Джоджо Мойес - Последнее письмо от твоего любимого

Дженнифер послушно кивнула. Она уже давно поняла, что людей радует, когда она соглашается со всем, что они говорят.

— Придете ко мне через неделю. Посмотрим, как будет заживать ваша рука. Для полного восстановления потребуется курс физиотерапии, однако в первую очередь вам нужно побольше отдыхать и ни о чем не беспокоиться, хорошо, дорогая? — проговорил он, направляясь к двери.

Что она могла ему ответить?

Муж забрал ее в начале шестого, сразу после вечернего чая. Медсестры в идеально накрахмаленных халатах выстроились на первом этаже, у стойки регистратуры, чтобы попрощаться с ней. Она была все еще слаба и с трудом держалась на ногах, поэтому с благодарностью взяла мужа под руку, когда тот предложил ей помощь.

— Спасибо, что позаботились о моей супруге. Будьте любезны, пришлите счет мне в офис, — попросил он старшую медсестру.

— Мы рады, что смогли помочь, — пожав ему руку, ответила та и, улыбнувшись, взглянула на Дженнифер. — Так приятно видеть ее на ногах. Миссис Стерлинг, вы чудесно выглядите.

— Я чувствую себя… намного лучше, спасибо, — ответила Дженнифер.

На ней были длинное кашемировое пальто и шляпка без полей в тон. Он распорядился, чтобы ей в клинику прислали три наряда. Она выбрала самый неброский, не желая привлекать к себе лишнее внимание.

— Секретарша сказала, что на улице стоит толпа газетчиков — ждут девушку Кокрейна, — крикнул им доктор Харгривз, выглядывая из кабинета. — Если хотите избежать лишней шумихи, воспользуйтесь черным ходом.

— Да, вы правы. Не могли бы вы сообщить моему шоферу, чтобы он заехал с другой стороны?

После нескольких недель, проведенных в теплой клинике, воздух показался ей просто ледяным. Задыхаясь, она изо всех сил старалась не отставать от мужа и в конце концов очутилась в салоне большого черного автомобиля, уютно устроившись сзади на просторном кожаном сиденье. Дверь захлопнулась, послышалось утробное рычание мотора, и они выехали на оживленные улицы Лондона.

Она разглядывала через окно толпу газетчиков, теснившихся на ступеньках у входа в клинику, и фотографов, сравнивавших объективы. По тротуарам центральных улиц двигался нескончаемый поток людей. Подняв воротники и поглубже надвинув на лоб шляпы, чтобы укрыться от ветра, они все куда-то спешили.

— А кто такая «девушка Кокрейна»? — спросила она у мужа, который что-то тихо говорил водителю.

— Кто-кто? — переспросил он.

— Девушка Кокрейна, про которую говорил мистер Харгривз.

— А, кажется, подружка какого-то популярного певца. Они попали в автокатастрофу незадолго до…

— Все только о ней и говорят — медсестры, пациентки…

— Я отвезу миссис Стерлинг домой, — обратился он к водителю, явно потеряв всякий интерес к разговору. — И как только устрою ее, поеду в офис.

— А что с ним случилось? — спросила она.

— С кем?

— С этим Кокрейном. Певцом.

Муж посмотрел на нее, словно раздумывая над тем, как ей ответить, а затем коротко сказал, прежде чем снова повернуться к водителю:

— Он умер.

Она медленно поднималась по ступеням белого особняка с лепниной, и стоило ей ступить на последнюю ступеньку, как дверь, словно по мановению волшебной палочки, распахнулась. Водитель аккуратно поставил ее саквояж на пол в холле и тут же удалился. В дверях стояла темнокожая женщина средних лет, явно ожидавшая их приезда. Муж благосклонно кивнул ей. Дженнифер скользнула по ней взглядом — аккуратная кичка, костюм темно-синего цвета.

— Добро пожаловать домой, мадам! — воскликнула она с сильным акцентом, протягивая Дженнифер руку, и широко улыбнулась. — Мы так рады, что вы поправились.

— Спасибо… Спасибо, — запнувшись, поблагодарила Дженнифер, поняв, что не знает ее имени, но спросить не решилась.

Женщина взяла у них пальто и исчезла в недрах холла.

— Ты устала? — спросил он, внимательно глядя на нее.

— Нет-нет, я в порядке, — отозвалась она, оглядываясь по сторонам и с ужасом убеждаясь в том, что это место ей совершенно незнакомо.

— Мне пора возвращаться в офис. Я могу оставить тебя с миссис Кордозой?

Кордоза. В этом имени было что-то знакомое. Она ощутила благодарность за то, что он тактично напомнил ей имя экономки.

— Конечно, все будет хорошо. Пожалуйста, не волнуйся за меня.

— Вернусь в семь… если ты точно уверена, что все в порядке.

Ему явно не терпелось уйти. Он наклонился к ней, поцеловал в щеку и, немного помедлив, развернулся и ушел.

Стоя в коридоре, Дженнифер прислушивалась к его затихающим шагам, приглушенному реву двигателя — огромная машина отъехала от дома, который вдруг показался ей пустым и огромным.

Она дотронулась до шелковистых обоев, скользнула взглядом по полированному паркету, головокружительно высокому потолку, а потом точным, решительным движением сняла перчатки, наклонилась над стоящим в коридоре столиком и принялась разглядывать фотографии. Вот большое фото в вычурной серебряной рамке, отполированной до блеска, — их свадьба: на ней облегающее белое платье, лицо наполовину скрыто кружевной фатой, рядом стоит широко улыбающийся муж. Я действительно замужем, подумала она, я здесь такая счастливая…

Миссис Кордоза подошла из-за спины, и Дженнифер подпрыгнула от неожиданности.

— Я подумала, может быть, вы хотите, чтобы я принесла вам чая? — сложив руки на переднике, поинтересовалась экономка. — Не хотите присесть в гостиной? Я затопила камин, пойдемте, мадам.

— Это было бы просто… — начала Дженнифер, но тут же осеклась, в панике глядя на огромное количество дверей, расположенных вдоль длинного коридора. Она еще раз взглянула на фотографию. — Миссис Кордоза, — неуверенно произнесла она, — вы меня не проводите? Мне нужно присесть, я еще недостаточно окрепла.

Дженнифер и сама не знала, почему ей не захотелось говорить экономке, что она не помнит расположения комнат в собственном доме. Ей казалось, если притвориться, будто все нормально, то сначала в это поверят окружающие, а потом и она сама.

Экономка сообщила, что приготовила ужин — картофельную запеканку с зеленой фасолью — и оставила его в духовке. Дженнифер поняла, что с ужином придется подождать до возвращения мужа: правая рука все еще плохо слушалась и она решила сама не накрывать на стол, чтобы не уронить тяжелый чугунный сотейник.

Около часа она в одиночестве бродила по огромному дому, знакомясь с ним, открывая все ящики и разглядывая фотографии. «Это мой дом, — повторяла она про себя, — мои вещи, мой муж». Пару раз она попробовала, не раздумывая, найти ванную и кабинет и с радостью обнаружила, что какая-то часть ее сознания все-таки помнит это место. Разглядывая книги в гостиной, она с некоторым удовлетворением отметила, что, хотя многие из них казались ей незнакомыми, большинство сюжетов она хорошо помнила.