Людмила Дюбург - Париж встречает дождём

До вечера оставалось часа три, надо было выучить дорогу к ресторану.

О, первые туристы! Вы, конечно, забыли, как боялись ходить по одному. Вы многое забыли: как клали дорожные утюжки в чемоданы и гладили ими на антикварной мебели, привозили из дома колбаску и кипятильники, ждали, что в ресторанах вам подадут сразу три блюда одновременно или с интервалом в минуту. Вы хотели иметь сопровождающего, который бы был при вас постоянно, потому что вам было страшновато. Неуютно. В незнакомой стране, без знания языка перемещаться группами казалось комфортнее. Вы всё хотели делать «хором». Сидеть в автобусе, гулять, есть. И даже спать. Вы требовали включить в программу обязательное двухразовое питание. Первые поездки – поездки «колхозом».

Прошло всего-то лет двадцать! Сегодня вы можете дать фору любому агентству, вы смелые, раскованные. Грамотные и прожженные путешественники. Сегодня вы другие.

Мальдивы? Сейшелы? Маврикий? Сан-Барт? – старается менеджер. Уже были? Yes, of course. Покручивая глобус, вы, как в том анекдоте, позевывая, можете попросить принести другой, посвежее. И ведь принесут! Вы отправитесь в очередной вояж, подсознательно надеясь найти восхитительное ощущение «первого раза», которое, увы, не вернет ни новый глобус, ни, впрочем, и старый.

Просматривая первые фотографии, видя себя, испуганных, восторженных, запечатленных на фоне таких вдруг доступных достопримечательностей («Смотри, это я у башни, а это – на Елисейских»), нет-нет да нахлынет волна «ностальжи». Это было в другой жизни. Когда так многого не было, но когда было так много.

Жара. С картой города в руке Вера бежит к ресторану спринтерским бегом. Клянет Снежану и собственную доверчивость. Это же надо было такое придумать: у французов, известных гурманов, рестораны – каждые сто метров. Могли бы русским туристам и рядом что-то предложить, так нет – навязали Монмартр. От Больших Бульваров, где они остановились, до ресторана – минимум полчаса пешком умеренным шагом. Вера пробегает путь за двадцать минут, возвращается в отель и бежит назад по тому же маршруту! Дома в Париже – как гигантские «Титаники», сбивают с толку. Идешь прямо, упираешься в «корму» здания и оказываешься уже совсем на другой улице. А ей надо было дорогу запомнить, чтобы вечером с невозмутимой улыбочкой: «Все хорошо, спокойно, ребята, вы со мной», вальяжным шагом, не спеша – гуляем по Парижу! – прийти на ужин.

Она вернулась после двух пробежек «туда-обратно» за четверть часа до сбора. Впервые с момента приезда посмотрела на себя в зеркало. То, что увидела, привело ее в отчаяние: разгоряченное лицо, растрепанные волосы, глаза застилал пот, юбка съехала на бок. О, друзья, как вы были правы, отговаривая соваться в это дерьмо.

Устала зверски, еле сил хватило умыться. Лапки-душки собрались на ужин, как пионеры на линейку. Вовремя. Костя, правда, подозрительно попахивал, так что, окончательно забив на него, Вера взяла «Сибирь» под полную опеку, надеясь на помощь Светика – благо, ее еще не успели увести французы.

Колонной, растянувшейся метров на тридцать, группа отправилась на ужин. Со стороны, наверное, они выглядели как инопланетяне: бледная кожа, женщины в нарядных платьях, в туфлях на высоких каблуках. Мужчины – в отутюженных рубашечках (гладили, небось, на полу, подстелив покрывало!). Сама она, конечно, переодеться не успела.

– Странно, а что, других ресторанов не было? – у въедливого Рославлева закрались сомнения.

«Вот, черт, свалился банкир на мою голову. Все у вас рассчитано, ни минуты даром. Идешь себе, и иди… Гуляй, дыши воздухом,» – кипела Вера.

– Вы знаете, так ведь это специально мы выбрали, – за два марш-броска, сделанных в тридцатиградусную жару, она уж, конечно, придумала версию. – Ресторан называется «Бистро на Монмартре», стены расписаны Тулуз-Лотреком[13], настоящая французская кухня и живая музыка! – когда надо, Вера умела сочинять красиво. – К тому же с городом знакомимся. Как все путеводители и советуют – ногами.

Ее собственные ноги гудели, бунтовали и просили покоя.

– Настоящий Тулуз-Лотрек? Шутите! – Саша Маркес, архитектор (из семьи потомственных российских архитекторов, как выяснилось позже), увлеченно принялся рассказывать про жизненные перипетии знаменитого французского художника, монмартрскую богему, Ля Гулю[14].

Рославлев, вроде, успокоился, а его жена – томная блондинка Ирина – с интересом поглядывала на Сашу.

«Во-во. Слушай умных людей. Учись, это тебе не бабки через оффшор гонять», – в мыслях она могла себе позволить быть безжалостной.

По правде сказать, оригинальная версия выглядела несколько иначе: ресторан принадлежал югославам, родственникам Снежаны и Стефана, поэтому с их стороны логично было подбросить, так сказать, по-родственному, русскую группу на комплексное обслуживание.

Знай Вера об этом раньше! Впрочем, все остальное совпадало: стены в стиле Тулуз-Лотрека, (не в оригинале, конечно, Саша это сразу определил), музыка. Синиша, пианист – потрясающий виртуоз! – заиграл в честь «братьев-славян» Брамса, «Венгерскую Рапсодию». Цыганские мотивы, видимо, должны были напомнить туристам из России что-то родное. Ну да ладно, Вера бы порадовалась и «собачьему вальсу» – лишь бы все были довольны.

Сели. Принесли «entrée»[15]. Голодная братия смела французскую закуску быстро и легко. И – все уставились на Веру. Так укоризненно смотрит обычно ее любимый йокшир, когда вместо двух куриных крыльев она ему дает одно: «Что же ты, зажала второе?»

– А как насчет второго, – сибиряки, до поры до времени не беспокоившие жалобами, спокойно переносившие жару (хотя им-то, после вечной мерзлоты, парижское солнце – просто награда), терпеливо вышагивающие в пиджачках от «Большевички», вдруг встрепенулись.

– Да вы что, есть что, ли приехали? – Светик вспомнила, что она вторая главная после Веры. – Сидите, разговаривайте. Общайтесь. В Париже в рестораны люди ходят знакомиться (тут, возможно, по Фрейду, Светик нечаянно выдала свои тайные намерения), обмениваться новостями. Вот и обменивайтесь. Обсуждайте.

Агент Костя, как настоящий штрейкбрехер, попытался было возразить, но, увидев Верин многозначительный взгляд («Попробуй только! Сейчас всем расскажу, сколько ты срубил на своей Сибири»), подавился фразой.

Больше давиться было нечем. Съели весь хлеб. Выпили первые «карафы»[16] с вином. Обсудили все новости. Сравнили Эйфелеву башню с Останкинской. Вступились за последнюю: «наша выше».