Арина Ларина - Принц б/у

– Она в чем-то… – виновато начал Коля.

– Ерунда, – утешила его Маргоша, выхватив майонез и поставив на пятно кружку. – Во, так не видно!

Банка, как живая, вырвалась у нее из рук и грохнулась на пол.

– Не разбилась, – огорчилась Риточка. – А говорят: посуда бьется к счастью.

Коля тоскливо посмотрел на линолеум, представив это счастье в виде мелких осколков, большой майонезной лужи и последующей уборки. Хотя, учитывая Маргошино отношение к хозяйству, она вполне могла ограничиться небольшой перестановкой мебели, чтобы прикрыть пятно каким-нибудь шкафом, или просто постелить на него сверху коврик.

– Ладно. – Хозяйка продемонстрировала редкостный оптимизм. – Зато папе будет банка для анализов! Кстати, представляешь, эти банки затем забирают из поликлиник, моют и опять накладывают туда майонез! Мне подруга говорила!

В данном случае широта ее кругозора вызвала у Николая ощущение легкой тошноты и отбила желание заправлять салат майонезом. Но было поздно. Маргоша вылила полбанки ему в тарелку и начала бодро размешивать, после чего треть салата оказалась на скатерти.

– Давай пересядем, а то ты испачкаешься, – предложила заботливая Риточка, соскребая со скатерти ложкой утерянный салат и возвращая его в Колину тарелку.

Кульминацией стало разделывание курицы. Маргоша истыкала тушку ножом, извозилась в жиру и, наконец, решила просто отломать нужные части руками. Потрошение горячего происходило на разделочном столе. Маргоша стояла к гостю спиной и демонстрировала судорожные движения худеньких лопаток и локтей.

– Давай я, – шепнул Николай, подойдя к ней вплотную и волнительно прижавшись.

– Нет, спасибо, – благодарно засмущалась Рита.

Но Коля, обозрев поле боя, жирные пятна и саму Маргошу, фартук которой был заляпан следами борьбы с горячим, решил поберечь выходной костюм и трусливо отступил.

– Ну, сама так сама!

Пока Рита мылась и переодевалась, изумляясь превратностям судьбы и неожиданным сложностям с элементарным накрытием стола, горячее перестало быть горячим и покрылось чуть теплой жирной пленкой. Единственным плюсом было то, что Коля не помешал ей переодеваться. Однако это ее немного разочаровало, хотя и охарактеризовало кавалера с лучшей стороны.

Наплевав на Татьянино предостережение не пить, они пили сначала шампанское, затем вино, а утром Маргоша проснулась невероятно обескураженная собственной уступчивостью. Только вопреки прогнозам Соколовой, что, получив свое, парень исчезнет из ее жизни, Николай никуда не исчез, а продолжал встречаться с любимой. Но теперь эти встречи стали иными. Тане она решила ничего не говорить, поскольку боялась выглядеть в глазах подруги глупо.

В город лениво заползало жаркое лето. Сухой ветер гонял по пустынным улицам легкий мусор, яркими заплатками на сером асфальте горели цветочные клумбы, а в пронзительно голубом небе слепящим белым прожектором палило июньское солнце. Татьяна тихо сходила с ума от неопределенности. Встретиться с Ритой не удавалось, зато каждую ночь ей снился Николай. Таня даже и подумать не могла, что любовь бывает настолько жестокой и мучительной. Ни радости, ни возвышенности, ни романтики, лишь черная мутная ревность и боль, почти физическая. От бессилия, от разочарования, от обиды на жизнь и на судьбу. Но сдаваться она не собиралась.

Целую неделю Татьяне пришлось дежурить на Маргошиной остановке, прежде чем она увидела целующуюся парочку. Судя по венку из увядших одуванчиков и полотенцу, Маргоша и Николай ездили за город купаться. Таня скрипнула зубами от злости и исподлобья досмотрела сцену романтического прощания влюбленных.

«Посмотрим, посмотрим, кто кого». Она остервенело пинала корявый ствол березы, за которым пряталась, и старалась не разреветься. Сегодня ей требовалось лицо без красных пятен и розовых кроличьих глазок.

Расстегнув две верхних пуговицы на сарафане, Татьяна неторопливо двинулась к остановке, куда, по ее подсчетам, через некоторое время должен был подойти Николай. Сев на скамейку, она старательно подвернула юбку, оголив плотные гладкие ноги и круглые коленки. Придав лицу выражение растерянности и наивности, вытянула шею и принялась таращиться вдаль, высматривая автобус. Мышеловка готова, сыр положен.

– О, какая девушка! Позвольте присоседиться, – прогундосил нахальный молодой голос. Хлопнув ресницами, Таня обернулась и робко улыбнулась. Но это был не Коля.

Над Соколовой навис высокий худой парень с рыжей щеточкой усов над тонкими губами и прической тифозника.

Трогательное выражение невинности, заготовленное для Николая, ввело рыжего в заблуждение, вследствие чего он смело хапнул Татьяну за плечо. Дитя городских окраин, закаленное в борьбе за выживание, со скоростью гюрзы на охоте испортило тифознику не только настроение, но и внешность. Агрессивный напор юной нимфы был настолько ураганным, что парень даже не попытался отстоять свои честь и достоинство, а лишь, тихо постанывая, молниеносно покинул поле боя, зажимая рукой окровавленный нос. Рыжему крупно повезло, поскольку Татьяна с минуты на минуту ожидала появления Коли и добивать наглеца не стала, а он не услышал о себе и половины того, что мог бы узнать при других обстоятельствах.

Вернув опустившийся подол на место, она снова уселась на скамейку и навесила на лицо изображение детской непосредственности. Посидев некоторое время, Татьяна расстегнула на сарафане еще одну пуговицу: бить надо наверняка.

Насвистывая бодрый мотивчик, Николай целеустремленно двигался к остановке. Еще издалека он заметил белевшие в сгущающихся сумерках Татьянины конечности. При ближайшем рассмотрении они оказались даже интереснее, чем на расстоянии, поэтому Коля плюхнулся на скамейку и покосился на соседку. Она робко отодвинулась и поежилась.

– Вам холодно? – обрадованно поинтересовался Казанова, уже предвкушая новое приключение. После худенькой Риты такая сочная деваха была то, что надо. Он быстро окинул взглядом ее верхнюю часть и удовлетворенно кивнул.

– Нет, – тоненько пискнула Татьяна и плотно сжала полные коленки, отодвинувшись на самый край. Первый раз в жизни мужчина действительно волновал ее, и играть было невероятно тяжело. Сердце колотилось, как взбесившийся маятник, разливая по телу крупную дрожь и заставляя голос неподдельно вибрировать.

– Да вы что, боитесь меня? – Николай приосанился и мысленно дорасстегивал оставшиеся пуговки на ее сарафане.

– Я вообще боюсь… Темно, страшно, и нет никого, – произнесла Татьяна, удивляясь натуральности звучавшего в ее голосе ужаса. Дыхание сбивалось, а близость Коли отнимала последние силы. Ей было действительно страшно: потерять его, упустить сейчас, когда подвернулся такой замечательный шанс.