Поцелуи и желания (сборник) (ЛП) - Винтерс Уиллоу

Но Вишенка будет здесь... на моих губах вновь появляется улыбка. Я просто украду и ее тоже.

Кэри Энн

Он снова здесь, и снова ни черта не покупает. Хотя вряд ли он похож на человека, которому что-то нужно в магазине игрушек. Думаю, он просто приходит посмотреть на меня. Во всяком случае, мне так кажется. Но он ни единого слова мне не сказал. Может быть, я просто тщеславна или слишком увлеклась своими мыслями о нем.

Винни плохой парень... или, правильнее сказать, плохой мужчина.

Я знала его с детства, и меня притягивало его наплевательское поведение. Он всегда носил кожаную куртку и разъезжал на мотоцикле. Мне хотелось оказаться на его заднем сидении. Хотелось, чтобы он увез меня отсюда. Я стряхиваю непрошенные мысли и детские фантазии.

Я была просто маленькой глупой девчонкой. Мои родители никогда бы этого не позволили, к тому же, он был на несколько лет старше. Он не интересовался девушками вроде меня. Да и мне уже проще с этим смириться. У меня есть диплом по социальной работе, и я уже нашла работу своей мечты. Я собираюсь сделать мир лучше.

Не говорю, что Винни помешал бы мне, но я чертовски горжусь тем, что смогла сосредоточиться на учебе и своей карьере.

И достаточно умна, чтобы понимать, что здесь происходит.

Теперь Винни вернулся, и он искушает меня. Но, судя по щенячьему выражению его лица, я искушаю его не меньше.

Сердце начинает биться немного чаще, а похоть подогревает кровь. Хлоп! Я надуваю большой пузырь жвачки и прячу улыбку, когда вижу, как Винни качает головой и усмехается. Щеки обжигает румянцем, когда я смущенно опускаю голову и завожу машинку с дистанционным управлением, чтобы покупательница проверила ее исправность.

— Но я хочу эту! — кричит из тележки мальчик, и его громкий визг возвращает меня в настоящее.

Это симпатичный маленький парнишка в толстовке со снеговиком, джинсах и крошечных ботинках, которые, судя по виду, могут выдержать настоящую пургу. Но его пронзительные вопли и то, как он пинает тележку, сводят меня с ума. И вызывают головную боль.

— Хотите сразу отдать ему или упаковать в коробку? — спрашиваю я его маму. Мне жаль, что ей приходится так поздно быть здесь с двумя детьми. И, судя по всему, они ходят уже давно, учитывая, как устали дети. Она тоже выглядит чертовски измотанной. Ее волосы собраны в конский хвост, а маленький ребенок на руках норовит дернуть за серьгу — миниатюрное рождественское украшение. Я морщусь. Кажется, это больно.

Женщина отклоняется назад, чтобы ребенок не достал до сережки, и тихонько рычит сквозь зубы. Боль ясно читается на ее лице, когда она отрывает детские пальчики от украшения. Маленькая девочка визжит от восторга, а женщина слегка улыбается малышке, но пересаживает ее на другое бедро.

Не знаю, что хорошего в этой идее, потому что девочка тут же сосредотачивается на сережке с этой стороны.

— Нет, спасибо, упакуйте пожалуйста, — отвечает она с вымученной улыбкой и наклоняется, чтобы поговорить с мальчиком в тележке. — Вам придется подождать, молодой человек. — Хорошо, что она хотя бы держит себя в руках.

Мальчик смешно скрещивает руки на груди, надув губы, и мне приходится сдерживать смех, оформляя покупку.

Магазин практически пуст, когда они уходят. И остается всего пару минут до закрытия. Слава Богу. Я без сил. Я готова отсюда убраться и рада, что многие люди предпочитают покупать через интернет. Я зеваю и прикрываю ладошкой рот, а затем оглядываюсь туда, где стоял Винни. Он ушел, и, глядя на пустой проход, я хмурюсь. Не знаю почему, но мне просто хочется, чтобы он поздоровался. Просто признал мое присутствие. Раньше он никогда этого не делал, но и я никогда с ним не заговаривала. Тогда у меня не хватило смелости. Но сейчас... мне нужно смириться и дать ему понять, что я заинтересована. Я могу это сделать. Уже должна была.

На этой неделе он трижды заходил в магазин, но не купил ни единой чертовой игрушки. От этого осознания в животе все скручивается в узел.

