Ничей ее монстр (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

— Наденьте, не так холодно будет.

— Спппасибо. Я и правда замерзла.

Взяла кофту и закуталась в нее. Еще несколько раз спасибо сказала. А мне холодно не было наоборот жгло. В жар швыряло.

Дождь бил в стекло, а меня опять накрыло волной боли и жуткой неизвестности. И в голове голос Барского…

«Имею. Этого не будет. Слышишь? Ты сделаешь, как я сказал и этого отродья не станет … ЭТО уберут из тебя!».

Машину беспощадно трясло и воняло бензином. Меня начало тошнить. Вначале немного, потом все сильнее и сильнее. Пока не скрутило желудок так, что я покрылась потом.

— Остановите, — задыхаясь попросила я, — остановитеееесь. Мне плохо. Я сейчас…

Водитель чертыхнулся и резко затормозил на обочине в кромешной тьме, дождь мерзко моросит и ни черта не видно, только фары «семерки» выхватывают из темноты кусок дороги. Я выбежала, отошла подальше, скручиваясь пополам и исторгая все содержимое желудка…

Когда это произошло я, судорожно дыша, словно в замедленной киносъемке смотрела, как на бешеной скорости огромная фура врезается в «Семерку» и как машину отшвыривает в кусты на противоположной стороне трассы, она с оглушительным грохотом падает в кювет, сносит несколько тонких осин и с перевернувшись на бок скрепит крутящимися колесами. Меня вывернуло снова, задыхаясь и дрожа всем телом я вытирала рот тыльной стороной ладони, не веря, что это произошло только что у меня на глазах. Фура давно скрылась в темноте, а я шатаясь перешла дорогу и подошла к раскореженой машине. Тошнота сворачивала меня пополам мучительными спазмами и вывернула еще раз, когда я увидела, что они оба мертвы… Водитель вылетел на половину в лобовое стекло, его… я не стала смотреть на то, что с ним стало. Весь капот кровью залило, а девушка с неестественно вывернутой головой, откинулась в бок на сидение, глядя широко раскрытыми глазами в пустоту. Я с воплем попятилась назад, обо что-то споткнулась и увидела ее сумочку. Не знаю зачем взяла ее… но взяла, а потом почувствовала запах бензина и почему-то поняла, что надо бежать. Очень быстро бежать.

Когда раздался взрыв меня на несколько секунд оглушило, и я закричала, срывая голос, побежала еще быстрее. Перед глазами все расплывалось, я потеряла один из своих мокасин. Носок промок насквозь и в ступню что-то впилось или ее распороло осколком стекла. Ветки хлестали меня по лицу, по телу. Я не знала плачу ли я или это дождь.

А впереди маячила темнота и непроглядное ничто, которое ждало меня где-то там, притаившись в кустах. И я не знала, как долго мне бежать и куда… Но в голове пульсировала только одна мысль. Я не дала им это сделать с собой… не дала им убить моего ребенка.

А потом упала на колени и поскользнувшись на мокрой травке и чувствуя, что сил бежать уже нет. Облокотилась о ствол дерева и закрыла глаза…

«Я ничего не помню и помнить не хочу. Ни с тобой, ни с кем-либо другим. Ты выдумала себе неизвестно что. Я просто тебя трахал. — от этих слов его тоже передернуло и у меня сдавило виски, дышать стало нечем от этого выражения лица брезгливости и отвращения на его лице, — пару раз под настроение. И все. Ничего больше. Ты мне неинтересна. Ты никто. Ты пустое место. С тобой и поговорить не о чем. Ты что о себе возомнила?»

Холод забирается даже в кости и мне страшно, что меня здесь никто не найдет и я заблудилась в какой-то лесополосе в кромешной тьме совсем одна. И голосовать на дороге, чтобы найти помощь совсем не вариант… я попаду прямо в лапы Барского. И вдруг в голове болезненной и ослепительной до дикой боли, молнией вспышкой:

«Если ты продолжишь и дальше лезть ко мне и вешаться на меня я избавлюсь от тебя, я тебя просто уничтожу».

Меня снова выворачивает пустым желудком куда-то в траву… и жуткое озарение вызывает дрожь агонии по всему телу — это он послал фуру. Он приказал меня уничтожить чтоб я не портила его жизнь. Больше никто бы не решился: ни дать мне возможности сбежать… ни вот так лишить жизни на мокрой дороге и уехать с места преступления, не боясь, что постигнет страшная кара… и это означало только одно — ОН ОТ МЕНЯ ИЗБАВИЛСЯ!

