Мой плохой босс (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

Я люблю Антона.

Кто бы знал, что после этих трех слов я буду настолько оглушен. Что голод по ней поднимется резкой волной, что желание стереть последние границы станет настолько нестерпимым.

Я хотел сказать ей это первым. Впрочем, какая сейчас разница, чего я хотел? На все — её воля. И я сам виноват, что так протянул с этими словами. Моя любовь — тот дар, который изначально должен был быть принесен к алтарю моей госпожи.

Ничего. Я знаю, как исправить свой промах. В этот раз — я знаю. И больше я тянуть не буду. Все сделаю завтра же. В конце концов, я ведь это обдумывал уже больше двух недель, но Зарецкий меня заставил отвлечься.

Моя госпожа и Злата говорят и дальше. Я возвращаюсь в реальность довольно быстро, хватает нескольких минут, чтобы привести мысли в порядок. Возвращаюсь и слышу все тот же спокойный голос Ирины.

— Ты не сможешь ничего сделать с тем, что именно ему нужно, — как маленькой девочке объясняет Злате Хмельницкая, — и ты хочешь, чтобы он нуждался только в тебе. Чего хочет твой муж — ты сегодня видела. Ты сама дала ему это. Продолжай в том же духе — и больше никогда он не уедет ни к одной госпоже. Ты дашь им фору, малышка.

— Не смей! — Злата Зарецкая вспыхивает как спичка. — Не смей называть меня так.

— Вот так себя и веди, — Ирина только шире улыбается, — не забывай, кто тут госпожа.

Она продолжает провоцировать Злату. Не ради забавы, не ради самоутверждения, нет — раз за разом давать ей уроки. Это на самом деле очевидно для того, кто смотрит со стороны. Ровно как и то, что эти уроки Злате очень нужны. Природа и злость решили для неё не все.

И её пальцы все также поглаживают мое горло. Легкие касания, но каждое хочется растянуть как можно дольше. А потом она крепче сжимает пальцы, будто напоминая, кому я принадлежу со всеми своими потрохами

Господи, Ир, тебе мало, да? Я и так хочу немедленно кончиться в твоих руках, а ты еще и так медленно пытаешь меня? Ты ведь понимаешь, что я все слышал. Что я просто не мог оставить без внимания эти твои слова!

Нет. Я не возражаю. Продолжай пытать…

Но как же хочется уже оставить Зарецких друг с другом, а меня — наедине с тобой!

Будто подслушав мои мысли, на полу едва шевелится Зарецкий. Раз-другой, потом выдает не очень цензурное междометие. Черт, не я один так в себя после порки прихожу, да?

Судя по всему — острых впечатлений у Прохора Степановича море.

Злата дергается, впивается в мужа обеспокоенным взглядом, потом затравленно смотрит на Ирину, будто именно она мешает ей подойти.

— Иди к нему, — все тем же менторским тоном разрешает моя госпожа, — он — твой, и помни об этом. Никто не должен тебе мешать в отношениях с твоим покорным. Я — в том числе.

Индульгенция явно облегчает Злате Зарецкой жизнь — она молнией бросается к мужу, падает рядом с ним на колени, заглядывает в его лицо.

Ирина над моим плечом недовольно цокает языком.

— Торопливая, — едва слышно замечает она, — было бы правильней делать это без спешки.

— Это сгладится? — осторожным шепотом уточняю я. Не уверен, что мне вообще разрешается рассуждать на эту тему. Но она же говорит со мной — значит, можно.

— Кто знает, — Ирина задумчиво барабанит пальцами по моему плечу, — должно. Впрочем, его все устраивает.

Это слабо сказано.

То, как Зарецкий смотрит сейчас на жену — такое не отыграешь. Сидя на полу напротив неё, глаза в глаза — Злата едва дышит от этого его взгляда.

Ни слова. Они не проронили ни слова. В какой-то момент Злата всхлипывает и отворачивается. В этом её всхлипе мне удается разобрать скомканное «Прости».

Ногти Ирины впиваются в мою кожу — ситуация явно не самая радужная. Впрочем, и так понятно, что ничего хорошего, если доминантка вот так сливается.

Зарецкий же…

Он все равно не видит никого, кроме жены. Он осторожно касается её подбородка, со всей возможной мягкостью разворачивает её лицом к себе, той же широкой ладонью касается девичьей щеки. И они снова молчат и просто смотрят друг на друга, будто в первый раз.

