Объединяя усилия (ЛП) - Пейдж Сабрина

— Мы посереди дороги, — шепчу я.

— Совершенно верно. Мы стоим посреди этой гребной дороги, и никому из нас нет дела, — произносит Ной.

— Что ты такое говоришь? — спрашиваю я.

— В тот вечер, когда мы пришли на сбор средств, перед тем как… заняться другими делами, я собирался рассказать тебе, что мы пришли туда не только для того, чтобы извиниться. Я подписал контракт с «Колорадо», — говорит Ной. — Я никуда не уеду. И в моём проклятом контракте нет пункта о морали. Пока я не граблю банки и не ворую сумочки у старушек, никто меня не уволит.

— То же самое, — отвечает Эйден. — Мой адвокат говорит, что я в порядке.

— И ты бы всё это знала, если бы пришла сюда, а не сбежала с Ви той ночью.

— Значит… то, что я сделала, было напрасно, — понимаю я. — В течение последнего месяца я пыталась защитить вас и… ну, тогда какого чёрта вы не открылись публике, если вам было всё равно?

— Ну, мы думали, что ты, возможно, поняла, что пара футболистов была недостойна тебя, и что ты не хотела бы привлекать больше внимания к этому инциденту, — произносит Ной.

— С чего бы мне думать, что вы не достойны… Ох-х-х. Моя мать.

— К нам действительно приходила Первая Леди, — признаётся Эйден.

— Хорошо. Я даже не знаю, что сказать. — Я не могу ясно мыслить, когда стою так близко к ним — вдыхаю их запах, почти касаюсь их — и всё, что я хочу, чтобы они подняли меня, отнесли обратно в дом и оставались там ещё на тридцать дней.

— Ну, уж я-то точно знаю, — говорит Ной. — Последний месяц был отвратительным, и я не хочу такого снова.

— Я тоже, — вставляет Эйден. — Ради блага человечества ты просто не можешь снова покинуть нас.

— Ради блага человечества?

— Это было немного драматично, — выговаривает Эйден. — Ради блага всех, кто нас окружает. Так лучше?

Я удивлённо поднимаю брови.

— Так вот зачем вы пришли сюда?

— Нет, — отвечает Ной. — Мы пришли сюда, чтобы сказать, что любим тебя.

— Мы тебя любим и чертовски хотим, — добавляет Эйден. — И никому из нас нет дела до чужого мнения по поводу этих фактов.

— Мы любим тебя. Мы хотим тебя видеть. И ты теперь наша. Это в значительной степени подводит черту, верно, Эйден? — спрашивает Ной.

— И мы отведём тебя домой, — говорит Эйден. — Твой дом или наш. Выбери один, но убедитесь, что это тот, в котором тебе будет комфортно.

— Зачем? — спрашиваю я.

— Потому что завтра ты не сможешь ходить, — начинает Эйден.

Ной перебивает его.

— Дорогая, тебя не было тридцать дней. Если ты думаешь, что сможешь ходить в течение следующего месяца, то ошибаешься.

— Это та часть, где я должна сказать тебе, чтобы ты поднял меня и отнёс в дом прямо сейчас? — спрашиваю я. — Или у меня есть полсекунды, чтобы в ответ сказать: «Я люблю вас», прежде чем ты пригрозишь обездвижить меня?

— Скажи это, — приказывает Эйден.

— Я только что это сделала!

— Повтори ещё раз, — приказывает Ной.

— Я люблю вас обоих.

Они не дают мне произнести больше ни слова. Губы Эйдена прикасаются к моим, его поцелуй сначала мягкий, ласковый и нежный, но быстро превращается во что-то совершенно другое, когда его язык находит мой. Его руки тянутся к моему лицу, обхватывая, и он целует меня, целует и целует, пока я не начинаю задыхаться.

Когда он, наконец, отстраняется, у меня нет ни секунды, чтобы отдышаться, прежде чем Ной скользит рукой по моей талии к пояснице и притягивает меня к себе. Его твёрдость заметна даже сквозь плащ, и жар разливается по моему телу, когда я чувствую, как он прижимается ко мне. Я таю в его объятиях, мои ноги практически превращаются в желе, когда он целует меня жёстко, грубо, страстно, без малейшей нежности.

Поцелуй Эйдена был приветствием. Поцелуй Ноя — наказанием.

