Нора Робертс - Слезы луны

— И что же я такого сделал?

— Присядем. Нет, не могу. Лучше, постоим. Шон, ты продал свою первую песню.

Озадаченная улыбка исчезла с его лица.

— Что я сделал?

— Ты продал свою песню и другие продашь. Но первая — самая волнующая, правда?

С преувеличенной осторожностью Шон поставил бокал на стол.

— Бренна, я не предлагал на продажу ни одну из своих песен.

— Я предложила. Ну, если можно так выразиться. Песню, которую ты мне подарил, я послала Маги в Нью-Йорк. Маги перезвонил мне сегодня рано утром и сказал, что хочет ее купить. И что хочет увидеть другие твои произведения. — Бренна восторженно закружилась, не заметив, как похолодели глаза Шона, устремленные на нее. — Я не верила, что вытерплю целый день и не расскажу тебе.

— Кто дал тебе на это право?

Все еще сияя улыбкой, Бренна глотнула шампанского.

— На что?

— Кто дал тебе право послать тайком мою музыку, показать чужаку то, что принадлежит мне?

— Шон. — Бренна ухватила его за рукав, слегка встряхнула. — Он покупает.

— Ты попросила, я подарил. Я думал, что ты просишь для себя, что тебе нравится моя музыка. Неужели ты с самого начала планировала отослать ее кому-то, узнать цену?

Что-то здесь не так, что-то пошло вкривь и вкось. Бренна почувствовала опасность и нашла лишь один ответ — гнев.

— А если и так? Какой смысл сочинять музыку и прятать ее ото всех? Теперь ты сможешь поделиться ею.

Гневную вспышку Бренны Шон встретил с ледяным — напускным — спокойствием.

— Думаешь, тебе решать, что, как и когда я могу или должен?

— А ты вообще ничего не делал.

— Откуда ты знаешь, что я делаю или не делаю, что планирую или не планирую?

— А не ты ли тысячу раз говорил, что еще не готов даже попробовать продать свою музыку? — Не успели эти слова сорваться с ее языка, как она осознала свой промах и начала судорожно соображать, как бы его исправить.

— Верно, говорил, но тебя это не устраивало, ты не хотела ждать. Ты думала, какая польза от этой музыки, если с нее не капают денежки?

— Дело не в деньгах…

— Моя музыка — самое личное, что есть в моей жизни, — прервал ее Шон. — И даже если она когда-нибудь принесет мне деньги, она останется самым личным. Ты не понимаешь и не уважаешь ни мое отношение к моей музыке, ни меня.

— Неправда! — В ней нарастало какое-то незнакомое чувство. Оно раздирало грудь, горло и было совсем не похоже на гнев. — Я только хотела, чтобы ты хоть что-то получал от нее.

— Я получал от нее все, что хотел.

Бренна никогда прежде не видела такой ярости, сверкавшей в его суровых глазах, и почувствовала себя букашкой, даже недостойной того, чтобы ее раздавили.

— Бога ради, Шон, ты должен был плясать от счастья, а не уничтожать меня. Маги хочет купить твою песню. Он считает, что ее необходимо записать на студии.

— То, что он думает, для тебя важнее того, что я делаю?

— Не передергивай! Ты получил шанс, но слишком упрям, чтобы за него ухватиться.

— Так вот как ты видишь наши отношения? Ты принимаешь решения, а я соглашаюсь, подчиняюсь и низко кланяюсь за то, что ты приглядываешь за мной, как за слабоумным, неспособным позаботиться о себе?

— Почему ты один пустяковый поступок раздуваешь до вселенских масштабов? — Бренна запустила в волосы дрожащие пальцы. — Ты ведь сам помог отослать мой проект Маги. — Господи, она совсем забыла о том, что Маги сказал о ее работе. Радуясь победе Шона, представляя, как он воспримет потрясающее известие, она совершенно забыла о себе.

— Бренна, неужели ты не видишь никакой разницы? Я сначала поговорил с тобой, я не действовал за твоей спиной, не обманывал тебя.

— Я не обманывала, я не собиралась тебя обманывать. — Но она уже поняла, где свернула на кривую дорожку. — Ты никогда не говорил, что ничего не хочешь делать со своей музыкой, ты лишь утверждал, что пока не готов.

— Потому что я действительно не был готов.

— Ну, если загвоздка в этом, я должна сказать, что ты был готов. — Страх вселил в нее новые силы. — И так же считает человек, хорошо разбирающийся в подобных делах. Черт тебя побери, ты подарил мне эту песню, и я поступила с ней по своему выбору. Я думала, ты будешь рад, но поверь, я никогда больше не повторю свою ошибку.

Видно было, что она переживает, и Шон испытал мстительное удовлетворение.

— Я тоже.

Он развернулся и стремительно вышел из дома.

— Сукин сын! — Бренна со всей силы ткнула ногой захлопнувшуюся за ним дверь. — Близорукий глупец! И это твоя благодарность за то, что я попыталась что-то сделать для тебя? Если ты думаешь, что я побегу за тобой, долго же тебе придется ждать.

Она схватила свой бокал и залпом опустошила его. Пузырьки защекотали горло, глаза заслезились.

Как она для него старалась, а он обращается с ней, как с настырной вздорной дурой! Ну, она не собирается лить слезы ни по тому, что сделала, ни по нему, коли на то пошло.

Бренна оперлась руками о рабочий стол и медленно задышала, пытаясь освободиться от давления в груди.

Господи, что же она натворила! Пусть она ошиблась в способе, но результат… Как то, что должно было обрадовать, взбесило его и ударило по ним обоим?

Бренна повернулась и увидела Красавицу Гвен.

— Хорошо же вы мне помогли! Его песня, сказали вы мне. Его сердце в его песне, слушай. Разве не это я сделала?

— Не совсем, — прошелестел тихий ответ, и Бренна осталась одна.

Шон знал, как избавиться от ярости: размышления не помогут, поможет движение.

Он побродил по полям, окутанным лунным светом, поднялся на скалы, надеясь, что ветер и волны помогут прочистить мозги, но ярость не ослабевала. Он отдал сердце женщине, которая так мало ценит его как мужчину.

Отослала его музыку чужаку, человеку, которого они никогда не видели, которого совершенно не знают. И ни словом не обмолвилась, поступила по-своему, уверенная, что дурачок обрадуется и пойдет у нее на поводу.

Ну, нет, он этого не потерпит.

Неужели она думает, что он не понимает хода ее мыслей? Каким же идиотом она его считает? Ах, Шон приятный парень и по-своему даже неглупый, но и пальцем не шевельнет, если не получит хороший пинок под зад. И она решила пнуть сама, мол, если парень играет по полдня в одиночестве, почему бы не извлечь из этого выгоду.

Но это его музыка, не ее. Она ни разу не потрудилась хотя бы притвориться, что понимает, что ценит ее.

«Кельтская музыка, — шепнул внутренний голос. — Постой-ка, а разве ты сам не прикидывал, как относятся Маги и ему подобные к народной музыке?»