Лариса Кондрашова - Умница, красавица

Больше всего на свете Алик хотел того же, что и она. Он тоже хотел быть как все, только имелось одно небольшое отличие – быть лучше всех, главнее. Но быть главнее не получалось, поэтому он предпочитал быть не как все… Показать это свое желание и маме, и мальчишкам, и себе самому было стыдно – либо ты главный, либо нет. Но можно поставить цель.

– Моцарт в пять лет уже играл, а я?! Зачем я живу?! – однажды спросил Алик. Ему было семь лет. Честное слово, так и сказал.

– Алик, мы все живем для радости, – Валечка волновалась, прижимала мальчика к себе, внушала, уговаривала, – для ра-дос-ти.

– А я буду для цели, – сказал Алик, – я же мыслящий человек.

Валечка так и не смирилась с тем, что сын НЕ бегает с мальчишками по помойкам, НЕ приносит в дом железок и котят, НЕ стал своим среди дворовых мальчишек и ее никогда НЕ вызовут в школу за драки и разбитые стекла.

Кстати, отличником Алик не был, и особенно плохие отношения были у него с физкультурой: в качестве мыслящего человека он не желал прыгать через козла, играть в командные игры и бесполезно тратить время на то, чтобы кататься на лыжах. На переменах читал занимательную математику, занимательную физику, астрономию, примостившись на подоконнике, решал задачки из знаменитого сборника Перельмана и не понимал, зачем ему, человеку, живущему для цели, нужно одновременно собирать гербарии, учить наизусть стихи, изучать строение лягушки и петь пионерские песни.

Валечка привычно переживала – кажется, ее мальчик получался все-таки немного растением мимозой в ботаническом саду…

А потом Валечке повезло, ведь если Бог дает детей, он дает и на детей. В восьмом классе Алик поступил в знаменитую в городе физико-математическую школу – она и дала ему то, что не могла дать Валечка, можно даже сказать, что знаменитая школа выполнила функции отца. В восьмой класс пришел невзрачный, узкоплечий мальчик, похожий на самого младшего гнома, а аттестат на выпускном вечере получал настоящий мужчина – неторопливо двигался, умел достойно молчать и смотреть собеседнику в глаза. Не красавец, не герой-любовник, он больше не казался невзрачным и «не таким как все». Теперь лишь Валечка, да и то с трудом, могла разглядеть в этом парне, спортивном, с уверенными движениями и по-мужски жестким лицом, маленького мальчика в шарфе, с книжками и куриным бульоном.

Алик Головин имел в школе прозвище Задача. Обо всем, даже не имеющем отношения к математике, Алик говорил «это интересная задача», или «задача решена неправильно», или «это вообще не задача», что означало – ему все уже ясно.

Итак, задача: из пункта А в пункт Б вышли навстречу два человека – Алик номер один и Алик номер два.

В школе все было для Алика, словно винт вкрутили наконец в правильную гайку. Не было дневников, дневник с записью домашнего задания и замечаниями типа «жевал котлету на уроке» считался унизительным школярством для мыслящих людей, у которых уже была цель, – математико-физи-ческая… В этой школе, где тройка по математике и физике была хорошей оценкой и двойка тоже неплохой, Алик Головин быстро стал почти что отличником, и даже «ненужные» предметы его теперь не раздражали – наверное, Алику там просто было место, и считался он не ботаником, как теперь говорят, а просто умным, очень умным.

Алик Головин по-прежнему был отдельный от всех, закрытый, как захлопнутая шахматная доска, со всеми поддерживал ровные хорошие отношения и ни с кем не сближался. А спустя некоторое время Алик влюбился, но не в девочку, а в мальчишку – о господи, да не в этом смысле! Просто страстное желание, чтобы тебя заметили, выбрали, оценили, только тебя одного из всех, очень напоминает любовь, и в этом смысле можно сказать, что Головин был влюблен всего раз в жизни – в Гришку.

Самому Алику было нелегко жить—в сущности, он был классический предмет психологического исследования: не слишком уверенный в себе, скрывающий свою неуверенность за внешней сухостью, часто испытывающий беспокойство за все, и особенно по поводу возможного неблагоприятного мнения о себе, и особенно в части своих физических возможностей.

А Гришка был гений, кумир – у него все получалось легко, и первое место на олимпиаде, и им одним решенная особенная задача. К этому прилагались все мальчишеские добродетели, о которых мечтала Валечка для своего сына: подраться, нагрубить, ловко выругаться, разбить мячом окно, выпить пива в школьном дворе. Алику, который всегда помнил, что он некрасив, казалось, что Гришка—очень красивый. Сам же Гришка никогда не думал, каким его видят другие люди, – толстенький, черненький, очкастый, вылитый телевичок.

Школа была известна не только физикой и математикой, но и особенным пристрастием к экстремальным походам, лыжным и байдарочным.

И уже с первой же осени началась суета – палатки, спальники, лыжи… Суета Алика не касалась – его не то чтобы не брали, но он ведь и правда был маленький и хилый. А Гришка конечно же в походы ходил и даже предположить не мог, что из его любви к «посидеть у костра» у маленького Головина возникла ЦЕЛЬ.

Всю зиму – не одну зиму, а две, в восьмом классе и в девятом, – Алик катался на лыжах в Таврическом саду. Каждый день, задыхаясь, один круг, задыхаясь, два круга… десять кругов, пятьдесят, сто, двести, триста. На следующих весенних каникулах его взяли в главный экстремальный поход в Хибины. Его взяли бы и раньше, но раньше он сам не хотел, не мог, сам никогда не позволял себе быть хуже других, вообще быть не на высоте.

Когда Валечка увидела стоявший в прихожей столитровый рюкзак – сбоку к рюкзаку была неумело примотана палатка и завернутый в лыжные штаны чайник, – она незаметно, совсем немножко, заплакала.

Алик с трудом надел рюкзак, покачнулся и упал на пол.

– Я донесу до школы хотя бы чайник, можно?

Алик, не отвечая, на полу вылез из рюкзака, выровнял чайник, снова надел рюкзак и покачнулся вправо.

– У тебя же еще лыжи, – ужаснулась Валечка.

Алик взял лыжи, как винтовку, скособочившись, покачнулся в другую сторону и, согнув колени, свободной рукой попытался схватить за ручку огромный мешок. В мешке был запас сахара для группы на две недели – двенадцать килограммов.

Из окна дома на Таврической Валечка смотрела на своего малыша, согнувшегося под столитровым рюкзаком, палаткой, чайником, двенадцатью килограммами сахара. Плакала громко, в голос – он же маленький, он же такой маленький, меньше всех, меньше рюкзака… Бедный, бедный мальчик!..

Мальчик вернулся из похода живой.

Валечка подавала бульон и куриную ножку с пюре, как он любил, и торопила сына – рассказывай скорее все, только подробно, по порядку!..

– В первый день, когда мы ставили лагерь на берегу, была большая проблема с дровами, – значительно сказал Алик, – уже стемнело, а ярко выраженных сушин не было, понимаешь?