Когда мы, наконец, останавливаемся, мои губы распухли, а тело болит от желания. Я не хочу стоять здесь посреди дороги вместе с ними. Я хочу вернуться домой вместе с ними. Я хочу показать парням, как сильно мне их не хватало.

Я как раз собираюсь сказать им об этом, когда подъезжает гольф-кар с фургоном ярко-зелёного и жёлтого цветов, медленно едущим за ними. Один из охранников у главных ворот выходит из гольф-кара.

— Прошу прощения, мисс Салливан. Мы ужесточили охрану, учитывая вашу ситуацию, но это была специальная доставка для мистера Джексона и мистера Эшби, и у них были… необычные заказы в прошлом, и у бананов были документы, поэтому мы впустили их, сопроводив.

Бананы?

Дверь фургона открывается, и оттуда начинают вываливаться бананы. Не фрукты, а люди, одетые как фрукты.

С музыкальными инструментами в руках.

Мои телохранители встают передо мной, пытаясь стать барьером между мной и бананами, но я отмахиваюсь от них.

— Всё в порядке, — говорю я, и смех начинает вырываться из моей груди. — Это бананы, а не убийцы.

— Как я уже сказал, это было очень необычно, но у мистера Джексона и мистера Эшби были необычные заказы в прошлом, — пытается объяснить охранник.

— Какого чёрта? Это вы сделали? — спрашиваю я, разинув рот, когда из фургона вываливается ещё больше бананов. Их должно быть около пятнадцати. Я не знаю, как они все поместились в машине, но они образуют небольшую группу в своих жёлтых колготках и банановых костюмах. На них даже надеты маленькие банановые шляпки на макушке.

— Клянусь, это был не я, — отвечает Эйден, смеясь, когда тромбон издаёт звуки, которые пугают меня, заставляя подпрыгнуть.

— Кто из вас нанял марширующий оркестр, переодетый бананами? — не в силах сдержать смех, я громко фыркаю, зажимая рот рукой.

— Хотелось бы, чтобы это было наших рук дело, — отвечает Ной, когда марширующий оркестр начинает распевать REO Speedwagon «Не могу противиться этому чувству». — Но мне кажется, я знаю, чья это работа.

— Анни, — вмешивается Эйден. Я бросаю на него взгляд, который говорит, что я понятия не имею, о чём они говорят, и он смеётся. — Мы тебе потом расскажем.

И вот как я, Грейс Монро Салливан, бывшая глава фонда моих родителей (до того, как меня уволили) и печально известная распутная дочь очень консервативного президента Артура Салливана, оказалась здесь, посреди дороги, в бывшем тихом историческом районе с моими футболистами, одетыми-в-плащи, с-летающими-дронами, играющими-голыми-на-бонго бойфрендами, слушая марширующий банановый оркестр, играющий REO Speedwagon. 

Ной

Грейс хихикает, когда я перекидываю её через плечо и несу по коридору в свою комнату. Нашу комнату. Чёрт возьми, нам понадобится комната побольше, если мы все трое собираемся это сделать. Чёрт, или просто большая кровать, по крайней мере.

Я бросаю её прямо на постель. Она поднимает голову, её щеки пылают, а зелёные глаза горят.

— Подожди, — говорит она. — У меня есть только один вопрос.

— Давай. — Мы с Эйденом ждём с нетерпением.

— Вообще, что за дела с этими плащами?

— Мы думали, что ты могла… — начинаю я, но Эйден перебивает меня.

— Ненавидеть нас, — говорит он.

— Ненависть — это сильное слово, — продолжаю я. — Мы подумали, что ты, возможно, не будешь рада нас видеть после того месяца, который у тебя был, и того, как это случилось по нашей вине.

— Как это по вашей вине? — спрашиваю я.

— Очевидно, ты не смогла устоять перед нами в ночь сбора средств, — отвечает Эйден.

— Потому что мы такие сексуальные.

— Да, это было совершенно очевидно. Есть что-то такое в парнях в плащах, — бормочет Грейс.

— Итак, мы решили, что у нас довольно плохо получаются романтические вещи, но мы довольно хороши в комедии, — продолжает Эйден.

— А что смешного в плащах? — спрашивает Грейс, и поэтому мы сбрасываем плащи на пол, показывая ей.

Тот факт, что мы не виделись с ней целый месяц, говорит в нашу пользу, потому что мы оба твёрдые, как камни.

— Ты связал свитера для ваших членов, — догадывается Грейс. — И на них написано… любовь? — читая надпись, она переводит взгляд между нами. — Мы… любим… тебя.