Босс для Алёнушки (СИ) - Амурская Алёна

- Да, Римма Егоровна? - отзываюсь я, не поворачивая головы и раз в десятый, наверное, перечитывая статью. Никак не могу вникнуть из-за внутреннего раздрая.

- К тебе пришли!..

Я оборачиваюсь.

На пороге стоит паренек-курьер и держит в руках большую круглую коробку с пышным бантом. Хочу поинтересоваться у Риммы Егоровны, с чего это она решила, будто курьер заявился по мою душу... и тут замечаю на боку коробки ярко-красную размашистую надпись: «Для Алёны Клёновой».

Подхожу к загадочному пафосному сюрпризу с опаской. Ещё раз внимательно перечитываю надпись. Нет, ошибки тут никакой нет.

- А ещё какой-нибудь записки нет? - с надеждой интересуюсь у курьера. - От кого коробка?

Тот, явно веселясь над моей подозрительностью, с готовностью кивает:

- Записка внутри, там всё указано.

Снова чувствую себя крепостью, осаждаемой оживленными взглядами коллег. За каждым моим движением следят с жадным любопытством. И это напрягает.

Надо побыстрее покончить с этой посылочной загадкой и вернуться к чтению статьи! Нельзя дать Боярову повод посмеяться над моей невнимательностью. Или ещё хуже - над катастрофической неспособностью вникнуть в простое, казалось бы, задание.

Я вскрываю плотно упакованную коробку канцелярским ножом и заглядываю внутрь.

На круглом глубоком дне горкой лежит аккуратно сложенная шелково-алая тряпочка. Упакована искусно - в форме раскрытого бутона пышной розы. А сверху белеет треугольная детская открытка, на которой почему-то изображена разумная машинка с подмигивающей фарой-глазом.

Последняя деталь быстро расставляет всё на свои места.

Та-а-ак... Похоже, Бояров решил достать меня со всех сторон. Что ж, пора ознакомиться с его писаниной и узнать - зачем он прислал мне алую тряпочку.

Беру открытку в руки. Повертев ее, быстро открываю... и в ту же секунду чуть не роняю, потому что она вдруг начинает вопить истошным мультяшным голоском:

- Я машинка! Как дела?! Фара-глаз, как у орла! Я дружить с тобой хочу! Не стесняйся - прокачу!

Выкрики из треугольной открытки сопровождаются слегка заторможенной громкой музыкой и странно мяукающей барабанной дробью. Наверное, батарейка внутри просроченная. Из-за этого звуки кажутся не музыкой, а корявым издевательством над моим слухом.

Слышу, как коллеги, столпившиеся за моей спиной, начинают хихикать. Даже Римма Егоровна издает величественный грудной смешок.

- Это кто ж тебе такое прислал? И зачем?

- Секундочку...

Я с досадой всматриваюсь в рукописные строчки. Чтобы прочитать их, приходится держать эту дурацкую открыточку в распахнутом виде, и она продолжает орать про свою орлиную фару-глаз раз за разом, по кругу. Аж уши вянут. И это начинает бесить.

«Надень платье завтра на выездное мероприятие, - сообщает послание. - Это обязательно. Возражения не принимаются. Считай выполнение этого приказа твоим возмещением ущерба за разбитую фару. Дальнейшие инструкции получишь завтра утром. Бояров.»

Шокированно перевожу взгляд с поющей открыточки на коробку. Вот эта тряпочка... платье?! Да она же совсем микроскопического размера! Сорочка - и та побольше места бы заняла!

Поднимаю алое безобразие кончиками пальцев.

Какой кошмар... Если я это надену, то буду похожа на девицу лёгкого поведения или, в лучшем случае, на какую-нибудь экскортницу, а не на помощницу генерального директора. Как он мог такое мне предложить?! А ведь говорил - забудь. Наверное, запамятовал добавить, что забыть надо ровно на два часа. Именно столько прошло с того момента, как я вышла из его кабинета.

Семь пятниц на неделе у этого человека, блин!

С другой стороны, ради окончательного утрясания инцидента с фарой... всего один раз... может, и смогу вытерпеть. Даже если при этом сама словлю ущерб иного рода. Психологический.

- Алёна, ради всего святого, выключи уже эту песенку! - с лёгким раздражением требует Римма Егоровна, то и дело морщась. - Голова уже от нее трещит. Она как пластинка испорченная, ужас просто. Так что там в записке-то?