Хотя… Нет, не будто. Если взглянуть правде в глаза, именно сейчас они по-настоящему и познакомились. Она — с его мазохистской жаждущей подчинения стороной. Он — вдруг обнаружил, что из его жены выйдет та еще отвязная доминантка. Может выйти.

— Спасибо, — Зарецкий произносит это негромко, сипло, а затем просто притягивает жену к себе, прижимаясь лбом к её лбу.

У меня есть странное ощущение, будто я смотрю порно. Хотя вроде ничего непристойного не происходит, но чувство, будто смотрю я на что-то неположенное, усиливается с каждой секундой этого взаимного молчания Зарецких.

— Идем, — на самой минимальной громкости шепчет мне Ирина, — сейчас мы здесь только помешаем.

Она тоже это почувствовала…

Бывают такие варианты утра, когда ты просыпаешься, и кажется, что вселенная родилась заново. Или просто — ты проснулся в каком-то совершенно новом варианте мира, который тебе совершенно не знаком. И не очень понятно, чего тебе от этого мира ждать и можно ли жить так же, как ты жил раньше?

Обычно я просыпаюсь раньше Антона. Потому что я отслеживаю, чтобы мой плохой бывший босс не отчаливал на работу без завтрака. Не то чтобы он не мог где-нибудь прихватить что-то съедобное по пути на работу, многие рестораны сейчас с радостью замутят вам завтрак и даже в офис его пришлют, но ведь это мы разделить не смогли бы. И мне пришлось бы отпускать своего сладкого паршивца раньше на целый час. Мне не нравилась такая раскладка событий.

Но вчера я вымоталась так, что все, что смогла после сессии — запихнуть себя в душ, а после — просто упасть в постель, вниз лицом. Даже забыв про такую мелочь жизни как ужин.

Я просыпалась утром, когда он вставал, хотя собирался Антон без лишнего шума. Я помню, как он целовал меня и шептал, что будет очень и очень ждать вечера. А потом я вырубилась снова.

И вот сейчас я вынуждена разлепить глаза под вибрацию телефона. Кто-то звонит? Кого-то сжечь? А нет, это будильник сработал, сволочь. Напоминает мне, что у меня сегодня вторичное собеседование.

Вот терпеть не могу эту ступенчатую иерархию в крупных компаниях, когда ты должен понравиться сначала эйчару филиала, куда устраиваешься, потом эйчару из управляющего отделения, ну а потом, если ты реально достоин, и в списке кандидатов ты самое сильное звено — то так и быть, тебя примет эйчар в головном офисе. И посмотрят на тебя еще!

Дурдом. Бесячий.

Но, место было очень приятное, с карьерными перспективами, радужными бонусами, поэтому я решила, что свои желание как-то проскочить всю эту лестницу собеседований по-быстренькому, все-таки усмирю.

Не торопясь подбираю одежду к собеседованию — все-таки надо заморочиться, дресскод штука многообразная, столь много можно сказать одним только выбором слишком яркой рубашки.

Строить из себя «только специалиста» мне на новом месте нет особой необходимости. Но и провоцировать новое начальство, как я развлекалась с тем же Верещагиным, не нужно.

В какую-то секунду я понимаю, что вспоминаю те адские дни на прежней работе с какой-то умиленной ностальгией. Да, жаль, что провоцировать Антона у меня больше возможности нет. Я бы поразвлекалась!

Мир молчит. Я испытываю странное ощущение подвоха, потому что до сих пор не понимаю, как все-таки разрешается наша вчерашняя с Зарецким история.

Ведь все еще есть риски. Что мне скажут: «Ты оборзела, Ирочка, перешла грань», — и мне надо не на собеседование собираться, а искать какой-нибудь быстрый способ выехать в Тайланд, сменить имя, а лучше — еще и пластическую операцию сделать.

Ведь жену Зарецкий и вправду любит. И она для него — первый человек, за которого он уроет. Я — вторая, да, была когда-то. Но Злата-то первая… А я — втянула её в Тему. Испачкала — как сказали бы какие-нибудь моралисты. И Зарецкий, конечно, отчаянно протащился от того, что мы ему устроили, но… Кто его знает, с какой ноги он встал этим утром.