Линда Гиллард - Увидеть звёзды

— О да, конечно. Хотя, — добавила я, поближе к нему наклонившись, — по-моему, тебе тоже было бы лучше отсюда уехать. С нами. Обещаю хорошую зарплату, если ты будешь заниматься сайтом, письмами и помогать Марианне с ребенком. Няня ей ни к чему, просто нужно иногда ее подстраховать. Зрячему человеку. Мне кажется, в нашей ситуации няня опасна, Марианна потеряет уверенность в себе, в том, что она сможет стать хорошей матерью. А если мы с тобой будем, как говорится, на подхвате, это же совсем другое, это вроде как действуем всей семьей.

Гэрт перестал жевать и замер, ни слова не говоря. Я гоняла по тарелке кусочки салата, есть расхотелось.

— Ты только не думай, что речь идет о жестких рамках, от и до. У тебя будет собственная комната, будет масса свободного времени, которым ты, разумеется, будешь распоряжаться по своему усмотрению. Хотя… если у тебя появятся другие женщины, наши отношения станут исключительно деловыми. Ты сможешь в любой момент уехать, правда, хорошо бы знать о твоих планах примерно за месяц, нужно время, чтобы найти кого-то в помощь Марианне.

— Так ты хочешь, чтобы я у вас поселился?

— Да. Ты ведь знаешь, мне приходится иногда уезжать по рабочим делам, сама Марианна прекрасно обходится одна, но пойми, ребенок… Мне было бы спокойнее, если бы с ней кто-то был. И хорошо бы, этот человек умел водить машину.

Официант собрал пустые тарелки, когда он отошел подальше, я продолжила:

— Я понимаю, тебе надо как следует все обдумать. Скажешь, что тебе мое предложение не подходит, никаких обид. Или что я тебе не подхожу. Мне пятьдесят один год, и у меня неплохие мозги, хотя это и не очень заметно. Мне было очень хорошо с тобой, и, естественно, хотелось бы продлить это счастье. Но если бы я больше думала о будущем, о твоем будущем, то самое время было бы сказать: оставь меня, живи своей молодой жизнью, найди себе ровесницу.

Глотнув минеральной воды, Гэрт посмотрел мне в глаза:

— Знаешь, не уверен, что у меня впереди такое уж большое будущее. В том смысле, что в наше время бессмысленно что-то загадывать и расписывать все по годам. Давай взглянем на жизнь философски: я могу умереть через неделю. И ты тоже. От ножа грабителя. От сердечного приступа. От бомбы террориста. Вспомни Кейра, ведь парень едва не отдал концы! Поэтому предпочитаю наслаждаться настоящим. Живи мгновением, говорят буддисты. Так что если ты — и, разумеется, Марианна — не против, то я скажу начальству «Старбакса», чтобы поискали другого баристу.

Я так обрадовалась, что тут же намазала маслом булочку и мгновенно ее уничтожила, даже этого не заметив. Пока официант ставил тарелки для основного блюда, Гэрт попросил:

— Принесите, пожалуйста, бутылочку шампанского. Самого лучшего.

Он снова посмотрел мне в глаза:

— За мой счет. Я настаиваю.

Он откинулся на спинку стула и счастливо улыбнулся:

— Всегда об этом мечтал! Заказать шампанское вот так, экспромтом! Надо отметить знаменательный момент. Я считаю, пока у нас не было поводов так шиковать, можно было обойтись коктейлем «Бакс-физ», там больше сока, чем шампанского. Да, пока поводов для «Боллинджера» как-то не случалось.

— Я так надеюсь, что нас ждут приятные перемены. Все же голливудский заказ. Кто знает, какие двери могут перед нами открыться?

Прибыл официант с шампанским, наполнил бокалы. Подняв бокал, Гэрт, весь сияя, произнес:

— За Марианну и за малыша!

Схватив свое шампанское, я продолжила тост:

— За поля и луга! За большой загородный дом!

— С огромным садом.

— И с огородиком!

— И за нас.

— Да, и за нас. Спасибо тебе, Гэрт. За все. Ты неисправимый чудак, это ясно, но еще ты — чистое золото.

Луиза

Лето утомило Марианну, она изнемогала. Все меньше гуляла, стала больше спать. Она смирилась. Человеку постороннему, не знавшему про ее недавние бунтарские выходки, Марианна показалась бы безмятежно-спокойной. Смирилась или действительно успокоилась, кто ж ее разберет? Она оживлялась, только когда что-то касалось младенца. Каталоги с домами листала скорее из вежливости, хотя известие о том, что в новой недвижимости и среди новой мебели поселится Гэрт, ее обрадовало. Она тоже считала: хорошо, когда в доме есть мужчина. И сад — штука полезная, но почему-то деревья ее не интересовали, только цветы и овощи. Я ей все про лес, про яблони, а она молчок. Гэрт, вот кто догадался, в чем дело. И я сменила пластинку.

Марианна бродила по комнатам в легких восточных туниках, безмолвствующая как привидение. Мы сделали с ней несколько заходов в магазин для будущих мам, но Марианна ото всего воротила нос. Ничего не видя, однако, точно определяла, что ей не так: слишком коротко, слишком молодежный фасон, слишком много синтетики. А безразмерные футболки и тренировочные штанишки, прямо скажем, не для нее. Только хлопок и лен и ничего облегающего, твердила она. И однажды мы набрели на индийский магазинчик со свободными туниками и кафтанами. Действительно идеальный вариант для ее уже быстро менявшейся фигуры.

Теперь, к середине срока, она просто расцвела. Густые волосы блестели, безупречная ее кожа слегка посмуглела. Конечно, сестра покруглела, но полнота очень ей шла. В своей соломенной шляпе и в длинном ситцевом балахоне, перехваченном пояском под попышневшей грудью, она похожа на героинь Джейн Остин. По-моему, она выглядела изумительно, и я часто ловила себя на мысли: «Вот бы ее увидел сейчас Кейр».

Пролетел июнь, настал июль, месяц ежегодного паломничества Марианны в Абердин, к мемориалу жертв на «Пайпер Альфа». Думала, она не поедет, все-таки уже большой живот. Но сестра моя верна себе, она не собиралась себя щадить. Поэтому я заказала номер и завтрак там, где мы всегда останавливались. И шестого июля, утром, препроводила ее в парк Хейзелхед. В парке мы идем к розарию, посаженному в память погибших нефтяников. И Марианна тоже вспоминает погибших, своего мужа и его товарищей. Обычно в этот день утро бывает (как по заказу) солнечным и воздух наполнен ароматом роз. Но все мысли Марианны сосредоточены в эти минуты на смерти, как и мысли многих в Абердине.

Марианна и Луиза, как обычно, задержались у входа в розарий, Луиза прочла скорбную табличку с описанием Мемориала и событий, которому он посвящен.