Мария Воронова - Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник)

– Ян Александрович, но надо что-то делать! – возмущенно сказал смуглый полноватый доктор и без разрешения закурил. – Сколько я в прошлом месяце платных щитовидок сделал! И вот результат – тысяча семьсот рублей за платные услуги. Приятное дополнение к зарплате в двенадцать тысяч!

Марина загрустила: ей-то больше не придется переживать из-за маленькой зарплаты и ругать правительство.

– Да бросьте вы! – Снова открыв форточку, Колдунов продолжал стоять, намекая коллегам, что занят. – Меня вообще умиляет серьезное отношение властей к нашей смешной зарплате. Ура, зарплата бюджетников увеличена на пятнадцать процентов! Врачи наконец-то стали зарабатывать достойно! Но то, что пятнадцать процентов начислены с базовой ставки, то есть с трех тысяч, и составляют порядка четырехсот рублей в месяц, об этом речи нет. А еще говорят: мы, мол, стали платить докторам такие хорошие деньги, пора и требовать соответственно! Не понимают, что мы будем работать добросовестно, как бы нам мало ни платили.

– Интересно, а как иначе? – Смуглый врач раздраженно затянулся. – Если больной мне денег не заплатит, я ему нарочно, что ли, аппендицит криво вырежу? Тут на днях девчонка поступает, лет шестнадцать, с мамашей, и одета вроде прилично. Я говорю: «Аппендицит, надо оперировать, хотите косметический шов? Пятьсот рублей». А девчонка мне: «Делайте обычный, денег нет». Ну что я, вурдалак какой? Сделал бесплатно, так меня потом чуть старшая оперблока не сожрала, что я нитку взял. Написала докладную, и у меня триста рублей с зарплаты вычли.

– Ладно, ребята, идите, – мягко сказал Ян Александрович, – от нашей болтовни с неба деньги не повалятся. Наше единственное оружие – демпинг. Объясняйте больным, что выгоднее дать тысячу здесь и сейчас, чем потом платить в отдел маркетинга пять.

Выпроводив докторов, он включил чайник и растерянно улыбнулся Марине:

– Вот такие пироги с гвоздями. На самом деле не так все печально, да, Марина Львовна?

Она кивнула.

– Мы ведь хорошее дело делаем. Не нефть воруем, не в телевизоре врем, а помогаем людям выжить. Спас больного, и на душе от этого радостно.

– А когда, наоборот, погубил? – мрачно сказала Марина. – У меня недавно был случай…

– Думаю, именно о нем я и хочу с вами поговорить. Вы имеете в виду смерть от непроходимости, вызванной аппендикулярным инфильтратом?

Она изумленно уставилась на Колдунова. Откуда он знает?

– Меня назначили рецензентом этой истории болезни. При ее анализе обнаружилось много любопытных обстоятельств. Давайте посмотрим вместе.

Он порылся в ящике письменного стола, вынул стандартную книжечку истории и сел рядом с Мариной.

– Так, начнем с приемного статуса. Больная поступает по экстренным показаниям. Жалобы, анамнез, объективный осмотр – все записано безупречно. Состояние доктор оценивает как очень тяжелое, и из текста ясно следует, в чем эта самая тяжесть состоит. Диагноз при поступлении – острая кишечная непроходимость. Все правильно, именно это состояние представляет непосредственную угрозу для жизни, в первую очередь необходимо его ликвидировать, а уж в чем его причина – дело второе. Верно?

– Да, – кивнула Марина.

В истории болезни она узнала почерк Лены.

– Пациентка направляется в отделение реанимации для коррекции водно-электролитного баланса и предоперационной подготовки, – продолжал Колдунов. – Опять-таки разумное решение. Смотрим реанимационную карту – грамотная инфузионная терапия расписана до утра, пациентка получает все необходимые растворы, зонд в желудке стоит, регидратация адекватная, о чем свидетельствует увеличение почасового диуреза. Пока лечение правильное. Согласны?

– Абсолютно.

– Переворачиваем страницу и видим запись ответственного дежурного хирурга М. Л. Царевой, что состояние пациентки тяжелое, но стабилизировалось, кожа чистая, дыхание везикулярное, ну и так далее. Заключение: госпитализирована с явлениями острой кишечной непроходимости, находилась в отделении реанимации и интенсивной терапии, которая, собственно, и проведена. Показана экстренная операция. Ваша рука?

– Да.

Эту запись Марина сделала практически под диктовку Спирина. Его просьба написать короткий предоперационный эпикриз выглядела невинно, нельзя же было оставлять историю в таком куцем виде – приемный статус, запись реаниматолога и сразу протокол операции. Перед принятием важного решения доктор обязан зафиксировать и обстоятельства дела, и свои размышления, приведшие его именно к этому решению. Вот Марина и сделала запись, хотя на самом деле команда подавать больную в операционную исходила от Непроходимца, а она, занятая в приемном отделении, даже ее не осматривала. И в этом Марина действительно была виновата. Нужно было найти время, подняться в реанимацию, осмотреть больную и официально заявить, что она не готова к операции. Спирин все равно бы настоял на своем, но Марина могла потянуть время… Если бы они начали в час ночи, Спирин хотел бы спать и не настаивал бы на большой операции.

– Пока все нормально, – прервал ее размышления профессор. – Затягивать с операцией при непроходе дело рискованное… А вот дальше, Марина Львовна, начинаются чудеса. Вдруг, при крайне тяжелом состоянии, у необследованной больной выполняется обширная резекция толстой кишки с опухолью! Объем, который делается только после соответствующей подготовки больного.

– Вы совершенно правы, Ян Александрович. Я до сих пор себя виню, что не уговорила профессора Спирина на паллиативное вмешательство[22].

– То есть вы были за обходной анастомоз? – Колдунов внимательно посмотрел на Марину.

– Конечно!

– Допустим, но давайте пока будем опираться на документы. Читаем протокол операции. Кто его писал? Спирин или вы?

– Спирин, само собой. Он в историю, я в операционный журнал под диктовку.

– Итак, смотрим: название операции, диагноз, состав бригады. Теперь текст: «вызван в операционную дежурным хирургом Царевой М. Л.».

– У нас принято так писать, – объяснила Марина. – Если основного хирурга вызывают, протокол начинают с того момента, как он включается в операцию. И ретроспективно описываем, что сделано до его прихода.

Колдунов ухмыльнулся:

– Вообще-то полагается описывать ход событий от разреза до послойного шва. Примерно таким образом: выполнена срединная лапаротомия, при ревизии выявлено это и это, в операционную приглашен профессор Спирин.

Марина пожала плечами:

– Да какая разница? У вас так принято, у нас – иначе.

Колдунов покладисто вздохнул:

– Раз никакой, читаем дальше. Значит, он вызван, пришел в операционную, помылся и что видит? «В брюшной полости массивная опухоль таких-то размеров, занимающая правую подвздошную область, исходящая, очевидно, из слепой кишки, неподвижная. Вскрыто забрюшинное пространство, опухоль частично мобилизована». Вы знакомы с этим текстом?