Джеки Коллинз - Богиня мщения

Дальше все пошло как по маслу. Арман основал компанию «Джордан девелопментс» и стал скупать недвижимость. После обновления или частичной перестройки дома разлетались как горячие пирожки, принося значительную прибыль. Не забывал Арман и о поручении отца, время от времени отмывая для него крупные суммы. Для этого он создал несколько второстепенных компаний — в том числе экспортно-импортную фирму, которая, впрочем, принадлежала ему чисто номинально. На самом деле она обслуживала исключительно интересы королевской династии Акрамшахра.

К тридцати годам Арман Джордан был уже настолько богат, что начал скупать отели и многоквартирные жилые дома на Восточном побережье.

Когда он в очередной раз приехал на родину, эмир встретил его неожиданно тепло. «Из всех моих сыновей ты единственный, кем я могу гордиться, — сказал он. — Ты умен и хитер, к тому же я убедился, что могу тебе доверять. Именно поэтому я сделаю тебя своим наследником. Когда-нибудь ты по праву займешь мой трон».

Это заявление, сделанное к тому же на праздничном банкете, очень не понравилось братьям Армана, которые возненавидели его еще больше.

Только одно смущало эмира. «Почему ты до сих пор не женат? — спросил он. — Согласно нашим обычаям, в твои годы мужчина уже должен иметь несколько жен и детей».

Арман в ответ только пожал плечами. Для него женщины были помехой, отвлекавшей его от действительно серьезных и важных дел. Свои сексуальные желания он удовлетворял с помощью девушек по вызову, которые — стоило только снять телефонную трубку — являлись туда, куда им было приказано, и делали все, что он хотел. С раннего детства Армана учили считать женщин низшими существами, и он усвоил урок. Сам эмир не раз говорил ему: мол, они нужны только затем, чтобы удовлетворять желания мужчины и вынашивать его детей. Никогда не доверяй им и не отдавай женщине своего сердца, добавлял он, и Арман был полностью согласен с отцом. Эмир был абсолютно прав. За годы, прожитые в Америке, Арман и сам успел убедиться, что за деньги женщина пойдет на все, что угодно. Кроме того, женщины были глупы. Алчные, тупые существа, годные лишь на то, чтобы раздвигать ноги или работать языком. Ни на что другое они не годились.

Когда год спустя Арман прибыл в Акрамшахр на очередной день рождения эмира, отец сразу увез его в один из своих загородных дворцов. Там он объявил сыну, что Арман должен жениться на дочери близкого друга королевской семьи, с которым эмира связывали прочные деловые отношения. «Никакой ответственности, никаких обязательств, — уверил Армана отец. — Твоя жена останется здесь, и, если будет на то воля Аллаха, родит тебе детей. Таково мое желание».

Девушка оказалась очень хороша собой. Ей было пятнадцать. Звали ее Сурайя.

Пышная свадебная церемония состоялась в тот же день, а вечером Арман оказался в одной постели с Сурайей. Девушка, разумеется, была невинна; она дрожала и плакала от страха, но Армана это не остановило — он не собирался идти против воли отца. Страхи Сурайи его ничуть не касались. Отныне она принадлежала ему и должна была в точности исполнять все, что он от нее потребует. Сурайя была для него просто сосудом, который Арману предстояло наполнить, и он сделал все, что от него требовалось, не обращая внимания на слезы и крики боли.

Через неделю после свадьбы Арман вернулся в Америку.

Один.

Вернувшись через год в Акрамшахр, Арман узнал, что у него есть сын. В течение последующих десяти лет Сурайя принесла ему еще трех дочерей. Это не особенно понравилось Арману, но старый эмир был счастлив. Впрочем, со временем Арман почти привык к тому, что с формальной точки зрения у него есть семья. Главным для него было то, что жена и дети жили не с ним, а в Акрамшахре — в стране, где женщины скромны и покорны и всегда исполняют то, что приказывают им мужчины.

Впрочем, Арман прекрасно себя чувствовал и в Нью-Йорке, на Парк-авеню, где у него был роскошный пентхаус. Деньги были для него важнее всего, они возбуждали сильнее любого афродизиака; что касалось женщин, то они служили ему игрушками, за которые он платил и которые без сожаления выбрасывал после использования. Мир, к которому он принадлежал по рождению, оживал для него лишь во время сентябрьских наездов на родину, когда эмир праздновал очередной день рождения, и Арман считал, что так оно и должно оставаться.

Сейчас ему уже исполнилось сорок два, но Арман и не думал успокаиваться. Дела его шли отлично: он уже подмял под себя Восточное побережье, и ему хотелось большего. Все чаще и чаще его взоры обращались к Западному, Тихоокеанскому побережью. Для начала он решил захватить плацдарм в Лас-Вегасе, куда летал достаточно часто — Арман был азартным игроком, да и девушки по вызову в Вегасе были совершенно особенными: в их арсенале имелись такие трюки, о каких на Восточном побережье мало кто слышал. Наконец, Арман считал его своим родным городом, потому что когда-то его мать танцевала в «Цезарс-палас» в Лас-Вегасе, где ее заметил эмир и увез в Акрамшахр.

По приказу Армана его эксперты провели финансовую экспертизу самых крупных вегасских отелей. В их поле зрения попали отели группы «Палмс», империя Стива Уайна, «Четыре сезона» и «Харрас», но свой выбор Арман остановил на «Ключах». Именно этот отель, решил он, должен принадлежать ему. В нем Арман чувствовал перспективу, а в бизнесе это было главным.

Итак, «Ключи»… Великолепный гостиничный комплекс, построенный меньше двух лет назад, отвечал самым современным стандартам. Он, правда, не отличался бьющей в глаза роскошью, что было нехарактерно для Вегаса, однако это не мешало ему быть местом по-настоящему шикарным и стильным. Первоклассное казино, превосходные рестораны и магазины, ухоженные сады и парк, рассчитанный на состоятельных людей жилой комплекс, бассейны на любой вкус, два спа-салона, рукотворный пруд, поле для гольфа — чего еще было желать?

Словом, «Ключи» — это было именно то, что нужно.

Арман сразу решил, что купит отель во что бы то ни стало.

Он понятия не имел, что «Ключи» принадлежат Лаки Сантанджело и что она не уступит свою собственность просто так.

К тому времени, когда Лаки проехала по бульвару Пико и свернула на ведущее к Малибу шоссе Пасифик-кост, она уже забыла и о Винус, и о ее проблемах с многочисленными мужчинами. Теперь Лаки думала о Макс и ее неминуемом отъезде. Ей было совершенно очевидно, что удержать дочь от этого шага вряд ли удастся. Макс стремилась к независимости, и — нравилось это им с Ленни или нет — поделать они ничего не могли.

Лаки одолевали недобрые предчувствия, хотя она понимала, что, несмотря на все свое упрямство и своеволие, Макс достаточно умна. Но каждый раз, когда Лаки высказывала свои опасения вслух, окружающие тотчас напоминали ей, что в юности она тоже не слушала старших и поступала так, как хотела.