Привычка ненавидеть (СИ) - Саммер Катя

— Жизнь показала, что есть лишь один честный суд. И мы все там рано или поздно окажемся.

Мне приходится крепко обнять себя, чтобы хоть как-то унять нарастающую дрожь. Ян делает музыку громче и больше не заговаривает со мной, и это очень хорошо. Но я все равно до самого дома гадаю, как так вышло, что, несмотря ни на что, еду с ним в машине. Кто бы увидел из университетских, не поверил.

Оставшуюся часть пути я прикидываю в голове, что сегодня меня вряд ли хватит на главу, которую задолжала девочкам — я уже много лет перевожу зарубежные книги и фанфики и сейчас участвую в народном переводе крутой серии про одноногого частного детектива, которую у нас выпускают с большой задержкой. Тяга к расследованиям, привитая мне с детства папой, который вместо сказок про принцев читал мне Конан Дойла, неумолима — с возрастом становится только сильнее.

Уже увидев знакомый указатель, который означает, что через пять минут мы будем на месте, я бросаю взгляд на недовольного Бессонова и судорожно пытаюсь выдумать, что скажу ему на прощание. И скажу ли что-то вообще. Вроде бы и нащупываю нечто, граничащее между сарказмом и прямым текстом идти на три веселых буквы, но все не то. Уверена, что самый крутой ответ я придумаю, когда буду лежать у себя в спальне одна — просто муд по жизни.

Правда, я обо всем этом забываю, когда мы заворачиваем к нашему дому. В свете тусклого фонаря и под проливным дождем я издалека замечаю фигуру отца, который топчет выжившие пионы и купается по колено в грязи. И все бы ничего, не будь в его руках очередной бутылки.

Едва Бессонов тормозит у своего крыльца, я, не прощаясь, выскакиваю из машины и спешу подхватить папу под плечо, когда тот шатается и кренится в сторону, чтобы вот-вот распластаться в луже на подъездной дорожке. Я не поднимаю глаз, но чувствую, что Ян смотрит. Смотрит, не отрываясь, на нас, а у меня от испанского стыда сводит желудок. Тошнит, и к горлу подступает желчь, что я вообще ела сегодня?

— Папа, папуль! Пошли, пожалуйста! Тебя не должны видеть таким, — бесполезно умоляю я, потому что он снова не в адеквате, бродит на границе реальности и фантазий.

— Лизочка, она вернется ко мне… Она обязательно…

Он спотыкается на ступеньке, падает на колени, и его выворачивает прямо перед дверью, а я изо всех сил стискиваю челюсть, чтобы не последовать его примеру. Слезы стекают по щекам и смешиваются с каплями дождя, делая их такими солеными. Запах чистого влажного воздуха — единственное, что спасает от тошноты. Запах и уверенность в том, что за мной наблюдают. Поэтому я собираю волю в кулак и помогаю папе подняться. Сначала нужно спрятать его дома, потом уже все остальное. Бессонову ничего не стоит нажаловаться инспектору, и тогда отцу продлят испытательный срок. Или того хуже — заменят условный на тюремное заключение.

Папа без особых усилий засыпает на коврике в ванной, куда у меня получается его дотащить, а я утыкаюсь затылком в стену и позволяю себе громко и с надрывом разрыдаться. Я не справляюсь. Понимаю, к чему все идет, но каждый раз верю ему. Каждый раз надеюсь всем сердцем, что завтра все будет по-другому. И снова горячо ошибаюсь.

Ему нужно лечение. Я знаю, не дура. Но мне так жаль его! Я ведь помню папу совсем другим — любящим, щедрым, счастливым. Тем, кто всегда был со мной и за меня. Я так боюсь его предать, сделать ему хуже. Что, если это повлияет на условный срок? Я знаю, что в рамках исправления он даже должен лечиться от зависимости, но что, если он не справится? Что, если он окончательно сдастся?

Через пять минут я кусаю губы и молча беру тряпку в руки, чтобы вымыть с пола всю грязь, которую мы за собой оставили. Поднимаюсь на второй этаж и откисаю в горячем душе едва ли не полчаса. Стекаю без сил вместе с водой вниз и, усевшись на плитку, крепко-крепко обнимаю себя. Мне даже голову держать тяжело, поэтому я утыкаюсь ею в колени.

Я уже говорила, что выбор свой не изменю. Но как порой невыносимо сложно с ним жить! Сложно и больно.

Ненавидела бы я Бессонова, сотвори Наташа что-то подобное с моим папой?

Без сомнения.

Я ненавидела его много лет подряд за гораздо меньшее. И теперь мне тошно от несправедливо растраченной на такие мелочи злобы.

Ян