Я гневно захлопываю открытку, и писклявый голосок обрывается на полуслове.

- Да так, шут один гороховый прикалывается. Не обращайте внимания.

Начальница осуждающе качает головой.

- Ну и ну... Ты передай своему ухажеру, чтобы не присылал такие оригинальные шумные подарки к тебе на работу. Ты ведь понимаешь, что Василию Андреевичу может это не понравиться? Ну то, что в его бухгалтерии детские песенки крутят в рабочее время?

- Ага, - с тихим сарказмом соглашаюсь я. - Обязательно передам. Уверена, что терпение нашего глубокоуважаемого и строгого Василия Андреича этот шут испытывать не захочет.

Обещанные утренние инструкции от босса приходят в громко жужжащем смс. И порождают во мне спросонья новую волну внутренних противоречий. Возмущение, любопытство, беспокойство, смущение... словом, целая чехарда эмоций, которые будят даже лучше, чем порция самого крепкого кофеина.

«Платье надень прямо дома, - приказывает Бояров, даже не удосужившись втиснуть в сообщение простое вежливое «привет». - Помаду подбери в тон, волосы распусти. Ровно в девять будь у своего подъезда. Не опаздывай».

- Помаду выбери в тон... - ворчу я под нос. - А ты спросил, есть ли у меня вообще помада такого бешеного цвета?

На часах - семь утра. Очень хочется ещё часик поваляться под теплым одеялом... но я слышу, как возится в своей кроватке моя проснувшаяся Алиса, а бабушка пока ещё не встала, чтобы заняться правнучкой.

Малышка ходит за мной по пятам из ванной на кухню и обратно, пока я умываюсь и готовлю завтрак. Специально выбираю момент, когда она уплетает манную кашу, чтобы улизнуть в спальню и там переодеться в откровенную тряпочку от Боярова.

Тоненькое алое платьице из немнущейся ткани обтягивает мою фигуру, как перчатка - от закрытой груди до самого копчика. И только ниже игриво ласкает волной шелковой ткани посвободнее и заканчивается где-то на середине бедер. Рукавов нет, а на спине - холодок от длинного узкого выреза с затейливым плетением изящного шелкового шнура.

Как ни странно, смотрится на мне это платье совсем не вульгарно, как я опасалась, а скорее интригующе-дерзко и при этом утонченно. Кто бы ни был тот, кто придумал такой скромный фасон в провокационном цвете, но он - мастер своего дела.

Когда я распускаю волосы, зачарованно глядя в зеркало, то не узнаю себя. Хмурой невыспавшейся бухгалтерши больше нет, а вместо нее - восхитительно загадочная женщина, похожая на гордую «леди в красном» из одноименной иностранной песни.

- Мама, ты сегодня светочек! - восторженно заявляет Алиса, незаметно прокравшаяся в спальню с ложкой, перепачканной в каше.

- Светочек..? - рассеянно переспрашиваю я, изучая свои ненакрашенные губы.

Помады в цвет у меня точно не найдется. Я вообще почти не пользуюсь косметикой, и это засада. Что ж, придется боссу довольствоваться тем, что есть. Тем более, что времени уже в обрез.

- Ну светочек! Который айенький такой, из сказки, - растолковывает мне дочка.

Я улыбаюсь, опустив на нее взгляд, потом опускаюсь на колени и раскрываю объятия.

- Иди сюда, моя сладкая! Аленький цветочек хочет обнять тебя. А потом пойдет на работу.

В прихожую я пробираюсь чуть ли не на цыпочках и успеваю накинуть на себя лёгкий демисезонный плащ раньше, чем туда заглядывает бабушка.

- Алёнка, уже собралась? А у нашей Алисоньки сегодня новая выдумка. Цветочком тебя называет. Приснилось ей, что ли, чего, не пойму..?

- Наверное, - я целую ее в морщинистую щеку и щелкаю замком двери. - Всё, мне пора. До вечера!

Лифт в нашем подъезде снова не работает. Как ни нажимаю прожженую кем-то кнопку вызова, снизу доносится слабый лязгающий звук - и только.

Я воспринимаю это философски. Лифт-инвалид в нашей панельной десятиэтажке уже давно стал привычной обыденностью. Начинаю спускаться с восьмого этажа вниз пешком, потом смотрю на часы и приглушенно ахаю.