Я выбираю... (СИ) - Евстигнеева Алиса

— Спасибо, Никита.

Дверь машины я хлопаю просто так, из любви к красивым жестам.

Накрась ресницы губной помадой,

А губы лаком для волос.

Ты будешь мёртвая принцесса,

А я твой верный пёс.

(с) Агата Кристи

Квартира встречает тишиной и одиночеством. Впрочем, здесь всегда так. Жила тут уже лет пять, а чувство, что прихожу именно домой, так и не пришло. Может быть, всё дело в том, что я в квартире и не бывала толком? Так, спала, да переодевалась. Коттедж Ребровых и тот ближе.

Сбрасывая тесные шпильки, наконец-то, выдохнула с облегчением. Правда, ноги тут же начинают путаться в длинном шлейфе платья, всё-таки, двенадцать сантиметров были приятным добавлением к моему более чем среднему росту.

Зеркало в ванной показало мне уставшую от жизни шатенку при полном параде — платье в пол цвета спелой сливы, волосы, спадающие свободными локонами, убраны на бок, а зелёные глаза выделены, на мой взгляд, излишне агрессивным макияжем. Всё это счастье дополняют длинные серьги и тёмные губы, всё того же сливового оттенка. Спрашивается, и чего вырядилась?

Первым делом с помощью салфеток стираю помаду. Ненавижу, когда делают акцент на мои большие губы. Сразу вспоминается, как в детстве все во дворе дразнили «губошлёпкой», брррр. Павда, моя любимая визажист Настя упорно борется с моими предрассудками, но меня хватает ровно до того момента, как оказываюсь наедине с самой собой.

Без помады становится лучше. Но шатенка в зеркале продолжает оставаться чужой и замученной.

Я практически утыкаюсь в зеркало в попытках рассмотреть себя, всё время пытаясь вспомнить, когда же я успела развестись со своим отражением? Ещё же совсем недавно на её месте была я, ну как недавно… год? Два назад?

Может к психиатру обратиться? Где-то читала, что есть такое психическое расстройство, когда больные перестают узнавать себя в зеркале. Даже нижнее веко себе оттянула, чтобы удостовериться, насколько я — это я. Вроде всё мое.

Надо было сегодня напиться, сейчас бы спать завалилась и ни о чём бы не думала.

Побрела обратно к входной двери в поисках сумочки. В ней продолжал вибрировать телефон. Но я бессовестно скинула звонок одного из наших клиентов. Всё ребята, на сегодня отбой. Да и не только на сегодня.

Вернувшись в ванную комнату, сравнивала себя с фотографиями, сделанными в разные промежутки жизни. Но так и не смогла понять, когда и где произошёл мой распад.

Зато телефон начал опять подавать признаки жизни, чередуя входящие вызовы с сообщениями из разных мессенджеров. Даже смотреть не стала кто. А потом позвонили в дверь. Долго так звонили, навязчиво я бы даже сказала. Пока ещё держалась, хотя уже чувствовала, что отчаянье комом подкрадывается к горлу. В дверь начали долбиться. Я только недовольно поморщилась. Сдалась я уже когда в довершение всего запиликал стационарный телефон, хотя хрен его знает, зачем он мне нужен был, меня всё равно здесь не бывало.

Вот после этого я и не выдержала. С ненавистью швырнула свой айфон в чужестранку из зеркала. Какое-то время смотрела, как по её перекошенной физиономии расходятся трещины.

А потом села на пол и разревелась, беспощадно размазывая остатки макияжа по лицу. Сидела и ревела, давясь своими беззвучными криками, до тех пор, пока тошнить не начало. Еле доползла на четвереньках до унитаза, прежде, чем меня наизнанку вывернуло.

Только после этого испугалась, когда поняла, что контролировать себя не могу. Попыталась сжать и разжать ладони, но увидела кровь на левой руке. Оказывается, когда ползла к унитазу, напоролась на осколок зеркала. Это тоже напугало. Ведь боли я не чувствовала, а вот кусок стекла, торчащий из руки, видела отчётливо.

Пришлось окончательно брать себя в руки. Хотя голова видимо ещё работала плохо, потому что вместо того, чтобы ехать в больницу, тупо выдернула осколок, а потом ещё какое-то время смотрела на кровь, хлынувшую из раны. Промыла, обработала, замотала. Благо всё было здесь же в ванной.

