Энн Келли - Упоенные страстью

Если бы, скажем, Кейли обратилась к ней с подобной же просьбой, она бы согласилась, конечно, не раздумывая. Так почему же фактически отказала Лулу?.. И ответ ей самой уже, в сущности, был ясен: потому что Кейли это не то, что Лулу. Кейли была частью того «нормального», того «как у всех» мира, который она в своем воображении создала. А Лулу не была его частью, и, значит, ее ребенок тоже не был…

Боже милостивый, подумала Тейт, неужели в своем стремлении стать «нормальной» частичкой общества она дошла до такого, до того, чтобы оттолкнуть от себя тех, кто в детстве беспокоился о ней, кто не бросил ее тогда, когда о ней некому было больше позаботиться? Неужели она сама превратилась в одну из тех, кто шептался у нее за спиной, кто запрещал своим детям играть с ней из-за того лишь, что у нее была такая мать?

Что ни говори, а она подошла очень близко к этой черте. Чертовски близко, чего уж там скрывать! И осознание этого передернуло ее душу…

Из будки телефона-автомата Тейт набрала код Уогги, а потом номер, записанный на клочке бумаги, который с намерением выбросить она доставала и комкала сотни раз. Рука, державшая трубку, подрагивала, пока на другом конце провода звучали длинные гудки. Наконец отозвался голос, который она сразу узнала.

— Лу, — быстро сказала она. — Знаешь, я передумала. Я готова встретиться с Алирой-Джейн, если ты привезешь ее в январе в Сидней… Я… Я встречусь с вами обеими. Но только не раньше пятнадцатого. — Она не стала говорить, что за неделю до пятнадцатого у нее назначена лапароскопия, ведь ее собственные проблемы со здоровьем — пустяки по сравнению с проблемами Лулу.

— Спасибо, Тейт. — Волнение, прозвучавшее в голосе Лулу, было совсем не похоже на тот небрежный тон, с которым она сунула Тейт свой номер телефона, уходя из ресторана со словами: «Позвони, если надумаешь». — Спасибо от всего сердца! Я не могу передать тебе…

— Лулу! — прервала она, чувствуя легкую панику в душе. — Я обещаю только повидаться с ней и… время от времени быть с ней в контакте. А кроме этого… Ну, в нынешней ситуации я больше ничего обещать не могу.

Лулу, похоже, слегка усмехнулась на другом конце провода.

— Я всегда полагалась не на обещания людей, а только на свое чутье. Я позвоню тебе, когда мы приедем в Сидней.

Тейт вздохнула.

— О'кей. Да, и еще, Лу… Желаю тебе и Алире-Джейн веселого Рождества.

На линии возникла короткая пауза, прежде чем донеслись ответные слова:

— Спасибо, Тейт. Оно таким и будет. Я хочу устроить его чертовски веселым, чтобы дочка никогда не забывала его… и меня.

— О, Лу… — В трубке давно уже была тишина, а Тейт все никак не могла сдвинуться с места. Жгучие слезы застилали ей глаза.

— Я еще работаю здесь?

Джейс повернулся в кресле, оторвавшись от панорамы за окном, которую он созерцал, не видя, в сущности, ничего в течение последних полутора часов. Тейт, стоявшая на пороге, выглядела такой грустной и несчастной, что у него сердце дрогнуло от предчувствия какой-то беды. Но, испытав облегчение уже оттого, что она все-таки вернулась, он широко улыбнулся.

— Не в обычаях нашей фирмы увольнять красивых сотрудниц ни за что ни про что. Подумаешь, нагрубила боссу и обедала лишних полчаса. С кем не бывает.

Слабая улыбка появилась на ее губах, когда она медленно шагнула в кабинет.

— Я знаю, что должна извиниться и объяснить…

— Извинений не нужно, и объяснять ты ничего не должна, если сама этого не хочешь.

— Я хочу, — возразила она. — Но просто не знаю, с чего начать. Джейс, — сказала она, подходя к нему, — не говори ничего, пока не выслушаешь все, что я тебе скажу. Хорошо?

Он молча, хотя и настороженно, кивнул.

— Прежде всего… я люблю тебя. Я… — Она осеклась, когда Джейс подхватил ее и с радостным лицом закружил по комнате. Его губы прикоснулись к ее губам, а крепкие объятия, хоть и лишили ее легкие воздуха, но зато наполнили ее душу жизнью. Это продолжалось несколько мгновений, прекрасных, сладких мгновений, а когда он отпустил ее губы, дыхание его было таким же взволнованным, как и ее собственное.

— Но ты ведь обещал подождать, пока не выслушаешь все, — сказала она с легким укором.

— Я услышал все в этих трех словах. Ты не могла бы выразиться более ясно и кратко. Я умирал от тревоги, услышав, что ты должна сообщить что-то мне. Я думал, ты меня покидаешь.

Джейс коснулся лбом ее лба и заглянул своими лучистыми синими глазами в глубину ее глаз.

— Я не настолько сильная, — пробормотала она.

Он покачал головой.

— Ты самая сильная, самая храбрая женщина, Татум Милано. И я люблю тебя даже больше, чем до этой минуты представлял.

Она вздохнула и прильнула к его груди. Вот где была сила! Какими мощными и надежными казались ей удары его сердца, какими верными руки, обнимавшие ее! Сжав его шею руками, она закрыла глаза и постаралась вобрать в себя силу и уверенность, которая струилась по его жилам, и сразу ей сделалось как будто бы легче.

— Я не такая сильная, как ты думаешь, Джейс, — произнесла она наконец. — И не такая храбрая. Я была так запугана своим прошлым, что стала бояться будущего. Я говорила себе, что не хочу того, чего на самом деле хотела, ведь я не верила, что это может быть у меня. Я отказалась от цели, боясь неудачи. Я заранее считала себя неудачницей.

Она остановилась и перевела дух.

— А хуже всего то, что я позволила тому плохому, что было в моем прошлом, отравить то хорошее, что могло прийти в будущем… А ведь Фэнтези была не самой плохой матерью, если вдуматься. Она ведь любила меня, если не отдала, как другие, в приют, если составила завещание и назначила мне законного опекуна за девять лет до того… до своей смерти!

Слезы полились у нее ручьем. Они жгли его кожу сквозь рубашку, а он, попеременно шепча то слова утешения, то любви, нежно гладил ее затылок и плечи.

Постепенно ее мучительные рыдания перешли в редкие всхлипывания, но и после этого Джейс все равно не отпускал ее, желая, чтобы тепло его любви до конца передалось ей и осушило ее слезы навсегда. Она была для него самой большой ценностью во Вселенной. И он знал уже, что она будет владеть его душой и телом до могилы.

Наконец Тейт перестала всхлипывать, и вся комната как будто озарилась для него небесным светом, когда, виновато улыбнувшись, она подняла на него свои заплаканные глаза.

— Ты промок. Надо снять это, чтобы высушить. — Она провела ладонью по рубашке, словно пыталась разгладить ее. Даже с красными глазами и розовыми пятнами на лице она казалась ему самой прекрасной женщиной в мире. И самой желанной, конечно.