От него ничего хорошего ждать не приходится. Мне не нравится так думать. Именно это все говорили, когда мы были младше. Они делают вид, что не знают, почему он опустился до темных делишек, когда они даже не давали ему шанса на что-то другое. Насколько мне известно, сейчас он хороший человек. Он устроил свою жизнь. И меня бесит, что я о нем плохо подумала, даже на секунду. Но тогда какого хрена он продолжает сюда приходить?

Меня бесило, как раньше родители и учителя отзывались о нем, но все же я ловлю себя на мысли, что он что-то замышляет.

А может быть, я просто проецирую свои собственные действия на его поведение. Кровь стынет в жилах от такой мысли, но я не могу сейчас об этом думать.

Я улыбаюсь, обслуживая двух последних покупателей. По крайней мере, больше нет орущих детей. На прошлой неделе я приняла столько таблеток «Адвила», что можно всерьез задуматься о покупке их акций.

Но я скоро уволюсь, эта работа не навсегда. Мне лишь нужно остаться до Рождества. Я должна. Нужно быть здесь и удостовериться, что в Сочельник все идет, как должно.

Когда магазин, наконец, пустеет, я совершаю все стандартные действия перед закрытием и заглядываю в один из проходов. Там творится настоящий хаос.

Сидни поднимает с пола кукол и ставит их обратно на полки.

— Держу пари, что это тот мелкий сопляк, — бухтит она себе под нос, когда видит меня. Мне приходится поджать губы, чтобы скрыть улыбку. У нее был действительно тяжелый день и, учитывая, что она задержалась только потому, что менеджер свалил пораньше, могу понять, почему она злится.

— Хочешь, я займусь этим, а ты приберись в третьем ряду? — предлагаю я. Знаю, что она предпочитает игрушки побольше. Они в основном в коробках, и их легче разложить.

Она вздыхает и поднимает на меня взгляд, откидывая светлые волосы с лица.

— На самом деле, мне уже все равно. Я просто устала и готова идти домой. — Она выглядит совершенно изможденной.

— Иди, — говорю я, пожимая плечами, — я справлюсь. Я все равно не против чуть побольше поработать. — Кроме того, это даст мне возможность подготовиться к Сочельнику. Кожу нервно покалывает.

— Кэри, ты святая. — Она медленно выпрямляется и потягивается, а затем неожиданно обнимает меня.

— Спасибо, — говорит она и выходит через центральные двери на парковку, даже не оборачиваясь. Для любых заведений этого города девять часов вечера — позднее время. Но в воскресенье перед праздником можно и поработать лишние три часа. По крайней мере, так думает Мороуз, но он лжец, вор и мудак. Судя по проблемам в бизнесе, можете добавить в этот список еще и тупицу.

Я навожу порядок еще в двух рядах, все время гадая, получится ли выполнить свой план, а затем выключаю свет и запираю двери. Меня тошнит от этого. Уже невыносимо, и я хочу все исправить.

Но задуманное тяготит меня. Я не преступница. А мой план — преступление. Я провожу ладонью по лицу, чувствуя жуткую усталость и нервозность, и иду по парковке. Уже поздно и фонари тускло освещают улицу. Каблуки стучат по асфальту, а в руке звякают ключи. Я внимательно смотрю себе под ноги, обходя выбоины, которые Джимми Мороуз так и не потрудился заделать. Я слышу только звук своих шагов и мне кажется, что я одна, но, когда поднимаю взгляд, останавливаюсь.

Винни.

Он стоит, облокотившись на мою машину, его мотоцикл припаркован рядом.

Винни

«Я могу по крайней мере попросить ее номер», — думаю я, выходя из магазина. Сводить ее на свидание. Может быть, тогда получится убедить ее уволиться. Или еще лучше, так утомить и затрахать до изнеможения, чтобы она не смогла работать в канун Рождества.

Мысль заставляет меня улыбнуться, пока я достаю телефон и пишу Тони. Сообщаю, что к Сочельнику все готово, а затем сажусь на байк, наблюдая за маленьким мальчиком, который на парковке без устали клянчит у мамы игрушку. Женщина выглядит так, словно вот-вот сорвется. Она подвозит полную тележку игрушек к машине, мальчик же пинает тележку, продолжая упрашивать, а малышка на маминых руках закатывает истерику.