Ирина Степановская - Под крылом доктора Фрейда

— Ну, пусть тогда они женятся. А то сейчас ее положение вообще непонятно. Поссорятся через два дня — и он ее выгонит. Куда она пойдет?

Ираклий задумался.

— Надо сделать так, чтоб не выгнал.

Коля не захотел сидеть с нянькой, и мать снова взяла его к себе.

— Не можем мы приказать этому парню жениться?

— Приказать не можем, но заинтересовать — вполне.

Лариса с сомнением посмотрела на мужа.

— Ты думаешь, он на это пойдет? По-моему, нет.

— Смотря какова будет цена вопроса. Я лично хочу спокойно пожить без нашей дочери хотя бы года три. И готов за это заплатить. Дальше видно будет.

Лариса крепко прижала к себе Колю.

— Ираклий, я не могу ее оставить здесь одну.

— Вовсе не одну. Лара, не глупи. Послушай, что я придумал. Я договорюсь с этим молодым человеком и буду переводить ему, ну, скажем, по миллиону в год. Немного, но для начинающего докторишки — очень неплохая сумма за трехлетний брак с нашей дочерью.

— Почему за трехлетний?

— Дольше он вряд ли выдержит. А если выдержит, договор можно будет продлить. Эту квартиру еще можно сдавать. Если же она вдруг взбрыкнет и уйдет от него — будет жить здесь.

— Ох, не знаю. По-моему, он не согласится. Ну, поговори с ним на всякий случай.

Лариса задумалась, однако Ираклий заметил, что после их разговора она заметно повеселела. Вечером она еще несколько раз позвонила Насте, но номер по-прежнему не отвечал.

Погода была настолько плохая, что после приема он не нашел в себе силы поехать в больницу на электричке. «Все равно отдам. Завтра или послезавтра», — решил Дима и поехал домой. Его слегка познабливало — он почти ничего не ел уже второй день. Почему-то очень хотелось супа — хотя он редко ел его, даже когда жил с родителями.

«Настя не приготовит. Куплю пакетик». Сурин посчитал мелочь и зашел в магазин. В подъезде тоже ужасно дуло, а в квартире оказалось пусто.

«Что за пристрастие к прогулкам в такую погоду?» — удивился Дима и прошел в кухню. Суп из пакетика показался ему таким вкусным, что он съел половину кастрюльки и остановился, только вспомнив о Насте. Где же она?

Стемнело. Настя не явилась и к десяти, и к одиннадцати. Дмитрий не находил себе места. В двенадцать он не выдержал и позвонил Ларисе. Последняя надежда растаяла — он все-таки надеялся, что, может быть, Настя обиделась и вернулась к родителям.

К часу его стало сильно знобить. Он снова позвонил и узнал, что Ираклий с Ларисой объезжают на машине «все старые места». Он даже не стал уточнять, что это за места, закутался в одеяло и, свернувшись, прилег на Настино место.

«Как отвратительно, как глупо устроен мир, — думала Настя, шагая под вечерним дождем. — Ведь я просила его: сходим в ресторан! Какой смысл сидеть в такой унылый вечер дома, когда есть возможность повеселиться в тепле, вкусно поесть, поглазеть по сторонам, даже потанцевать и потом на такси вернуться домой. Для всего этого нужны деньги. Они у нас были. Но он не захотел доставить мне это маленькое удовольствие. Все люди живут в плену каких-то условностей, чувства долга, размышлений о том, что можно, а что — нельзя. Вот умерла Хохлакова. По совести говоря, она была совершенно неинтересной идиоткой. Но может быть, она меня даже любила. По-своему. И разве это не причина, чтобы воспользоваться ее деньгами? Разве лучше, если бы их истратили те, к кому она была совершенно равнодушна?»

— Кого я вижу? Настя, это ты?

Долговязый парень осклабился во весь рот, шагнул навстречу.

— Батон! Рада тебя видеть. Куда идешь?

— К метро, а потом — к нашим, в парк. Они там захватили старый киоск. Думаешь, сколько может поместиться человек в таком ларьке? — Батон ткнул грязным пальцем на табачный киоск.

— Человека три?

— А пятьдесят не хочешь?

— Хочу! Все наши там?

— Пойдем со мной — увидишь.

— Пошли.

С Димой ей не бывало так хорошо, как с этими простыми ребятами. Все ее отлично понимали. Уж эти друзья никогда не отказались бы сходить с ней в ресторан, если бы подвернулась такая возможность!

— А ты где пропадала?

— Родители в Швейцарию возили.

Они вошли в метро. Батон схватил Настю за талию, подбросил за турникет, следом перескочил сам.

— Щас засвистят! — Они помчались вразнобой по лестнице вниз. И долго еще, стоя посереди платформы, хохотали, глядя друг на друга.

Как было чудесно сидеть у кого-то на коленях в старом киоске! Ребята курили. Пили кто пиво, кто водку. У Насти кружилась от радости голова. Ей дали попробовать и то и другое. Рассказывали анекдоты, травили байки. Как Насте не хотелось, чтобы эта ночь заканчивалась!

— Хочешь продлить? На. Покури. — Какой Батон замечательный парень!

Настю стало подташнивать.

— Выйди в кусты! А то еще заблюешь нас всех!

Давно уже она не слышала ничего веселее. Девушка поднялась с чьих-то колен, и ее вытолкнули в фанерную дверь.

Как хорошо, что здесь нет ключей! Не скрипят несмазанные петли, не лязгают замки! Настя быстро побежала к кустам. Дождь кончился, внезапно потеплело, и она бежала по песчаной дорожке вдаль, куда глаза глядят.

Потом она никак не могла найти дорогу назад. Киоск исчез, как будто испарился, пропала куда-то станция метро. Кругом были незнакомые улицы и незнакомые дома. Горели фонари. Настя сворачивала в переулки, надеясь отыскать какую-нибудь понятную улицу, известную площадь, но странный город — знакомый-незнакомый — все страшнее разверзался перед ней.

Она закричала:

— Эй, кто-нибудь! Помогите!

— Чего орешь! — Какая-то тетка зачем-то стояла на незнакомом углу.

— Я дорогу не могу найти.

— Родители есть?

— Есть.

— А телефон есть?

— Да, но я не помню номер.

— Дай, посмотрю. Наверняка в памяти остался.

Тетка схватила телефон и тут же исчезла. Настя постояла немного, в голове и ногах чувствовалась какая-то слабость. Потом она увидела стеклянную автобусную остановку и зашла в нее. Села на скамейку с ногами, положила голову на согнутые колени и уснула.

Больной, с легкой руки которого получил имя больничный автобус, без дела сидеть не любил. Чтобы унять его хозяйственный пыл, больному по причине грядущей выписки позволили свободно передвигаться по территории и помогать по хозяйству.

И вот заведующий больничным гаражом на свою голову поручил ему покрасить в зеленый цвет старую развалюху, собранную по приказу главного врача буквально из запчастей, а сам ушел домой обедать.