Анна Богданова - Самый бешеный роман

Не знаю, чем я руководствовалась в ту минуту и по какому принципу выбирала, но я бездумно повернула в ту сторону, где стоял автомобиль ближе к моему сердцу в буквальном смысле слова – то есть налево. Я твердыми шагами подошла к машине Власа, села и неприлично громко хлопнула дверцей.

– Все сказанное мной на презентации, наверное, полнейшая чепуха? – пытливо спросила я и тут вдруг почувствовала, что не испытываю никаких чувств к человеку, что ждал меня на противоположной стороне дворика. У меня было такое ощущение, словно я сумела выпутаться из смирительной рубашки, наконец избавившись от кем-то навязанного наваждения. Как и что послужило тому причиной – не могу сказать. Может, Влас?..

– Никто бы не смог так честно отвечать на вопросы, как ты. А люди любят открытость. Именно поэтому было столько желающих получить твой автограф, – сказал он, а машина стремительно мчалась по Дмитровскому шоссе, вон из города.

– А как же Олимпиада Ефремовна? Кто ее отвезет домой? – опомнилась я.

– Родители.

– Куда мы едем?

– Сейчас увидишь. Это недалеко.

Ехали недолго – минут сорок: вокруг лес, песчаная тропинка, ведущая с пригорка к реке. На горизонте малиновое закатное солнце медленно тонуло в молочно-лиловом пышном облаке.

– Красота-то какая! – воскликнула я. – Жаль, что купаться еще рано.

– Закрой глаза, – попросил Влас. – Представь, что перед тобой не речка, а море, вокруг не одуванчики, а чайные розы, вместо бузины кусты шиповника с крупными белыми цветами, галька под ногами.

– Представила. Это как сон.

– Ты слышишь шум прибоя, как волны, ударившись о скалу, отдаляются и снова упрямо, с большей силой бьются об нее, будто желают снести?..

– Да, – ответила я и почувствовала, будто я действительно на юге, будто открою сейчас глаза и увижу бескрайнее зеленоватое море, каменистый берег, одноэтажные домики за спиной, кусты шиповника, стройные кипарисы, словно коконы, впиваются верхушками в безоблачное лазурное небо.

Я вдруг почувствовала себя одиннадцатилетней девчонкой. Это было странное ощущение – будто я вижу прекрасный сон, который перенес меня в беззаботное детство, словно не было позади двадцати прошедших лет. Сейчас в эту самую минуту мне казалось, что мы с Власом не расставались, что отсчет – то движение к середине жизни – только начался, что конца не видно – он спрятался где-то за поворотом…

На душе стало спокойно, легко, и тут я познала другое счастье – не такое, когда сердце бешено колотится в груди в ожидании встречи с любимым человеком. Я поняла вдруг, что счастье не всегда есть предвкушение события, которое должно произойти в определенном месте и в определенное время, как представлялось мне, когда я летела на всех парах 31 декабря к «Лучшему человеку нашего времени». Наибольшую глубину и радость чувствуешь в счастье безмятежности, когда время перестает существовать, уходит на второй план, когда ты его не ощущаешь, когда можно перемещаться в пространстве. И для тебя не имеет никакого значения, что окружает тебя в данный момент, – на самом деле ты находишься совсем в другом месте.

– А теперь можешь открыть глаза. – Влас держал на широкой ладони маленькую красную бархатную коробочку в форме сердца, и я в один миг очутилась у речки, неподалеку от Москвы.

«Не дай бог он решил предложить мне руку и сердце! Не дай бог там, в этой коробочке, обручальное кольцо! Я этого не переживу!» – думала я, не решаясь взять «сердечко» и посмотреть, что внутри. Тогда Влас сам открыл его…

Я не ошиблась – там было кольцо невероятной, ослепительной красоты, так что на минуту я потеряла дар речи, совершенно забыв, что кольцо это преподнесено с одной лишь целью – лишить меня свободы.

Это было золотое кольцо с большим овальным цейлонским сапфиром в середине, сияющим в ореоле бриллиантов густой прозрачной синевой. Нежно-розовые лучи заходящего солнца разбивались искрящимися фонтанами, разлетаясь в разные стороны от многогранного камня, покрытого мелкими шестиугольными фасетами.

– Потрясающе!.. – только и смогла вымолвить я.

– Ты согласна выйти за меня замуж? – Этот вопрос мгновенно вывел меня из состояния эйфории безмятежного счастья, прекрасного сна, вернувшего в далекое беззаботное детство.

Я отвернулась, чтобы не смотреть на кольцо, – оно оказывало на меня магическое действие, и, глядя на него, я могла согласиться на все что угодно.

– Влас, это так неожиданно, – замялась я. – Мне нужно подумать.

– Сколько же можно думать?! Ты двадцать лет думаешь!

– Ну, ты еще скажи, что ждешь моего ответа с тех самых пор, когда мы, будучи детьми, ловили светлячков поздними южными вечерами!

– Да! И, между прочим, следили за твоей мамой, – добавил он. – Помнишь, что я сказал тебе тогда?

– Нет. Ты много чего говорил.

– Что мы с тобой обязательно поженимся.

Я молчала и чувствовала себя припертой к стенке.

– Тебя что-то удерживает? Или у тебя кто-то есть?

– Нет у меня никого! – воскликнула я.

– Дай мне ответ сейчас. Ты вправе отказаться – никто тебя не тянет насильно к алтарю.

И вдруг совершенно неожиданно для себя (не знаю, что на меня нашло!) я ответила:

– Да! Я выйду за тебя замуж.

– И все-таки я прав был тогда! – радостно воскликнул он, будто выиграл пари.

– В чем это ты был прав?

– В том, что на курорте можно устроить личную жизнь и что тем июньским месяцем мы с тобой ее уже устроили. Правда, в кредит. А все эти двадцать лет оплачивали его своим одиночеством и неудачными знакомствами… Поехали в какой-нибудь ресторан, отметим твой успех.

– Да, только я бы хотела дописать финал моего романа. Мне нужно завтра предоставить свое сочинение Любочке, а то она меня съест. Мы можем побыть здесь еще часок?

– Так вот зачем ты взяла с собой ноутбук? Ты не похожа ни на одну женщину. Тебе только что сделали предложение, а ты садишься дописывать роман!

– Но у меня безвыходная ситуация! – защищалась я. – Кстати, и много у тебя было женщин?

– Ты лучше вспомни, как ты чуть было не выскочила замуж за двоечника с Крайнего Севера!

– Смотри у меня, шалунишка! – воскликнула я, глядя на голубой монитор ноутбука, а Влас, смеясь, побрел вдоль берега.

Ну что ж! Подведем итоги.

Я все думаю, какие это странные понятия – рок, судьба. Как причудливо могут поворачивать они жизнь, не оправдывать надежд, изменять то, что никогда уж не должно измениться и кажется непоколебимым, вечным, прочным. Разрушать, создавать что-то новое, невероятное, о чем никто никогда и помыслить не мог.

Итак, вышеописанный отрывок – а именно девять месяцев (сентябрь – май), выхваченных из моей жизни и жизни окружающих меня людей, – в целом закончился хорошо.