Затем прямо в платье запихнулась в душевую кабину и долго стояла под мощными струями, попеременно чередуя их, то на кипяток, то на ледяную воду. Видимо понимала, что если просто буду стоять под тёплой водой, в конец потеряю связь с реальностью.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде я окончательно пришла в чувства. На душе было грустно и пусто. Поменяла повязку на руке на сухую, наконец почувствовав, как же болит место пореза. Наверное, это хорошо, значит, истерика прекратилась. Сбросила мокрое платье вместе с бельем на пол и, завернувшись в большое полотенце, вышла в комнату — она же кухня, она же гостиная, она же прихожая… Хорошо иметь студию, не заблудишься.

Каким-то чудом дошла до кровати и рухнула на неё, проваливаясь то ли в сон, то ли в забытье.

Разбудили меня чужие шаги, принадлежавшие тени, по-хозяйски расположившейся у моей кухонной стойки, что разделяла обеденную зону ото всего остального. У меня даже стола нормального не было.

Сначала подумала, что это Бодлер каким-то чудом проник ко мне. И даже обрадоваться успела, правда, тут же и запаниковала.

Но тень не стала поддерживать мои иллюзии и голосом Макса поставила меня в известность:

— Знаешь, по-моему, у тебя в ванной кого-то сегодня убили.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сорвалась который раз

И опять себя ругала, дура,

Выпуская словно стаю

Отравленный дым.

Хочешь выйти, но я — пас,

Сквозняком уже и так продуло,

К черту свечи, плед на плечи,

Давай помолчим.

(с) Lascala

Я пытаюсь приподняться на локтях, чтобы лучше видеть Максима, но голова отказывается отрываться от кровати.

— Меня убило, — себе под нос бурчу я.

— Лиз… — напряжённо произносит моё имя Ребров.

Но я молчу, всё ещё надеясь, провалиться в своё уютное забытье.

— Лиз, — продолжает звать Макс. — Ты же не вены там резала?

— Что?! — от неожиданности я подскакиваю на кровати. Макс не шутит, это я по голосу слышала. Попыталась включить торшер, стоящий у кровати, и сама же застонала. Руку было больно. Ах да, бинт, рана, порез.

Максим сам зажигает верхний свет, от чего я недовольно морщусь. Зато тень, наконец-то, обретает конкретные очертания. Ребров стоит на «кухне», скрестив руки на груди. Должно быть, приехал ко мне сразу после свадьбы, ибо до сих пор был одет в костюм-тройку, правда, галстук и пиджак он снял, а жилет был расстёгнут.

На целых пол головы ниже Кирсанова, он всегда смотрелся значительно солиднее вечно взлохмоченного брата. Артур «брал» людей своим безудержным обаянием, а Макс — обстоятельностью и надёжностью.

Серо-зелёные глаза, смотрящие на меня с тревогой и укором, сначала блуждают по моему лицу, а потом упираются в мои голые ноги.

Чёрт, на мне же кроме полотенца ничего.

— Не смотри, — бросаю я ему, и, натянув посильнее полотенце на зад, спешу скрыться в ванной. Здесь творится настоящий пиздец. Весь пол, раковина, края душевой кабины оказываются уделанными моей кровью. И это не считая мокрой одежды и разбитого зеркала. Да, представляю, что подумал Максим, увидев всю эту красоту. Реально всё выглядит так, будто кто-то пал здесь смертью… мокрых.

Памятуя о возможных осколках, стараюсь не наступать босыми ногами на центр комнаты. Переоделась в халат, висевший здесь же на крючке. Оставалось только разодрать спутавшиеся после душа волосы, это занимает достаточно много сил и времени, ведь приходится действовать одной рукой.

К тому времени, как я появляюсь на «кухне», Макс уже успел заварить чай и даже налить мне в большую кружку чего-то до безумия ароматного и вкусного. У меня в кухонном шкафу валялась целая куча разных пакетиков, коробочек, мешочков с чаями — на каждый праздник кто-нибудь дарил мне очередной набор. Но поскольку в квартире меня не бывало, чай так и складывался в шкафчик над плитой, оставаясь невостребованным.