Два секрета для бывшего (СИ) - Павлова Дина

— Гера, не поясничай, — сжимает губы.

— А ты не ходи вдоль да около. Что ты хочешь знать?

— Это ведь Катя? С ребенком на руках?

— Катя. И что? — подхожу ближе. Мне не нравится этот разговор, очень не нравится.

— Небось пришла вешать лапшу на уши что это твой ребенок? Так ведь? — в его тоне снисхождение. Будто я идиот, а он один умный. В такие моменты брат меня от души бесит. — Алименты просила?

— Тебе какая разница?

— Ты же не будешь содержать проститутку? Пусть это делают ее клиенты. Да и ребенок сто процентов не твой.

— Хватит, — внутри растет ярость и боль. Да сколько ж можно! Андрей хает любую девушку, которая оказывается в моем поле зрения! И это просто невозможно. А тема детей… Она и вовсе болезненная для меня.

— Мама тебе тысячу раз сказала, что ты бесплоден. А любые справки можно подделать. Так что не будь идиотом, Гера. И хватит гоняться за признаками. К тому же… — он оглядывает меня и произносит, все также снисходительно, — Все девки готовы тебе любую лапшу на уши вешать. Красавчик-миллиардер, высокий, широкоплечий… Что еще надо? Ты мечта. А был бы курьером из «макдака», ну сам понимаешь…

— Ты закончил? — меня злят его слова. Каждый раз после разговора с Андреем такая тоска накатывает…

— Почему ты не хочешь это обсуждать?

— Потому что я занят. Мне надо готовиться к командировке. Иди уже!

Глава 10. Катя

Я захожу в дом Германа буквально на цыпочках. Я тут даже не гостья, я можно сказать пленница. Или заложница. Тревожно. А точнее — страшно. Герман — далеко не ангел. Это в первые недели знакомства я думала что он обычный человек, как все, который просто радуется мелочам и живет буквально одним днем. Да, это немного не вязалось с его образом, но он позиционировал себя именно так…

Но потом стало понятно, что Герман не такой как все. Это человек, который думает за многих, чьи планы исчисляются годами, если не десятилетиями. И кто очень мстителен. Но за что мне-то мстить? Загадка. И от этой несправедливости мне очень горько.

Аркадий Павлович видит как я переживаю и старается меня успокоить.

— Я вам покажу комнату, где вы будете жить, — он говорит так, будто я — дорогая гостья, — Вы сразу напишите список что нужно для вас и малыша. Если у вас диета, тоже скажите, не стесняйтесь. В этом доме для вас будут самые лучшие условия.

Мы идем по коридору, и я вдруг не выдерживаю:

— Вы не понимаете! — я горестно вздыхаю, — Меня Герман ненавидит!

Я это говорю с такой горечью, что Аркадий Павлович останавливается и с удивлением на меня смотрит. После чего на его лице появляется теплая улыбка:

— Вы ошибаетесь, милая девушка. Я не первый год работаю у Германа Александровича. И поверьте, все будет хорошо. А вы совсем напрасно плачете, ребенок будет думать что вам угрожает опасность.

Он это говорит с отеческой простотой и доброжелательностью, так что я успокаиваюсь.

Меня отводят в комнату, где я буду теперь жить. Но что самое поразительное, как только я захожу, следом за мной заносят красивую детскую кроватку с балдахином и кипу белья. Я продолжаю держать Котю на руках, но мой взгляд скользит по ярким детским пакетам… Тут кажется есть все: и одежда, и пеленки, и одеялки…

Затем я подхожу к кроватке. Какая же она чудесная! Она выполнена в форме корзины на небольших колесиках. Сверху висят голубые игрушки: на ниточках привязаны ракета, звезды, Сатурн с кольцом… Все такое милое и, главное, уместное… Я даже как будто успокаиваюсь… Получается пока мы ехали, люди Германа успели купить вещи для ребенка. Поразительно и очень приятно. Значит ему не плевать…

Однако в памяти тут же воскресает сам Герман. Он смотрит жестко и обиженно… И в груди снова поселяется ужас. Нет, просто с ним не будет… Но как объяснить Герману, что я никогда даже не думала о нем плохо! Ведь это несправедливо считать что я желала зла, что я изменяла… К тому же… Ну какая из меня проститутка? Ему самому не смешно? А еще миллиардер.

Я кладу Котю на кровать и раздеваю. Ребенок устал, елозит и слабо плачет. Я знаю это его состояние: вроде и поскандалить охота, но больше хочется просто спать.

— Тише, мой сладкий зайчик! — целую сына в крохотный носик, — Мы с тобой сейчас ляжем и отдохнем.

— Здравствуйте, Екатерина, — раздается голос у меня за спиной, и я поворачиваюсь. Передо мной милая девушка лет двадцати пяти в темно-синем платье и белом фартучке. — Меня прикрепили к вам. Меня зовут Аля. Я буду помогать… И как домработница, и как няня для ребенка.

— Очень приятно, — киваю.

— Я сейчас отнесу все новые детские вещи в прачечную, их простирают и продезинфицируют. На все уйдет часа три, — я утвердительно киваю, и она берет пакеты с покупками, — Еще вопрос: у вас есть предпочтения по кухне? Придерживаетесь ли вы диеты? Надо ли что-то покупать дополнительно? Я должна передать всю информацию на кухню.

— Нет, я ем как все. Все продукты… Только не употребляю острое и алкоголь.

— Поняла. Я вам принесу обед через полчаса.

Аля меня успокаивает окончательно. Она непохожа на злыдню… Как и Аркадий Павлович. К тому же я очень устала за эти полдня. Поэтому, как только няня уходит, я устраиваюсь на широкую кровать, кладу рядом ребенка, и мы мгновенно засыпаем.

Меня будит Аля… Пора обедать. Котя спит как убитый, сложил ручонки под голову, оттопырил попку и сопит. Я не решаюсь его тревожить и переносить в кроватку.

— Я вас провожу до столовой.

— А можно мне принести обед сюда? — улыбаюсь.

— Конечно.

День проходит без приключений. Я практически не выхожу из комнаты. А вот к вечеру появляется Герман. Я в этот момент сижу на кровати. Посадив Котю на колени, я хлопаю в его ладошки и напеваю ему. А мой сыночек, не спуская с меня ярко-голубых глаз, повизгивает от восторга. Ему нравятся мои вокальные данные, несмотря на полное отсутствие таланта.

Я пою песню про зайчика, когда в дверь стучатся. И судя по громкости звука, я понимаю, что это точно не персонал.

— Войдите, — я прижимаю сына плотнее к себе, и на пороге появляется Герман. Он заходит резко, закрывает дверь с силой, и та хлопает… В моем воображении это похоже на раскат грома… Но в его глазах я чувствую растерянность, совершенно ему не свойственную. Я молчу, да и он тоже. Он смотрит на меня, потом на кроватку Коти и, подумав, вдруг произносит:

— Нравится?

— Кроватка?

— Кроватка.

— Очень, — киваю, — Очень красивая.

— Тебя тут не обижают? Все в порядке?