Кэрол Марш - Серебряная цепь

— Простите. Мне не следовало приезжать, — жестко сказала Дана, пораженная холодностью Сары.

— У вас есть право все знать, и теперь вы знаете. Все это, — она обвела рукой комнату, имея в виду и свою жизнь тоже, — не ваше дело.

Дана кивнула и встала. Она вежливо подождала, пока Сара встанет из своего кресла, и направилась к двери. Она хотела сказать что-то своей матери на прощание, что она рада встрече, что сожалеет, если доставила ей неприятные минуты, но не могла подобрать слов. Обе женщины стояли возле двери, молча глядя друг на друга. Вдруг Сара приняла какое-то решение. Призвав жестом подождать ее, она исчезла в доме и вернулась через пару минут с пожелтевшей фотографией, которую молча подала Дане. Здесь было изображение смеющейся девушки-подростка, стоящей посреди поля. Длинные светлые волосы развевались на ветру, платье облегало ее стройную фигуру. Дана была поражена, осознав, что смотрит на свое лицо и свою фигуру, стоящую на поле, которого никогда не видела. Это было как во сне — увидеть себя и узнать себя, зная, что это не ты. У молодой женщины на поле были такие же спутанные ветром волосы, большой рот и огромные глаза с длинными густыми ресницами, как у Даны. В руке она держала букет полевых цветов. Слезы брызнули у Даны из глаз, она протянула руку и слегка дотронулась до изображения на фотографии, а затем отдала ее обратно Саре.

— Спасибо, — растроганно сказала она.

— Не за что, — тихо ответила Сара.

К тому времени, как Дана дошла до машины, массивная дверь захлопнулась, и дом погрузился в темноту. Лишь приглушенный свет был в одном из кухонных окошек. Дана выехала с фермы и повернула обратно к Портсмутскому аэропорту, часто поправляя зеркало заднего вида, соблюдая все правила и крепко вцепившись в ускользающий руль. Она старалась быть особенно осторожной, чтобы добраться в целости и сохранности до Нью-Йорка, Уэллеса и Джилли. Она не позволила себе обдумывать чудовищность того, что только что испытала, чтобы не захлестнули эмоции и она не опоздала на последний сезонный рейс самолета. Сейчас ей больше всего на свете хотелось оказаться дома, с теми людьми, которых она любила и которые любили ее. Она внимательно следила за дорогой и успела доехать до Портсмута, сдать взятую на прокат машину и сесть в самолет. Только когда маленький самолет оторвался от земли, а она была пристегнута ремнем к сиденью, она положила голову на спинку кресла, закрыла глаза и позволила отдаться воспоминаниям о непреклонной женщине, которая была ее родной матерью.

Несмотря на непрошеные слезы, которые текли по щекам, в уголках губ играла печальная улыбка. Разрушилась еще одна иллюзия. Эта встреча помогла Дане осознать, что семью, которая была ей нужна, она в полной мере обрела с Маргарет и Джоссом. Несмотря на возраст бабушки и беспечность отца, эти двое любили ее всеми фибрами души, заботились о ней, от них она унаследовала смелость, остроумие и силу, она очень любила их. Дана расплылась в улыбке, наслаждаясь воспоминаниями о них обоих.

Вздохнув, она сделала над собой усилие, пытаясь забыть женщину в Поплар-Джанкшен, и, щурясь от яркого света, решительно достала из кожаного чемоданчика документы, которые она захватила с собой из Нью-Йорка и чуть не забыла в машине. Там были письма от ее агента с Западного побережья и контракт с "Атлантик Гэллери" в Сохо на проведение ее выставки. Дана опять подумала, что Питер по-настоящему понял бы то, что сейчас произошло с ней, оценил бы пафос, драму и даже юмор этой истории. Только он понял бы ее боль, зааплодировал бы ее выдержке, и, наверное, подумала она, склоняясь над бумагами, снова обвинил бы ее в том, что она живет, как герои "мыльных" опер.

Она развернула письмо от Майды Айрес, посмотрела на дату. Ее выставка в Калифорнии имела огромный успех, и теперь Майда хотела, чтобы Дана работала еще над одной серией картин. У нее было приглашение от "Атлантик Гэллери" в Нью-Йорке на весну, но Дана, сверив даты, поняла, что не успеет за такое короткое время создать достаточное количество новых работ. Она вспомнила свой дебют в Лос-Анджелесе, свое волнение, радостные уверения Адама, что все будет в порядке, Джосс и Констанс с толпой их друзей в Малибу и Майду в ее эксцентричной шляпке, прорабатывающей толпу в поисках покупателей. И покупатели нашлись. В первую же неделю Майда продала большинство ее больших полотен и попыталась уговорить Дану взять несколько заказов, но Дана отказалась, потому что решила возвращаться в Нью-Йорк. Она вспомнила свою последнюю работу, небольшой портрет Констанс в саду, и подумала, когда она сможет его закончить. Решила, что завтра. Теперь никто не отрывает ее от работы. Джосса больше нет. Уэллес счастливо живет в бабушкиной квартире с ней и Джилли, и она наконец получила ответы на вопросы, которые преследовали ее.

Если бы только Питер… Она отмахнулась от этой мысли, зная, что воспоминания об исчезнувшем друге причиняют ей невыносимую боль. Она закрыла глаза и погрузилась в глубокий сон, не слышала, как стюардесса тихо выключила свет и накрыла ее пледом. Ей снился чудесный сон: поле, заросшее цветами, и две восемнадцатилетние девушки, обнявшись, невинно улыбаются будущему.

Когда Дана наконец доехала до дома в половине двенадцатого ночи, в квартире на Пятой авеню только в холле горел свет. Она сняла шубку, положила ее на скамейку рядом с чемоданчиком и сумочкой и замерла. Она не знала, когда вернется из Нью-Хэмпшира, поэтому наказала, чтобы Джилли и Дэймон не ждали ее. Сын давно спит, но она не сможет заснуть, пока не увидит его. Прокравшись в детскую, она поцеловала мальчика в лоб, поправила одеяло, постояла над кроваткой, сгорая от желания подержать его на руках, и бесшумно вышла из комнаты.

В квартире было тихо, тяжелые портьеры приглушали звуки, доносившиеся с улицы, и Дана прошла через просторные комнаты, включая по пути свет и освещая сияющую новую мебель. Вспомнив о контракте, который она еще не прочитала, Дана вернулась за чемоданчиком, решив посидеть немного в библиотеке. Включив свет, она с удовольствием осмотрела заново обставленную комнату. Мебель оставалась на тех же местах, где ее поместила Маргарет, но обивка была новой, более жизнерадостной. Стены перекрасили, а старый темный восточный ковер заменили нитяным с цветочным орнаментом и яркой зеленой каймой.

Она задержалась в дверном проеме, и сердце забилось чаще, когда услышала вздох на одной из новых кушеток, которые она купила на смену тем, старым. В комнате кто-то был. Дана осторожно стала шарить рукой по стене, ища звонок, который вызвал бы Дэймона из его комнаты. Но прежде чем она успела позвонить, раздался еще один вздох, на этот раз раздраженный, и он показался ей знакомым. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, теперь уже от удивления и ожидания. Однако на всякий случай она держалась возле двери.