Михаил Берсенев - Полюбить раздолбая

«— Сучка!» — воткнулась иглой мысль в проспиртованный мозг юноши, — «-сама притащила меня на этот гребанный симпозиум, на меня — ноль внимания, а другому мужику на шею вешается! На моих глазах! Вот шмара! Шмара!»

Живчиков, конечно, не мог знать, что Анжела и Павел Левашов — однокурсники по университету. Что Павел тоже работает в сфере СМИ, и у него была аккредитация на симпозиум. Но в связи с волнениями в Египте с последующим свержением Хосни Мубарака, Пашу срочно отправили в командировку в бунтующую страну фараонов. Левашов и не должен был попасть на симпозиум, но обстановка в Египте накалилась до предела, пошли нападения на журналистов, и главный редактор, начальник Павла, срочно отозвал его домой. Так Павел застал только самое окончание длительного симпозиума, а точнее церемонию закрытия и как раз последующий банкет. Поэтому Анжела и не встретила однокурсника в кулуарах мероприятия, а вот на банкете — да. До этой встречи Левашов и Анжела потеряли друг друга из вида на несколько лет, и когда телеведущая неожиданно столкнулась с ним на банкете, то сильно обрадовалась. Ведь Паша был олицетворением беззаботной студенческой поры! Она ринулась навстречу не к мужчине, а к той счастливой, веселой жизни, что бывает у каждого почти студента. Институтские, университетские пять лет не забываются никогда. Никогда! Школа — забывается, но студенчество… Более того, студенческое блюдо, сваренное в общаге, кажется самым вкусным за всю жизнь. А ведь что туда кидали, в то варево? Да все, что удалось раздобыть! Поломанная вермишель, горстка перловки, банка — другая тушенки, остатки пищи со вчерашней попойки, хрустящие сухари, бульонные кубики, пару свежих помидоров, две сосиски, что случайно завалялись в морозильном отсеке общаговского холодильника. И еще много разных ингредиентов добавлялись в студенческий ужин. Но, когда его готовили всем миром, всей общагой, студенты смеялись. Подкалывали друг друга. Толкались. В животе от голода бурчало. Молодые организмы требовали «топлива», и оно успешно булькало на конфорке плиты, в перекореженной старой кастрюле. Затем человек десять рассаживались за столом, вскрывались бутылки пива, лимонада, и с превеликим аппетитом парни и девушки чавкали на всю Ивановскую, как говорится. Аромат той незабываемой каши, что получался в кастрюле, не забудется уже во веки веков. И когда спустя много лет бывший студент будет трапезничать в фешенебельном ресторане где — нибудь в Нью — Йорке или Москве, он все равно вспомнит тот перекошенный обеденный стол в общаге. Глаза, возможно, немного увлажняться, ибо то благословенное время никак не вернуть назад. Разве что, позвонить однокурсникам, коих рука Судьбы раскидала по разным континентами Земли и попытаться собраться снова?

Анжела встретила своего однокурсника неожиданно, и радости ее не было предела (со стороны это выглядело именно так). Она вспомнила сразу тот самый широкий стол в студенческой общаге, со всеми друзьями — сокурсниками, что расселись по периметру. Она мгновенно окунулась в ту неповторимую атмосферу студенческой жизни, что так восхитительна своею «безбашенностью» и молодостью. Понять это могут только однокашники, однокурсники.

Живчиков не мог по возрасту никак быть однокашником Анжелы и Павла и поэтому романтическую составляющую он не заметил, а увидел лишь, как его девушка «виснет на шее» незнакомого ему — Живчикову — мужика.

И Тимур взорвался.

Амосов Валерий Константинович не успел ухватить хотя бы за рукав стремительное тело, что понеслось к обнимающимся Анжеле и Павлу. Ах, надо было хотя бы сцапать за развевающийся новый синий галстук! Не помешало бы даже слегка подставить подножку, что ли. Пусть уж лучше грохнется, чем испытать затем такой позор, какой принес тот стремительный бросок. Но молодые — на то и молодые, чтобы «заткнуть за пояс» пожилых.

«— Акела промахнулся!». Амосов не смог никоим образом удержать Живчикова…

Павел по — братски, словно родную сестру, прижимал к себе гибкий стан Анжелы, когда почувствовал больнючий удар чем — то большим и плоским себе в бок. Рядом кто — то закричал. После короткой паузы женский голос по старинке прорезал воздух: «-Милиция!» Надо бы уже кричать «Полиция!», но кто вдается в подобные тонкости?

Удар головой, что пришелся в бок Павла, был не столько сильным, сколько неожиданным. Как потом сознается Живчиков, он хотел «боднуть» соперника, как козленок иногда бьет рожками взрослого сильного козла. От неожиданности Левашов рванулся назад, а там, как назло, строители когда — то сделали небольшую ступеньку. Ноги сокурсника телеведущий запнулись, и он стал падать. Так как Анжела в этот самый момент его обнимала, сила инерции увлекла ее следом. В результате на пол сначала рухнуло тело Павла, а уже на него сверху приземлился гибкий стан журналистки. Широкое декольте оказалось прямо перед обезумевшими глазами Павла, и последний успел плотоядно улыбнуться. Чего уж говорить, природа наделила девушку великолепным бюстом.

Надо признать, что Левашов повел себя мужественно. Он не стал истошно вопить о том, что его вероломно сбили с ног (хотя так все и произошло на самом деле). Боль если у него и была, то скорее от падения, чем от удара бестолковой юной головы в бок. Уткнувшись чуть ли не носом в ложбинку между двумя «буферами», Паша тоненько просипел:

— Я тоже по тебе скучал, дорогая.

Левашов всегда отличался завидным спокойствием. И даже в такой пикантной ситуации он не паниковал! Его жена называла его подчас «Железным Феликсом», как знаменитого чекиста Феликса Дзержинского.

Павел не понял, за что и кто его атаковал. Но он ощущал, что ущерба здоровью его особого нет, и на нем теперь лежит прекрасная Анжела! Разве это не удивительный миг в жизни настоящего мужчины?

А тем временем по мраморному полу пулеметной очередью стучали шаги. Рослые ребята в униформе службы безопасности прыжками двигались к месту инцидента. Человек пять из участников банкета, а то и все десять, пальцами, руками, кивком головы показывали им на Живчикова. Все нормальные люди испытывали возмущение от поведения юного «референта» Анжелы и кто тихо, а кто громко требовали обезвредить «хулигана» и «мудилу». Сам «хулиган» сообразил, что совершил дичайшую выходку, за которую можно и за решетку попасть. Тимур чудесным образом протрезвился, и кинулся было помогать встать как Анжеле, так и Павлу. Тут одна из дам бальзаковского возраста в игривом норковом манто увидела, как Тимур склоняется к двум телам на полу и взвизгнула:

— Не бей лежачих, Ирод! Не бей! Он их добивать собрался! — завопила она еще громче. — Не бей лежачих, Ирод!