Мэг Кэбот - Я не толстая

– Мне двадцать восемь. Ладно, убивай меня, но оставь в покое Сару. Рейчел, она же почти ребенок!

– О-о… – Рейчел улыбнулась и покачала головой. – Как мило, ты умоляешь сохранить Саре жизнь. А ведь мы обе знаем, что она всегда тебя ужасно раздражала. Видишь, в этом-то и проблема с такими девушками, как ты. Ты слишком милая. У тебя нет инстинкта убийцы. И когда наступает трудный момент, ты просто прячешься. Тебе досталось много преимуществ с самого рождения, но ты их просто растеряла. Ты распустила свое тело, потеряла мужчину, твоя карьера пошла псу под хвост. Господи, да ты позволила обокрасть себя родной матери! Но при этом ты такая славная, так по-доброму ко всему этому относишься… взять хотя бы историю с Джорданом. Вы с ним по-прежнему друзья. Сару ты терпеть не можешь, однако умоляешь, чтобы я ее не убивала. Не удивлюсь, если ты по-прежнему посылаешь матери поздравительные открытки. Я угадала?

Я глотнула и кивнула. А что я еще могла сказать?

– Вот видишь! Это просто жалко. Славные девушки, они всегда приходят к финишу последними. Да я сделаю благое дело для человечества, убив тебя. Будет одной блондинкой меньше, меньше переживаний из-за того, что еще одна жизнь проходит впустую.

С этими словами Рейчел бросилась на меня, прыгнула поперек кровати, выставив свое оружие.

Я резко развернулась, отдернула занавески, распахнула стеклянные двери и выскочила на террасу.

Дождь все еще шел, он даже усилился. Свинцово-серое небо провисло совсем низко. Раньше я как-то не осознавала, что Фишер-холл – самое высокое здание по западную сторону парка, и с террасы пентхауса, со всех четырех сторон, открывается захватывающий вид на Манхэттен. На севере сквозь пелену дождя едва просматривается Эмпайр-Стейт-Билдинг, на юге – заполненная туманом пустота на том месте, где когда-то стояли башни-близнецы Всемирного торгового центра, на востоке и на западе видны Ист– и Вест-Виллидж.

Великолепное место для съемок фильма. Например, «Ниндзя-черепашки тинейджеры».

Вот только мы не в кино, это реальная жизнь. Моя жизнь, сколько бы ее ни оставалось.

На двадцатом этаже ветер был довольно сильный, и в лицо била мелкая дождевая пыль. Было трудно понять, куда я бегу, потому что куда бы я ни посмотрела, кругом стояли только горшки с геранью, установленные на низкой каменной балюстраде в опасной близости от края. Глядя на эту балюстраду, я без труда могла представить, как падаю через нее и лечу вниз. Не зная, куда деваться, я пригнула голову и побежала вокруг квартиры Эллингтонов, на другую сторону террасы. Рейчел не было видно, поэтому я на минутку остановилась, сняла со спины рюкзак и поискала в нем перечный баллончик. Я точно знала, что он там. Я понятия не имела, действует ли эта штука до сих пор, но сейчас, чтобы не встречаться с электрошокером, я была готова испробовать любое средство.

Нашла, наконец. Я сняла баллончик с предохранителя и тут же услышала оглушительный треск – это Рейчел вломилась на террасу в облаке осколков стекла и дерева, не потрудившись отпереть стеклянные двери. Прямо как Гойя, черепашка-ниндзя. Она налетела на меня, и мы обе свалились на мокрые плитки пола.

Падая, я так сильно ударилась больным плечом, что у меня перехватило дыхание. Но я попыталась откатиться подальше от Рейчел, прямо по осколкам стекла и щепкам от рам.

Рейчел поднялась на ноги раньше и стала надвигаться на меня. При этом она ухитрилась не выпустить из рук электрошокер. А я сжимала в руке баллончик. Когда Рейчел склонилась надо мной, ее темные волосы уже намокли и липли к лицу. Она ощерилась прямо как Люси, когда та злится на теннисный мячик или на каталог белья «Секрет Виктории».

– Ты такая слабачка, – глумливо процедила она, размахивая перед моим носом электрошокером. – Куда тебе тягаться с брюнеткой!

Я попыталась принять такое положение, чтобы струя жидкости из баллончика попала Рейчел в лицо. Мне совсем ни к чему, чтобы ветер послал облако спрея на меня.

– Не знаю, о чем ты, – прохрипела я, все еще не отдышавшись после падения.

Господи, неужели я когда-то покупала этой женщине цветы?! Правда, они были из ближайшего магазина, а не от флориста,[17] но все равно.

– Знаешь, как предугадать, что сделает брюнетка? – Злобно усмехающееся лицо Рейчел было в какой-нибудь паре дюймов от моего. – Переверни блондинку вверх ногами.

Она сделала выпад, собираясь послать в мое правое бедро заряд в 120 000 вольт. Я подняла руку и выпустила ей в лицо струю жидкости из баллончика. Рейчел взвизгнула и отпрянула, заслоняя лицо рукой.

Но только головка аэрозоля не нажалась до конца, и вместо того, чтобы плюнуть струей едкой жидкости в глаз Рейчел, баллончик зашипел и выпустил пену, которая стекла по его стенкам на мои раненые пальцы. Защипало так сильно, что я вскрикнула. Рейчел, поняв, что в нее ничего не попало, засмеялась.

– О господи, Хизер, ты такая жалкая, что дальше некуда!

Она снова нацелилась, но на этот раз я сумела вскочить на ноги и была готова к нападению.

– Рейчел, я давно хотела сказать тебе одну вещь. Двенадцатый размер… – Я крепко обхватила баллончик, хотя пальцы нещадно щипало, и изо всей силы ударила Рейчел кулаком в лицо. – …это нормальный размер, я не толстая.

Боль в костяшках пальцев была такая, будто они взорвались. Рейчел с визгом отшатнулась и схватилась обеими руками за нос, из которого хлынула кровь.

– Мой нос! Ты сломала мне нос, дрянь!

Я едва держалась на ногах: плечо пульсировало от боли, руки горели, будто я сунула их в костер, вся спина была в осколках стекла, костяшки пальцев правой руки онемели, из раны на лбу потекла кровь. Я заморгала, стряхивая с ресниц кровь, смешавшуюся с дождевой водой. Сейчас мне хотелось только одного: попасть под крышу, лечь куда-нибудь… ну и, может, посмотреть кулинарный канал. Но такой возможности у меня не было, нужно было разбираться с моей начальницей-психопаткой.

Рейчел стояла передо мной, одной рукой зажимая нос, в другой держа наготове электрошокер. Я применила прием борьбы: обхватила ее за талию (тонкую, надо сказать) и бросила на пол, как стодвадцатифунтовый мешок модных тряпок. Она упала, пытаясь вырваться, а я отчаянно старалась отобрать у нее электрошокер.

И все это время она всхлипывала. Не от страха – хотя ей надо было бы бояться, потому что я была полна решимости ее убить, – а от злости. Ее темные глаза горели такой ненавистью, что я только удивлялась, как не замечала этого раньше.