(Не)идеальные отношения. Реванш (СИ) - Созонова Юлия Валерьевна

– М-да, в нетрадиционной ориентации меня обвиняют впервые, – я истерически ржу, переваривая обрушившийся на нас с Градом поток отборной брани, и решаю, что с посиделками точно пора заканчивать, пока нас не записали в кого-нибудь ещё более экзотического.

Так что моя попытка переключиться с Белки на кого-нибудь менее проблемного, терпит полнейший крах, и я сдаюсь, запрыгивая в подъехавшее к служебному входу такси и диктую не свой адрес. Опять околачиваюсь у подъезда и, умудрившись проскользнуть за парочкой молодожёнов внутрь, поднимаюсь на нужный этаж. Чтобы спустя пару кажущихся грёбанной вечностью мгновений утонуть в прожигающем меня насквозь гневном взгляде.

 – Сюрприз!

Глава 9

Белка

Это больно.

Осознавать, что влюбилась. Что глупому сердцу плевать на все правила и запреты. Что человек, ворвавшийся в жизнь разрушительным ураганом, оказывается единственно близким. Единственным, ради кого я хочу стать…

Мягче. Гибче. Лучше.

Пальцы сжимают гитарный гриф, струны врезаются в нежную кожу ладоней, резонируя с творящимся в душе бардаком. Я закрываю глаза, стиснув зубы. И в который раз игнорирую пиликнувший оповещением телефон, забытый на зеркале в коридоре. Я знаю, там десяток пропущенных, пять голосовых и бесконечное число сообщений. Я знаю, это глупо и так по-детски прятаться от неизбежного, но…

Но…

– Это больно, – беззвучно шевелятся губы, а дрожащие пальцы сами касаются тонких медных струн. Острая кромка оставляет следы, ломает ногти. Но я упрямо ставлю аккорды, выжимаю баррэ и с силой бью по струнам.

Удар, удар, перебор, удар. Удар, удар, перебор, удар. И так снова и снова, вжимая ноющие подушечки пальцев в гриф. Пока рука не дрогнет, пока не скользнёт не на тот лад и тишину квартиры не разорвёт фальшивый звук неверных нот, оглушая и отрезвляя.

Ровно настолько, чтобы уткнуться лбом в корпус гитары, давя рвущиеся наружу всхлипы. Это больно.

Больно ломать себя, добровольно и осознанно. Я знаю это, я через это проходила. И теперь всё по новой. Потому что одному неуёмному непутёвому парню, оказалось, мало быть просто знакомым. Потому что одной глупой наивной сиротке, оказалось, мало быть просто минутным развлечением.

Мало и всё тут.

Тонкий смешок разрывает повисшую тишину. Я тихо, почти надрывно смеюсь, наконец-то понимая, что вляпалась и очень, очень сильно. И впервые меня это пугает до дрожи, потому что в этот раз не получится отделаться горькой обидой и разочарованием.

В этот раз я буду собирать себя по кусочкам. Если буду.

– Чёрт бы тебя побрал, Стрельцов, – то ли гневно, то ли восхищённо тяну гласные, качая головой. И убираю бедную гитару в сторону, потирая пострадавшие пальцы. Потому что чувства чувствами, а учёбу никто не отменял. А Пашка…

Я тихо хмыкаю, качая головой. Если ему нужно, он придёт. Если нет – я буду учиться жить без него. В конце концов, мне не привыкать выживать одной против всех.

Не привыкать же?

Плей-лист дня – болезненно нежный голос Славы и текст песни «Я устала быть сильной». И я сама ловлю себя на том, что зависаю на простых, без особых изысков словах и читаю третий абзац параграфа второй раз, не понимая ни строчки.  Незнакомые понятия и термины плывут перед глазами, и я со вздохом убираю книгу на место. Заранее смиряясь с тем, что пересдача неизбежна.

Ну и пусть. Не смертельно же.

Так я думаю, заливая кипятком растворимый кофе. Так я успокаиваю себя, забираясь с ногами на кресло и включая какой-то сериал. И провожу остаток вечера за просмотром глупой комедии, потягивая порядком остывший, невкусный напиток без грамма сахара. Смеюсь в нужный момент, заглушая ворочащееся в груди волнение. Старательно отгоняю навязчивые мысли о том, где может быть моя персональная головная боль.

И нет. Там за рёбрами скребётся вовсе не беспокойство. Совершенно точно не оно.

– Не умеешь ты врать, Белова, – я тихо фыркаю, качая головой. Жую завалявшийся с лучших времён сырный крекер и чудом не обливаюсь, когда неуютную тишину моего одиночества нарушает настойчивая трель звонка. А затем ещё и ещё, пока я не взрываюсь совсем нелогичным раздражением и не отправляюсь выяснять, кого принесло посреди ночи.

