестнице.

— Вот ваша комната. — Он открыл дверь и скрылся в темноте.

Поначалу мне пришлось идти на ощупь, но хозяин открыл ставни, и стало светлее. Комната оказалась большой. Возле стены стояла кровать с балдахином. Что за чудо-кровать! Красное шелковое покрывало было окантовано золотым шнуром с кистями. Матрас был такой высокий, что взобраться на него можно было, только подпрыгнув.

В углу стояли комод, фарфоровый таз и кувшин для умывания. Письменный стол, стул с вышитой обивкой и кресло зеленого цвета дополняли интерьер. Стул был в заплатах. Бело-голубая плитка камина потрескалась, а ковер, лежащий перед камином, был затерт до дыр. Несмотря на это, комната была прекрасна.