Три месяца, две недели и один день (СИ) - Шишина Ксения

— Да, беги, Картер, беги, но прежде, чем ты уйдёшь, хочу сказать, что свободные и разведённые люди с обручальным кольцом на пальце не ходят. Что бы ты ни твердил, глядя в глаза, любая прочтёт между строк и увидит твой настоящий багаж.

— Ты должен был отдать пас мне. Ты же видел, что, в отличие от тебя, я был открыт и мог реально забить трёхочковый. Тогда мы бы победили, — разозлённый и разгневанный, я хватаю Митчелла за руку уже в раздевалке при всём скоплении таких же, как и мы, вспотевших, уставших и расстроенных из-за поражения парней, которые отдали все свои силы ради победы, а теперь осознают, что сегодня удача была не на нашей стороне, но он отталкивает моё тело прочь, даже ничего не отвечая, но с меня хватит. Это всего вторая игра сезона, а мне уже до смерти осточертело его игнорирование как за пределами игрового поля и в межличностных отношениях, так и в том случае, когда мы должны быть одной командой, нравится нам это или нет, и если первое я ещё могу пережить, то вторая проблема после триумфального начала чемпионата на прошлой неделе несколько минут назад спустила нас с небес на землю, и сейчас градус напряжённости как никогда высок. — Эй, я, между прочим, к тебе обращаюсь.

— Да пошёл ты. Ты больше не звезда, чтобы я к тебе прислушивался и делал то, что ты велишь. Тоже мне, герой.

— Ты должен доверять…

— Я ничего тебе не должен, потому что какой в этом смысл? Никто не скажет этого вслух, но я выражу мнение за всех них, вместе взятых. Ты тут больше не в почёте, и знаешь, я не удивлюсь, если однажды ты опять кинешься туда, где тебе наобещают золотые горы, а нам снова придётся выслушивать бесконечные вопросы о том, какая же эта потеря для клуба, — всё было совсем не так, мне лишь продемонстрировали заинтересованность в результативном игроке, коим на тот момент я и являлся, но никогда не сулили тех баснословных денег, которые я получал в Лейкерс. Пусть сейчас мне и случилось отказаться от прежних гонораров ради шанса вообще заниматься любимым делом, и, даже зная, чем чревата моя предсказуемая реакция, я не могу удержаться и отказаться от обороны, заключённой в правдивой честности.

— Прежде всего я поехал за своей женой, да будет тебе это известно.

— О, и где же в таком случае эта женщина? Ах да, вспомнил, вы же отныне не вместе, — он бессовестно, отвратительно и явно сознательно наступает на больное место, которое будет заживать ещё очень и очень долго, если вообще когда-нибудь покроется новой кожей, но и мне тоже есть что сказать и чем его зацепить, и оставаться немым в мои планы совершенно не входит.

— А ты, готов поспорить, вообще бы не задумался ни о чём подобном, ведь мы оба, да и не только мы, отлично знаем, что с твоими бесконечными изменами до Дениз тебе нет никакого дела, — говорю я, припоминая ему его законный брак, в котором истинной верностью и преданностью по отношению к женщине и не пахнет, но при этом подрастают двое ребятишек, а жена всё терпит, любит и прощает. Клянусь, иногда и даже чаще мне её искренне жаль. В своё время он, казалось, не просто увлёкся красивой фанаткой, замеченной на трибуне, а серьёзно и навсегда влюбился, но это было давно. А с тех пор деньги и блага, что они обеспечивают и даруют, здорово его избаловали и испортили, и он точно перестал ценить ту, что была с ним и в относительно голодные времена, когда мы только-только попали в Лейкерс после окончания колледжа. Порой мне хочется хорошенько приложить его об стенку, чтобы поставить мозги на место, но сейчас это моя челюсть сотрясается от мощнейшего удара кулаком, и, пошатнувшись, я отлетаю в сторону своего шкафчика для переодевания с крючками, полкой, ящиком и местом для сидения. Знаю, это просто правда, режущая глаза, но, вытерев выступившую в правом уголке губ кровь, я почти бросаюсь на Митчелла, чтобы ответить ему аналогичным проявлением физической силы, но нас сдерживают с обеих сторон, а спустя мгновение мы и сами расходимся подальше друг от друга из-за громоподобного голоса Джейсона, ввиду нашей скандальной перепалки неслышно вошедшего в раздевалку. Дыхание по-прежнему разъярённое, беспорядочное и далёкое от спокойного, и мне всё ещё хочется рвать и метать, но желание удержаться на своём месте гораздо более велико, и хотя кровь до сих пор кипит и требует действий, я лишь поворачиваюсь спиной к причине моей агрессии, чтобы не провоцировать самого себя.