– Сюрприз! – тянет Пашка, разводя руками. И я давлю в себе малодушный порыв захлопнуть дверь перед носом Стрельцова. Я вообще забываю обо всём, зависая на усталых, непривычно серьёзных глазах.

И молча отступаю в сторону, пропуская его в квартиру. Потому что о том, как больно ломать привычную картинку мира я знаю не понаслышке. И потому, что я не могу оставить его одного, как бы мне этого не хотелось.

Не могу и всё.

Холодный свет лампы рассеивает тени по углам. Чайник едва слышно свистит, закипая, и я разливаю кипяток по двум чашкам. Насыпаю новую порцию кофе и даже не спрашиваю, сколько добавить сахара. Просто по привычке добавляю один кусок рафинада и, порывшись в холодильнике, ставлю на стол половинку лимона, оставшуюся, бог знает с каких времён. И я не хочу задумываться, когда успела так хорошо узнать все привычки сидящего рядом мужчины и почему мне не жутко от повисшего между нами молчания.

Пашка молчит, вяло ведёт ложкой по краю кружки. У него сбиты костяшки и ссадина на губе, на скуле наливается цветастый синяк. И при виде этой красочной картины меня пробивает совершенно неуместная нежность, затапливает изнутри, накрывает с головой.

«Из-за меня», – бьётся пульсом в висках, отдаётся теплом внизу живота. У меня нет ни доказательств, ни фактов, чтобы подтвердить это, но я точно знаю – из-за меня. И от этого часто-часто моргаю, пытаясь справиться с неуместными эмоциями, грозящими прорваться наружу.

Чтобы всё равно вздрогнуть, когда Стрельцов хрипло и тихо выдаёт внезапное:

– Ла-а-ар… Пойдёшь со мною в кино?

Целую минуту я смотрю на собственные руки, сжимающие кружку. Целую минуту я жду привычного смешка и заверения, что это исключительно по дружбе. Целую минуту я всё ещё надеюсь, сама не знаю на что. А когда поднимаю глаза и встречаюсь с его пристальным цепким взглядом, когда замечаю, как крепко он стискивает ложку, как напряжённо ждёт ответа, я вздыхаю. В который уж раз за эту ночь.

И сдаюсь. Без боя и осады, совершая свою самую большую ошибку в жизни.

Я медленно киваю, несмело улыбнувшись, и выдыхаю:

– Пойду, – а пока Стрельцов ошалело хлопает глазами и ловит открытым ртом воздух, добавляю, не удержавшись от тихого смешка. – Только фильм выбираю я, ладно?

Наверное, я ещё пожалею. Да что там. Я обязательно об этом пожалею. Но не в моих привычках отступать не попробовав. Не в этот раз точно.

Глава 10

Пашка

Я ненавижу утро. Всеми фибрами своей чёрной души. С самого детства. Когда мама с титаническим трудом поднимала меня на уроки с десятого раза. Когда трезвонивший будильник летел в стену и разбивался вдребезги, рассыпаясь на десятки мелких не подлежащих починке частей. Когда старший брат хватал меня за пятку и пытался стащить с кровати, пока я отчаянно сопротивлялся, вцепившись в спинку кровати. Да я и сейчас скорее нагло продрыхну первую пару, нежели оторву своё сонное помятое лицо от мягкой подушки.

Но сегодня, несмотря на то что за окном пасмурно, а на календаре воскресенье, я выскакиваю из постели ни свет ни заря и сайгаком мчусь в ванную. Мыться, бриться и превращать смотрящую на меня из зеркала обезьяну в человека разумного. С которым Беловой будет не зазорно появиться хоть в кино, хоть в фешенебельном ресторане, хоть даже на премьере какой-нибудь пьесы в театре. Благо, мелкая не слишком большая поклонница современной интерпретации бессмертного Шекспира, и идем мы с ней на самый обычный боевичок с крутыми спецэффектами и не слишком мудрёным сюжетом.

Я стою под контрастным душем около получаса, потом долго и нудно инспектирую содержимое холодильника, убеждаясь, что проще обнаружить жизнь на Марсе, чем найти у меня в доме что-то съестное. После чего  прибегаю к единственному выходу из сложившейся ситуации – наскоро накидываю любимую белую толстовку с вишневыми разводами после неудачной стирки, запрыгиваю в растянутые серые спортивки и резвым шагом пересекаю двор. Чтобы пять минут издеваться над несчастным домофоном перед тем, как мне удосужатся открыть.