Нора Робертс - Очарованные

Голос успокаивал, прикосновения внушали необыкновенные ощущения. От нежного касания прохладной ткани боль утихала, внутри медленно разливалось тепло. Бун вытирал лодыжку, распоротую острым осколком. Ана стиснула пальцы в столь же крепкий кулак, как тот, который перехватил желудок.

Надо остановить его. Ох, нет, пусть продолжает. Подольше.

— У него ушел целый день, — продолжал звучный гипнотизирующий голос прирожденного сказочника. — На жаре пот смешивался с кровью, а мужчина не сдавался. Не мог отступиться, твердо, как никогда в жизни, зная, что по ту сторону стены ждет его судьба и будущее, то, чего жаждет сердце. И вот, сплошь содрав руки, он вцепился в колючие лозы, подтянулся на самый верх. Лишившись сил и страдая от боли, рухнул вниз в густую мягкую траву под стеной заколдованного замка.

Очнулся он под луной, голова кружилась. Не понимая, где находится, собрав последние силы, мужчина захромал по лужайке, перешел через разводной мост, вошел в огромный зал, который ему снился с детства. Как только он перешагнул порог, вспыхнули тысячи факелов. В ту же минуту исчезли синяки и порезы. В кругу факелов, бросавших свет и тени на беломраморные стены, стояла женщина, прекрасней которой он в жизни не видел. Волосы — солнечное сияние. Глаза дымчатые. Прежде чем она заговорила, прежде чем дивные губы дрогнули в приветственной улыбке, он понял, что именно ради нее рисковал своей жизнью. Она шагнула к нему и, протянув руку, сказала: «Я ждала тебя».

На последних словах Бун поднял голову, взглянул на Ану. Голова у нее кружилась, она не понимала, где находится, как мужчина из сказки. А Бун старался припомнить, когда еще так сильно билось сердце. Можно ли здраво мыслить, если кровь бросилась в голову, больно бьется внизу живота? Стараясь взять себя в руки, он пристально ее разглядывал.

Волосы — солнечное сияние. Глаза дымчатые.

Внезапно осознав, что стоит на коленях, интимно держа руку на женском бедре, готовый протянуть другую к солнечным волосам, он вскочил так быстро, что чуть не опрокинул стол, и пробормотал, не выдумав ничего лучшего:

— Прошу прощения… — Она не спускала с него глаз, на горле отчетливо бился пульс. Бун попробовал объясниться: — Буквально отключаюсь при виде крови. Вообще не могу обрабатывать царапины и порезы Джесси… — Придержал язык, сунул ей полотенце. — Лучше сами займитесь.

Ана минуту выждала, прежде чем осмелилась вымолвить слово. Как ему удалось вскружить ей голову, обрабатывая царапины и выдумывая сказку? Почему пришлось собираться с последними силами, чтобы взять себя в руки и выслушать оправдания?

Сама виновата, заключила она, протирая ссадину на локте с большей силой, чем требовалось. Слишком тонкие чувства — и дар, и проклятие.

— По-моему, это вам надо сесть, — резковато бросила Ана и, поднявшись, направилась к буфету за снадобьями. — Выпьете чего-нибудь холодненького?

— Нет… хотя да. — Подумалось: вряд ли даже галлон льда охладит пламя внутри. — Кровь всегда приводит меня в панику.

— В панике или нет, вы действуете вполне эффективно. — Она вытащила из холодильника пузатый графин с лимонадом, наполнила стакан, протянула ему. — И сказка очень милая. — Ана улыбнулась, чувствуя себя легче.

— Сказки обычно успокаивают и Джесси, и меня во время операций с йодом и бинтами.

— Йод жжется. — Она опытной рукой капнула на промытые царапины жидкость табачного Цвета из маленького аптекарского пузырька. — Если хотите, дам кое-что безобидное. На следующий экстренный случай.

— Что это? — Бун подозрительно принюхался к пузырьку. — Пахнет цветами.

— В основном так и есть. Цветы, травы, щепотка того, щепотка другого. — Ана отставила пузырек, заткнув пробкой. — Натуральный антисептик, можно сказать. Я травница.

— А…

Она рассмеялась при виде скептически сморщившейся физиономии.

— Верно. Почти все доверяют лекарствам, купленным в аптеке. Забывают, что люди сотни лет успешно лечились природными средствами.

— И умирали от столбняка, напоровшись на ржавый гвоздь.

— Действительно, — согласилась Ана. — Если рядом не было авторитетного лекаря. — Вовсе не собираясь обращать его в свою веру, она сменила тему. — Джесси сегодня первый день в школе?

— Да, с восторгом отправилась. Один я нервничаю. — Бун мельком улыбнулся. — Хочу поблагодарить вас за терпеливое обращение с ней. Знаю, у нее есть склонность цепляться к людям. Ей и в голову не приходит, что ее кому-то, возможно, не хочется развлекать.

— Это она меня развлекает. — Автоматическим гостеприимным жестом Ана выложила печенье на блюдо. — Здесь ей всегда рады. Очень славная, умная, естественная девочка, умеющая себя вести. Вы замечательно ее воспитываете.

Бун взял одно печенье, опасливо за ней наблюдая.

— Она сама облегчает задачу.

— Какой бы славной ни была ваша дочка, трудно одному ребенка растить. По-моему, даже двум родителям было бы непросто справиться с таким энергичным созданием, как Джесси. И с таким сообразительным. — Выбирая печенье, Ана не заметила прищуренных глаз. — Видимо, воображение получила от вас. Наверняка ей ужасно приятно, что родной отец сочиняет прелестные сказки.

Бун бросил на нее пронзительный взгляд.

— Откуда вам известно, чем я занимаюсь?

Удивляясь агрессивной подозрительности, Ана все-таки улыбнулась.

— Я поклонница… точнее, горячая поклонница Буна Соейра.

— Не помню, чтобы я вам назвал свое имя.

— Точно не называли, — подтвердила она. — Всегда с таким негодованием относитесь к комплиментам, мистер Сойер?

— У меня есть причины жить тихо. — Он с легким стуком поставил полупустой стакан. — Мне не нравится, что соседка допрашивает мою дочь и копается в моих делах.

— Допрашивает? — Ана чуть не подавилась словом. — Я допрашиваю Джесси? Зачем мне это надо?

— Чтобы побольше узнать о богатом вдовце, поселившемся рядом.

В этот жуткий момент она лишь задохнулась.

— Неслыханное оскорбление! Поверьте, мне нравится общество Джессики, и я не считала нужным втягивать вас в беседу.

Бун презрительно усмехнулся над ее откровенной обидой и изумлением. Он имел дело с подобными особами, причем все они приносили Джесси разочарование, огорчение, черт побери.

— Тогда непонятно, откуда вы знаете мое имя, откуда вам известно, что я отец-одиночка и чем занимаюсь.

Ана редко злилась, это ей по натуре не свойственно. Но теперь пришлось яростно бороться с гневом.

— Знаете, я сильно сомневаюсь, что вы заслуживаете объяснений, но все-таки объясню, и посмотрим, легко ли после этого будет вам разговаривать. — Она повернулась. — Идите за мной.