— Картер, Моррис, вы оба, живо в мой кабинет. Все остальные в душ и по домам. Сегодняшний день обсудим завтра. На этом всё. А вы идёте за мной. Немедленно.

***

— Значит, так. Я надеюсь, что никогда в дальнейшем и не увижу, и не услышу того, чему стал свидетелем несколькими минутами ранее.

— Но, тренер…

— Никаких «но», Моррис. Когда я говорю, все слушают. Ты вспоминаешь, что такое командная работа, и забываешь про все собственные претензии и недовольство, а ты, Дерек, в свою очередь также не лезешь на рожон и никого не провоцируешь, и вы оба оставляете личное за периметром этого здания. Снаружи можете делать всё, что душе угодно, разве что не включать сюда больницу и серьёзные увечья, но здесь вы либо сотрудничаете и находите общий язык, либо вылетаете и оказываетесь на скамейке запасных даже при том, что у меня травмированы два отличных игрока, потому что ваши отношения влияют на команду, которой вы сегодня не являлись. Мне не нужны внутренние распри, когда проблем и так выше крыши. Это ясно?

— Да, сэр.

— Да, тренер, — отвечаем мы одновременно, и на этой ноте Джейсон говорит нам выметаться, но за секунду до того, как я, нахмуренный, утомлённый и выжатый теперь ещё и морально, а не только физически, выхожу за дверь вслед за Митчеллом, неожиданно просит меня задержаться. Лицо друга приобретает недоуменное выражение, в то время как мне понятно столь же мало, и хотя он явно не в восторге, что к нему обращаются по фамилии, а я удостаиваюсь слышать собственное имя из уст своего в недавнем прошлом родственника, Митчелл выглядит ещё и так, будто всё-таки волнуется за меня. Как итог, дверь за ним я закрываю в полном непонимании происходящего. Ну и что на этот раз?

— Мне… — Джейсон мнётся и медлит, вероятно, неуверенный, что стоит начинать и уж тем более продолжать, но, однако, находит в себе твёрдую решимость и заканчивает предложение, — мне всё же нужно кое о чём с тобой поговорить…. — и можете не сомневаться, я, кажется, уже догадываюсь, что будет предметом намечающейся беседы, и кого она неизбежно коснётся. Вот кто в этом здании уж точно беспокоится, так это не молодеющий папочка. Возможно ли, что и ему любящая и любимая дочка ходящей тут отныне не нужна? — Лив упомянула, что вы виделись, но больше ничего не рассказала.

— Может, оно и к лучшему, не считаешь? Узнав, какие слова я употребил в её адрес, по головке ты меня вряд ли погладишь, но, уверяю, она в долгу не осталась. Мы стоим, то есть стоили друг друга. Она не беззащитная принцесса, за которую нужно сражаться, а я совсем не святой, чтобы опекать и беречь тех, кто причинил мне боль, ясно? И давай закончим на этом, хорошо? Она твоя дочь, а ты мой тренер, и, если мы хотим, чтобы всё это работало, этой темы нам лучше больше не касаться.

— Но как же…

— Что как же? — он будто знает нечто, чего не знаю я, но предположительно должен, и также знает и то, что в таком случае просто обязан элементарно поставить меня в известность, но его словно сдерживает что-то вроде обещания молчать, и в результате Джейсон отрицательно качает головой, хотя по нему и не скажешь, что наступившая ответственность за, вероятно, данное слово даётся ему так уж и легко.

— Нет. Нет, ничего.

— Ну тогда я свободен и могу идти? — я не верю в сказанное им, но если это связано с нежелательным лицом номер один, то я слеп, глух и молчалив, и не желаю иметь с этими вещами ничего даже отдалённо общего. Неведение — это благо.

— Да, разумеется. Не смею тебя задерживать. Только…

— Да?

— Почему ты по-прежнему носишь кольцо?