Будь проклят Барский, но я никогда ему этого не прощу! Никогда! Пусть горит в Аду! А я выживу! Я смогу! МЫ сможем!

Я смотрел на часы и не звонил туда. Мне хотелось. Меня скручивало от этой необходимости, но я не давал себе взять сотовый и набрать этот проклятый номер. Они позвонят сами, когда все будет кончено. Я на повторе слышал ее слова. Постоянно одни и те же слова на автоответчике.

«Если ты это сделаешь я убью себя. Я перережу себе горло. Я буду ненавидеть каждую букву твоего имени. Пожалуйста, не надооо. Ну не надо. Пожалееей нас. Дай мне уйти. Захар… я ведь так люблю тебя… люблю тебя. Не убивай. Он маленький, такой маленький».

Это ты маленькая и очень глупая девочка. Все ради тебя. Плевать что со мной происходит. Отправлю тебя учиться, устрою твое будущее. Забудешь все, как страшный сон. Да, ненавидь меня. Ненавидь каждую букву моего имени. Вряд ли ты сможешь это сделать лучше и сильнее, чем я сам.

Я презирал себя в эту секунду так сильно, что мне казалось я слышу скрип собственных костей и натяжение напряженных до предела сухожилий. Просто вытерпеть не думать о том, что там происходит. Абстрагироваться как это получалось всегда раньше. Это не ребенок… это нечто ужасное, нечто исковерканное по чьей-то дикой прихоти и уродливое как и все что я посмел испытывать к моей Лисичке. А потом опять ее слова в голове и мне выть хочется раненым зверем. Дикие мысли о том, чтобы забрать ее оттуда, увезти куда-то и никто бы не узнал… а вдруг ребенок не родится с генетическими уродствами? Вдруг … Не бывает в этой мире никаких вдруг! Никаких проклятых вдруг! Удача и чудеса — это всего лишь миф для идиотов. Наверное, я заслужил всю эту тьму, весь этот дьявольский карнавал уродливых открытий. Слишком много дерьма я совершил в своей жизни.

Утро так и не наступало и время тянулось как резина. И все эти часы я варился в адской магме. Я представлял, как она там кричит и плачет и метался по кабинету, нарезал круги словно в клетке. У меня все переворачивалось внутри, и я несколько раз хватал сотовый и швырял обратно на диван. Нет! Ничего я не сделаю! Ничего не изменю! Породить на свет существо больное, от такой отвратительной связи это верх трусости и эгоизма. Ничего. Это всецело на моей совести. Лисичка никогда не узнает. К утру я был похож на мертвяка восставшего из могилы. Из зеркала на меня смотрел зомби с черными провалами вокруг глаз. Меня слегка пошатывало, но не от алкоголя. Я запретил себе пить в эту ночь. Я хотел не притуплять боль. Я хотел, чтоб меня раздирало ею так же, как и мою девочку. Потому что всю эту боль заслужил только я, а не она… а расплачиваться все же пришлось именно ей. Я лишь вынес приговор и заставил всех привести его в исполнение.

Сотовый зазвонил в руках, и я хотел рявкнуть в него, но практически не услышал свой голос:

— Захар Аркадьевич… мы… она сбежала.

— Куда? Когда? — крик хриплый сорванным воплем.

— Ночью!

— НАЙТИИИ! — взревел, хватаясь за спинку кресла.

— Уже нашли!

— Говори где? Я выезжаю! Чтоб с места не сдвинулась. Стеречь, как сторожевым псам до моего приезда!

— Она… она мертва, Захар Аркадьевич.

— Что?

Что он несет этот идиот? А дышать уже нечем, и пальцы раздирают воротник рубашки, царапают горло.

— Она сбежала на такси … они зачем-то остановились у обочины и в них врезалась фура или грузовик. Произошел взрыв… найдены изуродованные тела водителя и его попутчицы.

— Это … это не она!

— Она… мы проверили.

Я хрипел, давил свое горло пальцами и слышал лишь сиплый стон, который вырывался из обожженного горла. Ни слова не мог сказать. В эту самую секунду вошел Костя, он забрал у меня сотовый. А я стоял и отрицательно качал головой, глядя в одну точку и пытаясь сделать хоть один вздох. И не мог. Сам не понял, как опустился на колени, опираясь на ладони и срывая пуговицы с воротника. Костя присел передо мной на корточки, протягивая стакан воды, но я смел его к такой-то матери.